Ну как же себя не обожать?!

– На камешек, на другой…

– Да, так вернее. Кстати, об уникальных вещах. Музейную вещь не продашь. Её везде выследят. Никто не захочет связываться с заведомой обузой.

– То есть для лучших вещей нет выхода?

– Есть. Такой, например, вариант. Хорошо бы, если кто-нибудь из её новых знакомых по секции ювелиров случайно обронил в разговоре с музейщиками, что есть, мол, известная дарительница, которая с чем не расстанется, так это с композицией курочки с цыплятами эпохи рококо и с табакерками. Датированные вещи с хорошим провенансом. Музейщики, как рыбаки, – расставляют сети среди вдов и старых дев.

– Потрясающе! Вы, кажется, всё продумали.

– Почти. И пусть музею удастся уговорить упрямую старушку продать будущий выигрышный экспонат. У больших музеев есть госфонды для закупок. Нужно настоять на том, чтобы договор купли-продажи был обязательно оформлен в известной нотариальной конторе. Оплату нужно провести через сберкассу. Сделка с высоковольтным учреждением гарантирует от всяких поползновений правнука оспорить купчую. Это если ему посоветуют объявить себя наследником по представительству. Хотя маловероятно.

– Он просто дворовый дурак. Не с вами тягаться.

– Да уж. Какое там представительство с грязной шеей.

– Всё понял. Если за спиной будет стоять большой музей, наследство становится прозрачным для всяких там органов.

– Деньги станут чистенькими и никаких придирок.

– Вера, ваша компетентность неисчерпаема.

– Спасибо за комплимент. Нотариат – моё хобби. Стараемся. Следуем правилу Ломоносова, «если где что убавится, то в другом месте прибавится».

– Я так понимаю, что вас больше интересует, откуда прибавится.

– Каждому по вкусу. И надобности разумеется.

– Да, важный вопрос – где до этого хранить запасник. Чтобы не убавилось, как вы выражаетесь.

Вера встрепенулась:

– Вот этого я и знать не хочу. Иначе чуть-что, беды не оберёшься. Всё на тебя свалят. Повар пеночку слизал, да на кисоньку сказал. Киску били-колотили… Но по нашей схеме запасник быстро закроется. Всё окажется в сберкассах и в облигациях «золотого» займа, кроме двух-трёх серьёзных вещей на руках. На случай денежной реформы. Знаем, плавали.

– Вы правы. Спасибо. Кстати, у меня нашлась бывшая медсестра, которая согласилась присматривать за Екатериной Никитичной.

– А у меня член коллектива, который присмотрит за правнуком, чтобы эта сопля морская на пятьдесят метров не приближалась к богатой родственнице.

– Как вы это сделаете?

– Если полезет, то получит ногой в пах, полежит, чтобы было время подумать, и успокоится. Таким ухарям только старух обирать.

Эти соображения я изложил Екатерине Никитичне. Подумала и спросила только:

– А вам не кажется, что мы романтизируем преступное сообщество?

– Мой жизненный опыт показывает, что если поклянутся, то с ними иметь дело надёжнее, чем вязаться с наглыми следователями и так называемыми народными судьями.

– Да, и я того же мнения.

Все проблемы решились, когда один из крупнейших музеев приобрел проблематичную курицу. Осталась мелочёвка на расходы. Впрочем, кому они мелкие, а кому и нет.

– Курочка по зёрнышку клюёт и сыта бывает, – заметила Екатерина Никитична. – Вот и я, наконец, сыта. Сказала бы, что по горло, но эта метафора меня угнетает.

Да, была сыта, прожила в сытости и довольстве еще десять лет в окружении новых друзей и знакомых.

При счастье все дружатся с нами.

II

Но похождения курочки восемнадцатого века на этом не кончились. Странно было, что она никогда не появлялась в открытой экспозиции. Пока через много лет я не увидел буклет с ювелирными изделиями на аукционе отеля Друо в Париже, где на фотографии эта композиция и увеличенная гравированная подпись на подставке были вполне узнаваемы.

Мне до этого рассказывали искусствоведы, что известная дама-куратор московского музея погибла в автомобильной катастрофе. Жалко, но бывает. Однако, не всегда случается, что при инвентаризации в коллекции не оказывается самых ценных единиц хранения. Но, ясно, уголовное дело не заведешь, с мёртвой не спросишь. То есть спросить-то можно, но не ответит. Факт тот, что композиция каким-то образом оказалась во Франции. Когда я осторожно начал задавать вопросы, дама-аукционерша занервничала, заявила, что это другая вещь, пробная отливка, и отказалась вести переговоры об экспертизе. Насчёт отливки это чушь. Будто после пробной была ещё какая-то отливка. Это вам не гравюра. Никто пробными отливками из драгметалла не торгует. Их просто переплавляют и пускают материал в оборот, используя скорректированную форму. Я успокоил брокеров, сказав, что это всего лишь моё праздное любопытство, больше ничего. После этого птица со своим выводком прочно обосновалась на исторической родине. Произведения искусства тоже репатриируются. Богатый французский покупатель из Лиона предпочёл остаться в тени.

Вернёмся, однако, к началу истории.

– Скажите, как мне отблагодарить Веру Ефимовну? – обратилась ко мне Екатерина Никитична.

– Я у неё узнаю.

Спросил у Веры. Ответила:

– Я счетов не выставляю. Но буду рада хорошим серьгам. Есть, однако, нюанс. Как вы знаете, я не одна. И нам по делу нужно ожерелье. Не слишком дорогое и не слишком дешёвое. Для наживки.

Я передал это пожелание старой даме. Та сказала, что Вера получит и то, и другое, на всякий случай по дарственной:

– Мало ли кому придёт в голову потребовать у Веры Ефимовны уточнений относительно того, откуда эти украшения. Не будем забывать про её деликатный статус.

– Она себя определяет как теневого юрисконсульта.

– Я не специалистка по гангстерскому кинематографу, но что-то мне напоминает «Крёстного отца». Помните, личный юрист дона Корлеоне.

– Как же. Том Хэген. По роману он распорядился подложить в постель «трудного» режиссера лошадиную голову ценой в полмиллиона долларов.

– И актёр получил роль.

– Да, получил. Вряд ли Вера достигла таких голливудских высот. Но с идеей дарственной у неё свои соображения.

– Какие?

– Она просит оформить бумагу только на пару серёг.

– Ей виднее. Я сделаю бумагу на серьги с изумрудами в бриллиантовом обрамлении. Она того заслуживает. Это её гонорар. Напишу в дарственной, что спасла мне жизнь.

– Как?

Екатерина Никитична развела руками:

– Как? Разве вы не знаете? Вытащила за ногу из-под трамвая.

– Ого! Явно заслуживает. А вы, я вижу, становитесь всё находчивей. Приятно видеть.