Няня по контракту
Шрифт:
Ничего не забылось и не стёрлось. Зря она сказала, что время нас развело. Наверное, акценты правильные расставило. По крайней мере, для меня — точно.
— Мороженого хочешь? — спрашиваю, слегка двинув Аньку плечом. Заигрываю, да. Дуракам можно всё. А счастливым — вдвойне. — Знаю, что хочешь. Ты всегда любила.
— Почему любила? Люблю, — жмурит Варикова глаза.
Жаль, что она о мороженом, а не обо мне сейчас говорит.
— Я сейчас. Не убегай, ладно?
— Ты совсем, Иванов, ку-ку, — крутит моя Анька у виска. — Я Мишку жду, куда мне бегать?
И впрямь, ку-ку оно и есть ку-ку.
Вначале я покупаю мороженое в упаковке, а затем вспоминаю, что она фисташковое любит. В кафе забежал. На вынос они, конечно, не дают, но я умею быть убедительным. Несу Аньке креманку с тремя зелёными шариками, орешками, листиками мяты. Представляю, как она будет наслаждаться.
Но меня ждал сюрприз. Пренеприятнейший.
Нет. Варикова не сбежала, но уже не сидела в одиночестве. Рядом с ней ошивался какой-то тип. Я его возненавидел не глядя. Только потому, что он тёрся вокруг моей зайки.
Нельзя её ни на секунду одну оставить. То деревья и змеи, то мужики — хоть на подиум. Судя по фигуре, внешне этот представитель кобелиного сообщества тоже должен быть неплох. Кто он? Что за хрен, хотелось бы мне знать?!
35.
Анна
Такое всегда случается внезапно. Раз — и приехали. Точнее, приехал. Я вообще не ожидала его увидеть, поэтому, когда на меня упала тень, я не сразу подняла глаза. Мало ли: солнце за тучи скрылось. Я, между прочим, мороженое ждала. Предвкушала. Думала, вспомнит ли Иванов, что я обожаю фисташковое и терпеть не могу клубничное.
— Анна, — бархатно пророкотал надо мной хорошо поставленный голос, и я вздрогнула.
— Лесневский, ты меня преследуешь? — спросила, всё ещё не поднимая глаз.
— Не поверишь, — обволок меня шоколадной нугой голос бывшего бойфренда, — еду я, а тут, совершенно случайно, ты.
— И ты не мог не остановиться, — я всё же окидываю его насмешливым взглядом. — Здравствуй, Игорь.
— Привет, дорогая. От судьбы не убежишь, правда?
Слишком громкое заявление. Лесневский — тоже осколок прошлого. Мы расстались где-то полгода назад. Не совпали. Он хотел семью и детей, а я слишком была увлечена работой и карьерой.
Нет, я не ждала принца на белом коне и не тосковала по Иванову вечно. Правда, отношения после того, как я обожглась и сбежала, неизменно проигрывали учёбе, карьере, каким-то другим моим интересам.
Я больше не влюблялась. Замуж не хотела выходить. Меня всё устраивало и так. А глухую тоску, что изредка нападала на меня из-за угла, я давила в себе, как могла. Это влияние погоды и луны, а также магнитных бурь — убеждала я себя.
Игорь был первым мужчиной за десять лет, с которым я рискнула жить вместе. Мы продержались год с хвостиком. А потом он стал слишком настаивать на институте брака, всё чаще заводил разговоры о детях. Все его мечты никак не вписывались в мои далеко идущие планы, поэтому мы очень интеллигентно расстались, договорившись остаться друзьями.
Всё бы ничего, но Лесневскому вдруг резко стало меня не хватать. Он начал позванивать. Изредка. А потом, вот как сейчас, внезапно появляться. Может, останься я жить там, где и жила,
наши встречи и сошли бы за случайные. Но вот так, лицом к лицу в огромной столице… Я не могла ему верить, хоть и сделала вид.— Судьбы нет, Игорь, — сказала я, осторожно двигая задницей по лавочке и убирая руку: слишком уж близко приземлился мой бывший и, словно невзначай, попытался ко мне прикоснуться.
Нет, я ничего плохого к нему не испытывала, но не хотела давать ложные надежды. Всё в нём было хорошо: красивый, мужественный, состоятельный, надёжный. За исключением одной маленькой детали: не мой. К тому же, в Лесневском жила махровая дремучая убеждённость: женщина должна сидеть дома, печь пироги, ждать мужа, рожать детей. Ходить вечно босая и беременная. Не так кардинально, конечно, но под налётом цивилизованного человека в нём жила какая-то неандертальская сущность, алчно требующая доминирования и подчинения правилам, что жили в его голове.
Нет, он никогда не поднимал руку, чтобы самоутвердиться. Лесневский был выше этого. Нет, он никогда открыто не требовал, чтобы я бросила работу, но всеми силами пытался исподволь вдолбить некоторые мысли и ценности, которые никогда не были моими. Может, как раз именно это и стало причиной расставания. Я не люблю, когда мне что-то навязывают и ограничивают свободу, которую я очень ценила.
— А что есть, Анна? Бог? Мироздание? Вечный двигатель? Человеку необходимо во что-то верить. Я предпочитаю в судьбу, что сводит нас раз за разом.
Меня слегка передёрнуло. Повеяло инквизиторскими кострами. Лесневский не похож на фанатика, но нечто в его речах пугало постоянно.
— Ты зачем сюда приехал? Вот сидел бы дома, никакой бы судьбы не приключилось. А так я начинаю подумывать, что ты за мной следишь.
— Что ты здесь делаешь? — переводит он разговор на другое. И по тому, как он это делает, я понимаю, что недалека от истины.
Чёрта с два, а не случайность наша внезапная встреча. Не то это место, где будет ехать автомобиль Игоря. К тому же, он не подъехал, а где-то остановился, прежде чем ко мне подойти.
— Жду ребёнка, — говорю я, не подумав, и вижу, как напрягаются плечи Лесневского. Он окидывает меня острым взглядом. Скользит по лицу, останавливается на груди, а потом намертво застревает на животе.
— От кого? — такое впечатление, что он мороженого объелся. — И когда успела?
Я уже хочу сказать, что он неправильно меня понял, что я теперь няня, жду Медведя с тренировки, как слышу до боли знакомый голос:
— От меня.
Димка. Я о нём и забыла немного. Стоит злой, как дым из ноздрей не валит. В одной руке — пакет, в другой — вазочка с мороженым. Фисташковым. Чувствую, как слёзы на глаза наворачиваются. Он помнит!
Потом до меня доходит, что он только что ляпнул. Но пока я собираюсь возмутиться, этот гад мне мороженое в руки суёт и улыбается проникновенно:
— Анечка, как ты любишь, дорогая. Мне даже с собой дали под клятвенное заверение, что я посуду верну. Учли твоё положение. Вы здесь что-то забыли? — смотрит на Лесневского, как на мерзкого грызуна. — Шли мимо? Вот и идите, идите. Нечего возле чужих беременных жён увиваться.
Лесневский, к его чести, не дрогнул. И поднимать свой великолепный зад не поспешил.