Ну как же себя не обожать?!

– И что в этих коробках, если позволите спросить?

– Часть фамильной коллекции ювелирных изделий. Собрана в Париже незадолго до Французской революции российским поверенным в делах при Женевской Республике. Моим прапрадедом. Говорили, что он был знаком с Жан-Жаком Руссо.

– Невелика честь. Дрянь, с отвратительным был характерцем. Предавал друзей, даже без надобности.

– Согласна. Особенно тех, кто больше для него сделал.

– Я был в его доме в Женеве. Неприятное впечатление. Будто хозяин всё ещё поблизости. Мрачно всматривается в посетителей, выискивает кому сделать пакость.

Мне страсть как хотелось уточнить фамилию поверенного и выяснить, не сделал ли Руссо какую-нибудь пакость и ему, что вполне было в духе Гражданина Женевы. Но это могло показаться неделикатным, будто я собираюсь её проверять. Тем временем дама спросила:

– Позволите закурить? Мой возраст показывает, что это не так уж пагубно сказалось на здоровье.

– Курите, конечно. Я сам курю и такого же мнения о противотабачной истерике. Как во что-нибудь вцепятся, особенно любительницы учить других, жди беды.

Мы оба с удовольствием закурили.

– Вот у нас уже нашлось что-то общее, – заключила моя собеседница.

– Вы правы. Но давайте вернёмся к коробкам.

– Кроме уникальных коллекционных вещей, там, например курица с шестью цыплятами из чистого золота на золотой же подставке с травяным узором. Ясно, что возможно бесконечное число положений и курицы, и выводка. Переставляй как хочешь.

– Вот уж это-то не заплесвенеет

– И не передаст заразу. Мне в детстве позволяли играть с птичками. Но однажды на поверхности обнаружили царапины, вещь отправили полировать, и игры прекратились. Что дальше? Две дамских табакерки с декором из алмазов и изящными сценами на фарфоре. Чистейший восемнадцатый век. Много хороших колец с изумрудами, кресты с настоящими рубинами, мелкая пластика из слоновой кости. Есть кулон, который, как утверждали, был выполнен по заказу Марии Антуанетты.

– Неужели?

– Глупости, конечно. Теперь привыкли всё на неё, беднягу, сваливать. Она тогда ещё не родилась. Есть мешочек с отличными камнями, готовыми к более современной оправке. Скорее всего, из ранних изделий после демонтажа уже вышедших из моды. Семнадцатый век тяжеловат. Двадцать лет как всё это не пересматривала. Было бы подозрительно ни с того, ни с сего копаться в плесени кремированных родственников.

– А вы не боитесь, что кто-то уже с ними пообщался и заменил цыплят, допустим, на ржавые вилки и ложки? Извините, но родственнички любят шутить такие шутки со стариками. А у тех потом бывают инфаркты.

– Как же, знаю, знаю. Но я не так проста, как кажусь.

– Да, судя по тому, как вы отбрили кардиолога.

– Я без труда убедила домашних в том, что при приготовлении диетических блюд никак не обойтись без весов. Время от времени я ими пользуюсь и не вижу, чтобы вес моего клада поменялся. Кроме того, в семье легко было бы заметить немотивированное возбуждение или экстравагантные приобретения. Народ был прост, как три копейки. Так и ушли, не зная, что лежало рядом.

– Или с кем лежали рядом. Скажите, а вам не приходило в голову объявить о том, что вы нашли клад? Вам бы отстегнули половину или сколько там полагается.

– Отдать этим? Свинья в саду не огородник. Разворуют на дачи и жёнам на аборты с наркозом.

– Итак, чего бы вам хотелось? Или не хотелось.

– Не хочу, чтобы Михаилу что-то досталось. Если бы знал о содержании сундука, давно бы меня прикончил и расчленил. И потом не стал бы мыть руки. Впрочем, у него ещё есть время.

– Вымыть руки?

– Нет, меня расчленить. Как-то не хочется об этом думать.

