Ну привет, заучка...

Я так и не стала ничего выяснять, твердо решив раз и навсегда, что не мое это дело.

Как и то, куда моя учительница исчезает практически каждую ночь. Возвращаясь под утро. Истерзанная и счастливая.

Я была рада, что она, похоже, достигла взаимопонимания со всеми участниками этой странной истории, и больше не будет драм. И мне их не надо было.

Алиев начал исправно ходить на занятия, и даже к Татьяне Викторовне. Но меня больше не трогал. Никак. Разве что взглядом. Но уж им по полной программе. Мне даже оглядываться не надо было, чтоб понять, что он зашел в аудиторию. Тяжесть его темных глаз падала сразу на плечи, прижимала к земле, заставляла губы сохнуть и фантомно болеть. От воспоминаний о его настойчивых грубых поцелуях. Я глушила в себе эти картинки, эти ненужные мне эмоции, но они все равно мучили. Потому что да, Алиев не подходил. Не говорил. Не трогал.

Но смотрел. Но не подпускал ко мне никого. Вообще. И если сначала над этим смеялись, подкалывали меня, девчонки ревниво косились и даже что-то шипели, поймав мой взгляд у зеркала в вестибюле, о том, чтоб отвалила от него, то потом… Потом как-то все привыкли, что я — занята.

Хотя я не была занята! Не была! Но по факту — была.

И это бесило. Я не понимала, что надо этому придурку. Раньше понимала. Ну, я думала, что понимаю. А вот теперь — нет.

Алиев стал ощутимо спокойней, перестал лазить по тусовкам, менять девочек по три штуки за раз, и увлекся спортом. Он и до этого был довольно спортивным, другие сюда просто не попадали, не проходили вступительные тестирования по физкультуре, но теперь девочки говорили, что он начал делать это серьезно.

Я не собирала слухи о нем, совершенно. Просто как-то сами прилетали.

А еще он мне писал.

А я не банила больше.

Хотя его смс порой выходили за рамки приличия.

"Заучка, спишь?"

"В чем ты сейчас?"

"Фотку?"

"Не отвечаешь… Но читаешь. Хочешь, напишу, как в первый раз тебя заметил? Ты тогда уронила сумку. И встала передо мной на колени. В вестибюле, помнишь? И глаза свои подняла на меня. Я сразу представил, как беру тебя за волосы, как ты открываешь рот и…"

Я удаляла такое, не дочитывая, не желая знать, что он там себе воображал. О чем думал, глядя, как я стою перед ним на коленях. И не отвечала ему. Никогда.

А он писал.

"Не стала читать?"

"И правильно. Мудак я"

"Хочешь выйти поболтать? Я у подъезда"

Я подходила к окну и видела его навороченную машину у подъезда. Он уже давно выяснил, где я живу. И приезжал. Часто. Стоял, смотрел на дом. Курил. И строчил мне смс, периодически поглядывая на окна, чтоб выяснить, вижу я его или нет. И ловил меня. Всегда практически.

"Выходи. Поговорим"

"Я знаю, что Тани нет. Я знаю, что не будет ее всю ночь"

"Она не узнает"

"Выходи, заучка"

Я не выходила. Ложилась спать, глядя на вибрирующий сообщениями телефон. Улыбаясь отчего-то.

А в университете по-прежнему был его взгляд. Преследующий. Обжигающий. Тяжеленный. И это внимание постоянное, навязчивое, но в то же время словно отстраненное, словно ожидающее, будоражило, изматывало, бесило, напрягало, выводило из себя, мешало думать. Держало в напряжении, заставляя вспоминать те минуты, когда я была в его власти, в его руках. Его поцелуи, его шепот на ушко развратный, его недвусмысленное желание, транслируемое настолько ярко, что становилось больно в груди.

И вот теперь, за пару дней до Нового Года, он в первый раз заговорил со мной. И сразу же заставил вспомнить все те эпитеты, которыми я награждала его, болвана нахального. Потому что первое, что слетело с его губ, был упрек. Несправедливый и глупый.

— Дай пройти! — повторила я, глядя на него зло и неуступчиво.

Он усмехнулся и посторонился.

Я прошла мимо, гордая своей маленькой победой. В первую очередь, над собой. Смогла. В лицо сказала. И он подчинился! Успех! Уже серьезный успех!

А через час случайно разговорилась с девочкой из параллельного, и та сказала, что парень, из-за которого Алиев нарушил многонедельный обет молчания, попал в больницу. Травмы, не опасные, но довольно серьезные. И теперь пролежит все праздники с гипсом.

Я постояла, хватая воздух, внезапно ставший густым и тяжелым. А затем ярость, несвойственная мне до этого, затопила с головой.

И потребовала выхода. И я знала, где найду способ утолить свой гнев. На ком сорвусь.

В конце концов, я — хорошая ученица. Вся в учительницу свою.

9

— Алиев!!!

Парни, лениво бросающие мячи в кольцо, обернулись сначала на меня, красную от ярости, а затем, как по команде, на Алиева. Тот нахмурился, что-то коротко сказал приятелям, заржавшим в ответ развязно и нагло, и пошел ко мне.

Показательно медленно. Своей фирменной "а-ля всех поимею" походочкой. И, пока шел, я злилась все сильнее и сильнее, хотя, казалось бы, точку кипения преодолела уже в коридоре, перед тем, как залететь сюда, в зал, распугав своим рыком спортсменов.

Подошел. Уставился на меня, пытаясь привычно выбить почву из-под ног своими глазами бесстыжими. Но не действовало в этот раз. Потому что все границы перешел.

— Зачем?

Алиев не стал делать вид, что не понимает.

— Потому что ты про него ничего не сказала.

— И что? Вот что? Ты теперь всех, кто ко мне просто подходить будет, будешь бить?

— Нет, только тех, у кого член есть.

Я настолько задохнулась от злости, что даже не знала, что сказать.

А он смотрел на меня, руки на груди сложил. Серьезно так смотрел. Жадно. Каждую мою эмоцию ловил.

— Ненавижу тебя, Алиев! — наконец выдавила я, уже чуть ли не со слезами, приказывая себе держаться, потому что позорно, ужасно позорно, и вот так вот перед ним разреветься… — Ненавижу!!!

— Это хорошо.

Я не выдержала и ударила его. С размаху. Сильно. Так, что у него голова мотнулась в сторону. А у меня рука заныла. Алиев медленно вернул голову обратно, и уставился в мои уже наполняющиеся испугом и осознанием глаза. И смотрел он… Страшно. Я не могла двинуться, пригвожденная к месту его жутким взглядом, и глядела, глядела, глядела на него, не отрываясь.

В зале наступила мертвая тишина. Только мяч, выпущенный одним из парней сиротливо попрыгал по полу, уныло бумкая.

Бум. Бум. Бум. Бум…

На пятом "Бум" меня словно вихрь подхватил, вынес из зала, и в себя я приходила уже за закрытой дверью мужской раздевалки. Наедине с Алиевым. Так что, так себе приход в себя.

— Сучка, вот сучка! — шипел он, насильно удерживая меня у стены за плечи и не замечая мои пинки по голеням. Даже не морщился. Злой, такой злой! Похоже, неведомая мне забастовка закончилась, и вернулся прежний грубый и бешеный Алиев. Мне оставалось только бороться и сожалеть о своей глупой несдержанности. Надо же, в себя поверила! Решила, что смогу противостоять ему! Глупая, вот глупая! И не спасет ведь в этот раз никто! Позаботился, гад! Дверь закрыл. Кричи не кричи. Но я все же попробовала, наудачу.