Ну привет, заучка...

И затем, подхватив за талию, посадил на него, расположив таким образом, чтоб оказаться между моих раздвинутых ног. Лицом к лицу.

Я в панике огляделась. Вокруг ходили студенты. Толпами. Ни одного знакомого лица. Да и вряд ли бы мне помогли, даже окажись здесь ребята из группы. К Алиеву не лезли без нужды. А за меня, кроме Татьяны Викторовны, никто и не заступался никогда. Но она сейчас на стоянке, разбирается со своими мужчинами. А я — здесь, в углу рекреации, за кадкой с большущей пальмой. И Алиевым между ног.

— Ну привет, заучка… — голос его, хрипловатый и низкий, и взгляд, абсолютно больной, блестящий какой-то, вызывали дрожь.

— Отпусти! — я дернулась прочь, но он оперся руками по обе стороны от моего тела, не давая соскочить с подоконника.

— Да чего ты убегаешь? Поговорим, а?

— Не о чем! Пусти!

Он внезапно наклонился ко мне, опять вдохнул запах волос… Господи, токсикоман какой-то! Дались ему мои волосы! Я опять рванула, но он перехватил легко, пятерней зарылся в пряди на затылке, прихватывая косу у основания и отгибая мою голову в сторону. Как и хотел, вчера, в пьяном бреду! Я дернулась, понимая, что кричать бесполезно, что меня за гомоном и не услышит никто, а он наклонился и вжался губами прямо в мою шею, как вампир из сериала, что я смотрела накануне.

На меня нахлынуло острое чувство дежавю, словно все это уже было! Да ведь и в самом деле было! Во сне! И сейчас — наяву! Он целует меня, облизывает шею, прерывисто дышит, прижимает другой рукой к себе за талию, заставляя ноги раскрыться еще шире, и ему такая теснота очень даже нравится.

Алиев прикусывает мою кожу, болезненно и жадно, шепчет неразборчиво и жарко:

— Не бегай от меня, не бегай, дурочка, заучка глупая, я же хочу тебя, пиздец как, чувствуешь?

И сильнее, рывком, на себя, и ладонь под попу, чтоб практически снять с подоконника, посадить на себя, и да! Я чувствую, очень даже чувствую, как он меня хочет. И от этого внутри становится еще страшнее, еще жутче, потому что то, что происходит, это просто за гранью, это не со мной, нет…

Но, оказывается, я еще не знала, что такое "за гранью". Потому что я там оказалась, когда он перестал шептать, а сжал меня, окончательно сажая на себя и добрался до губ. И не ощутил сопротивления. Потому что не было его, сопротивления. Я в таком шоке была, в таком ужасе, что даже не могла ничего сделать. И тело само действовало. И как, когда, каким образом я умудрилась обхватить его ногами? И обнять, зарываясь в густые черные волосы пальцами? И ответить на бешеный поцелуй? Впустить в свой рот, позволить там хозяйничать? Не могу сказать, не знаю я этого. И тогда не понимала, и потом тоже.

Зато Алиев все понял правильно, потому что вцепился в меня, кажется, сразу всюду. И талия, и грудь моя не остались без внимания, и губы, и скулы, которые он обцеловывал лихорадочно, матерясь сквозь зубы восхищенно, рассказывая, что он со мной сделает, и как, и сколько раз… И мое темное подсознательное было с ним полностью согласно в тот момент. И я не знаю, каким образом можно вообще все объяснить, происходящее со мной. И я не понимаю, как это вообще все случилось. И мне страшно представить, что случилось бы дальше… Потому что Алиев сошел с ума, это было очевидно. И меня свел. Наверно, это такой особый, заразный вид безумия.

— Молодые люди, — густой бас тренера по футболу прозвучал отрезвляющим громом, — звонок уже был. И вы в учебном заведении находитесь. Алиев, ты совсем совесть потерял, я смотрю. Ну-ка на занятия!

Я задергалась, осознавая произошедшее и сгорая от стыда. А Алиев нехотя отпустил меня, переплел наши пальцы, прижимая к себе, удерживая, позубоскалил с тренером, и пошел на второй этаж, к аудитории, где у нас должна быть пара Татьяны Викторовны.

Все это время он со мной не говорил, только тормозил пару раз на лестнице, чтоб опять наброситься на мои беззащитные уже перед его напором губы. И отрываясь каждый раз с трудом и большой неохотой.

А я… Я в каком-то ступоре находилась от всего происходящего, не могла его остановить, дрожала, как паутинка на ветру от его прикосновений, ощущая, как вся кожа моя моментально высохла, натянулась, желая ощутить влагу. Его бешеных поцелуев.

Он оставил меня возле аудитории, поцеловав напоследок настолько сладко, что я еле на ногах удержалась. Посмотрел в глаза, придержав за подбородок:

— После занятия не вздумай никуда уходить, поняла? Со мной пойдешь.

И ушел, не дав мне даже возразить.

Как во сне я зашла в аудиторию, заметив только, что пара еще не началась, и Татьяны Викторовны не было. Уселась в самом углу, машинально пытаясь прикрыть горящую от его несдержанных поцелуев кожу.

И трогая измученные губы.

И только теперь осознавая, что я наделала. Что я совершила. И понимая, что никуда мне не деться теперь. Что я сама, сама дала ему повод, возможность… И не поможет мне никто больше, даже моя учительница. Потому что я все сделала сама. Отдалась во власть его рук, его губ, его жажды. Сама. Сама. Сама.

Я еле успела спрятать полные слез глаза, когда вошла Татьяна Викторовна.

Увидела меня. Нахмурилась, бросив папку с документами на стол.

— Так. Все готовимся к самостоятельной по Анне Ахматовой.

И, не слушая протестующего вытья студентов, стремительным шагом вышла из аудитории.

8

— Это че за кузнечик к тебе клеился сейчас?

Тихий угрожающий голос застал врасплох, заставил вздрогнуть. Слишком близко. Как и его хозяин.

Я выдохнула, развернулась, с независимым видом задрав подбородок.

— Не твое дело, Алиев, — процедила презрительно, — дай пройти.

Да, я уже вот так умела. И в данный момент собою невыносимо гордилась. Всего два месяца назад я краснела, бледнела, в обморок практически падала от его близости. И он чувствовал это, знал, что ничего не могу поделать, не могу противостоять. И пользовался, гад. На всю катушку.

И, если б тогда, после урока Татьяны Викторовны, когда она выбежала явно с ним разговаривать, и вернулась взъерошенная, но спокойная и довольная, Алиев меня встретил, как хотел, воспользовался бы моей слабостью перед ним, то… То все уже было бы по-другому.

Ну, для меня, по крайней мере.

Но Алиева не было после уроков. И я до сих пор со стыдом вспоминала мелькнувшее ровно на одну секунду чувство сожаления и досады. Но тут же устыдилась и обрадовалась, что его нет.

И пошла на кафедру, потому что работы было очень много. И домой потом ехала вместе с Татьяной Викторовной и ее женихом. И они опять очень мирно и спокойно общались, словно не было той ужасной сцены возле университета сегодня. Похоже, разобралась-таки Татьяна Викторовна со своими мужчинами. И потом еще и Алиеву на инерции прилетело. Очень эффективно. Просто мастерски. И мне учиться у нее и учиться…