– Воображаю. А почему сами не хотите распорядиться драгоценностями?

– Поверьте, силы не те. Не могу же я в моём возрасте бегать по оценщикам, по скупкам, общаться с сомнительными личностями. С теми, кто хочет отмыть деньги. Скажут, рехнулась бабка.

– Да, небезопасные контакты. Чуть пронюхают, могут и убить. А меня, надеюсь, вы не держите за покупщика?

– И ни за потенциального убийцу. Но хочу, чтобы и меня не приняли за фарцовщицу из подворотни.

– Фарцовщицы не только в подворотнях. Вот, говорят, что этим балуется и мадам Громыко, жена министра иностранных дел.

– Хороша была бы компания.

Я чуть обдумал ситуацию и заключил:

– Екатерина Никитична, ничего сказать не могу, я даже диагнозы с ходу не сообщаю, даже если наверное знаю. Но есть такое соображение. Допустим, вас обокрали или собираются обокрасть. Милицию такие дела не интересуют, если вы – никто. Тогда самое надёжное это обратиться за советом к другим ворам.

– Не поверю, что у вас есть кто-то на примете!

– Поверите. Недаром говорят, что совпадения это шуточки судьбы. Ровно сегодня на приёме в поликлинике была специалистка в этой области.

Согласилась:

– Да, свежая мысль. Но нужно подумать, прежде чем приглашать лису в курятник.

– Подумаю. Жду вас на следующей неделе.

– Благодарю вас, доктор.

Всё это было любопытно, даже увлекательно. Но оставалось впечатление, что я занимаюсь не своим делом. Сказал ей:

– Да, напоследок давайте условимся об одном. Я постараюсь найти вам консультанта, но сам не хочу иметь никакого дела с вещами. Ни видеть их, ни, тем более, к ним прикасаться.

– Я вас понимаю. На условие согласна.

Действительно, врач с кем только не пересекается. На другой день я нашёл историю болезни Веры – адвоката, больной с несахарным диабетом. Кто-то, кажется из отделения милиции, мне шептал, что она недоучившийся адвокат, а её муж или сожитель известный вор в законе. Если уж менты знают, то должен быть, один из известных, у них там свои сферы влияния, своя геополитика. Решил, что для консультанта это элитная парочка – идеальный случай. Узнал телефон, позвонил и сказал:

– Вера Ефимовна, вы забыли взять направление на анализы. Кроме того, у меня есть к вам личные вопросы.

Сообразил, что ещё надо было как-то избавиться от присутствия медсестры при разговоре. Самое лучшее было пораньше её отпустить. И добавил:

– Завтра я оставлю вам в регистратуре талон на конец приёма.

– Есть, хозяин! Завтра буду.

Вера была моей постоянной пациенткой. Долго ходила по врачам. Ей ставили опухоль гипофиза. Я долго разбирался с диагнозом, это оказалась патология надпочечника. Вышла на хорошую ремиссию. В обиходе у неё была нормальная, юридически правильная, культурная речь, но в частных разговорах со мной она переходила на блатной жаргон. Щеголяла феней, как другие щеголяют матерком. Бравировала этим, как бы в знак обоюдного понимания и доверия, Как бы показать, что держит меня за своего. Помнится, однажды одарила комплиментом: «Доктор, вы слишком сообразительны, чтобы уважать законы». Что правда, то правда, много чего не уважаю. Но не будем отклоняться на мои моральные (или аморальные) установки.

Медсестра была счастлива коротким приёмом. С пациенткой я сначала обсудил медицинские дела и только потом объяснил ситуацию, исключив, разумеется, координаты клада.

Вера внимательно слушала. Не перебивала, будто у меня научилась собирать анамнез. Потом одобрила:

– Всё в ёлочку. Вы не побоялись рассказать про такой кусок, хотя много за меня знаете. У братвы своя честь, свой суд. Никому не дуну в ухо. Никто бабку не приколит.

– Я не беспокоюсь. Потому и попросил совета.