Няня для сурового папы
Шрифт:
После ужина мы убираем со стола. Девочки по очереди принимают ванну и смотрят мультфильм на ночь.
То, что случилось на кухне, мы с Бурым не обсуждаем. Да и возможности нет, даже если бы хотелось, потому что девочки постоянно крутятся возле нас.
Я иду в душ самой последней, после чего надеваю в комнате пижаму и забираюсь на постель. Взгляд непроизвольно падает на ящик стола, где лежит мой альбом с рисунками. Может, порисовать?
Честно говоря, пальцы чешутся. Мне очень хочется куда-то выплеснуть пережитые днём эмоции, но даже страшно
— Можно? — раздаётся стук в дверь, а через мгновение в комнату заглядывает Миша.
— Эм… Да… Проходи, — растерянно оглядываю его с ног до головы, чувствуя, как при его появлении снова начинает тарахтеть сердце, а нервы натягиваются, как струны на контрабасе. — Девочки спят?
— Ага, уснули. А мне не спится. Есть захотелось. — выгибаю бровь, глядя на ведёрко с мороженым, которое Бурый вытаскивает у себя из-за спины. — Ты вроде мороженого хотела?
— Так я же болею? Мне нельзя… — с подозрением кошусь на ведёрко с которого Миша уже успел снять крышку.
— Прекращай, Марья Алексевна. Мы с тобой оба знаем, как ты болеешь, — усмехается Бурый, подойдя ближе и усевшись на кровать рядом со мной.
— На что это ты намекаешь? — краснею, подвинувшись, чтобы Миша мог спокойно поместиться на кровати вместе со мной.
— Сама знаешь. Нет, ну если ты, конечно, серьёзно болеешь, то я могу унести мороженое…
— Нет! Отдай сюда. Раз принёс, то можно чуть-чуть поесть. Чуть-чуть не считается, в конце концов. Я буду аккуратно есть и болеть дальше.
Улыбнувшись, Миша протягивает мне ложку и открывает ведёрко.
На этот раз мороженое фисташковое.
— Моё любимое — шоколадное и ореховое, — произношу, облизнув ложку. — Но когда дефицит мороженого, то любое по душе.
— В следующий раз, куплю ореховое.
Прикусываю губу, зыркнув на Бурого и зачерпнув ещё немного мороженого.
Он сказал “в следующий раз”? Интересно, что это значит в его понимании?
— Скоро у меня день рождения, ты помнишь?
— Что?! Да?!
— Караганда. Только не говори, что ты уже забыла.
— В смысле забыла? Не помню, чтобы ты мне об этом рассказывал…
— Ну, значит, сейчас говорю. И приглашаю тебя на свой день рождения.
— Приглашаешь? Куда?
Упираю взгляд в Мишу. Он так близко. И после душа вкусно пахнет. Нет, он, конечно, всегда вкусно пахнет. Но сейчас как-то по-особенному. Хотя, может быть, дело не в душе?
— На семейную вечеринку. Узнаешь, как у нас тут дни рождения отмечают.
— Я… Да мне и подарить как-то тебе нечего…
— Поверь, Маша, если ты в этот день не вляпаешься ни в какие неприятности, то для меня это уже будет охренеть каким подарком.
— Да иди ты знаешь куда! Я вообще-то…
Договорить не успеваю, потому что в этот же момент Бурый перехватывает мою руку с ложкой мороженного, которую я как раз собиралась съесть и, не успеваю я сообразить, как он уже тянет моё запястье на себя.
— Знаю, Марья Алексевна, — подмигивает, засовывая ложку с
моим мороженным себе в рот. — Но не пойду.Мы замолкаем и какое-то время сидим, не говоря ни слова. Я — потому что не знаю, как реагировать. Всё что у меня получается — это в ступоре смотреть на Бурого и слушать, как бешено тарахтит моё сердце.
Близость Бурого ощущается предельно остро. Особенно сейчас, потому что он так и не отпускает моё запястье, продолжая удерживать его в кольце своих пальцев. Также как на ужине, он снова смотрит на меня в упор. Только в отличие от того раза, он больше не улыбается. Наоборот, сейчас Бурый серьёзен как никогда. Внимательным пристальным взглядом кружит по моему лицу, так, будто пытается его изучить. Или влезть мне в голову. Или я не знаю, что ещё. Может это всё вообще только мои домыслы и больная фантазия.
— Вкусное мороженое, — выдавливаю, чтобы разорвать наконец это молчание, потому что для меня оно становится просто мучительным.
Осторожно вытаскиваю запястье из Мишиной ладони и, зачерпнув последнюю ложку со дна ведёрка, отворачиаюсь, чтобы убрать его на тумобку.
— Дело ведь не в сексе, Маша, — вздрагиваю, когда за спиной неожиданно раздаётся голос Бурого. — Я надеюсь ты это понимаешь?
Я резко вздыхаю и воздух будто застревает в лёгких, которые отказываются сокращаться дальше.
— А в чём… дело? — с трудом поворачиваю голову в сторону Миши. Его лицо очень близко — мы почти соприкасаемся носами. Дышать по-прежнему невероятно трудно. А из-за тех слов, которые он произнёс, сердце разгоняется до сумасшедшей скорости.
— Хотелось бы как-то отшутиться, но боюсь, что в этот раз ты меня не только по ноге пнёшь, — усмехнувшись, поднимает вверх руку, большим пальцем касается моей нижней губы и стирает с неё остатки мороженого.
Вдох. Выдох, Маша.
Бурый наклоняется ниже. Медленно, будто спрашивая разрешение и давая мне время передумать.
Да какой там передумать?!
Я закрываю глаза и просто стараюсь не шевелиться. Чувствую тепло на своих губах, мягкое пощипывание и трепет в груди.
Ещё немного, и это снова случится. Миша меня поцелует…
— Маша, а где папа?! Папа?! Ты где?!
Бурый резко отстраняется, подхватывает с тумбочки ведёрко из под мороженного и швыряет его под кровать. Через мгновение в комнату заходит заплаканная Тася.
— Тася, что случилось?
Малышка забирается к нам на кровать, кулачками вытирая заплаканные глаза.
— Мне плиснился стлашный сон! Можно я с вами буду спать?
Я подтягиваю Тасю выше и укладываю на подушку.
— Вот, держи, — протягиваю ей свою игрушку. — Это мой талисман. Он тебя защитит.
Мы с Мишей скрещиваемся взглядами.
Он, конечно, помнит, кто мне эту игрушку подарил.
— Пап, Тася заплакала и меня разбудила! — в спальню заходит недовольная сонная Вася. — А вы что тут все делаете?
Отлично просто. Вот именно этого вопроса я и боялась.
— Мы… ну… эм…