Няня по контракту

— А вы, собственно, кто? — цедит он медленно и, расстёгивая пиджак, расслабляется, даже ногу вытягивает вперёд. Но это всё видимость. Я Лесневского знаю. Он сейчас как хищник: только Димка зазевается — Игорь ему горло перегрызёт.

— Муж, — улыбается по-волчьи Иванов.

Я не успеваю взгляд с одного на другого мужчины переводить. Мне бы засмеяться, разрядить обстановку. Право слово, они похожи сейчас на петухов, что курицу в курятнике не поделили и ходят вокруг друг друга, перья топорщат.

— Что-то я не припомню вас в Аниной жизни, — ещё больше разваливается в небрежной позе Игорь. — А я о ней знаю всё.

— Видать не всё, — скалится Иванов. — Ты ему не рассказывала о нас, дорогая?

Внутри меня тревожно тренькает звоночек. Но в этот прекрасный миг в мою голову приходит гениальная мысль: если я сейчас подыграю Димке, то избавлюсь от Лесневского.

По его высказываниям я понимаю: он от меня не отстанет. К тому же, скорее всего, он за мной следит. Поэтому я налегаю на мороженое — не пропадать же добру. Наслаждаться не получается под высоковольтными взглядами этих двух котов драных, но вкус мне определённо нравится.

— Да как-то не пришлось, — спокойно отвечаю я Димке. — Игорь, ты прости, но нам пора.

Я поднимаюсь. Иванов ловит меня под локоть. Большого труда стоит мне не поморщиться: он так сжимает мою руку, что, наверное, синяки останутся. Но эта боль не намеренная. Иванову важно меня умыкнуть.

— Пока! — машу я ложечкой Лесневскому и ускоряюсь: за Ивановым, если ногами не перебирать, не успеть.

— Это что такое?! — шипит он, затянув меня в первую попавшуюся подворотню.

Я улыбаюсь, деланно приподнимаю брови и цокаю языком:

— Ты меня ревнуешь, что ли, Иванов?

Пауза. Я наслаждаюсь выражением Димкиного лица. Бумеранг, милый, такой: летит, летит — и возвращается. Не поймал — полбашки снесло.

36.

Дмитрий

Ревновал ли я? Да по-сумасшедшему. У меня перед глазами — красная пелена. Ещё немного — и я бы кинулся на этого великолепного самца и трахнул бы его пакетом с мороженым по таблоиду, чтобы показания счётчиков местами поменялись.

И кулаком в нос бы заехал, чтобы исправить вселенскую несправедливость: нельзя быть таким идеальным, по-бабьи красивым. Хотя Анька, конечно же, заслуживает всё самое лучшее. И этого козла, наверное, тоже. Но я против. Категорически против.

Нужно ещё пунктик добавить в договор: никакой личной жизни, пока она наша няня. За исключением отношений с одним единственным человеком. Со мной то есть.

— Ань, до греха не доводи, а? — попросил я её почти нормально, но понял, что взвинчен до небес. — Кто он?

— А вот это тебя совершенно не касается, — отвечает она спокойно и опускает глаза, скребёт ложечкой по стенкам креманки, доедая мороженое. — Спасибо за фисташковое. Рада, что ты помнишь об этом.

— Я помню, Ань, — говорю ей севшим голосом. — Я всё помню. Иногда забыть хотел, а не получается.

Она отрывается от мороженого. Взгляд у неё — испуганно-настороженный.

— Мы договорились: не сегодня, — бормочет еле слышно и косится на пакет у меня в руках. — Там ещё мороженое, да?

Я протягиваю ей кулёк, наблюдаю, как она роется, мурлыча. Выбирает, что бы ещё слопать. Волнуется. Расстроена. Обычно в такие моменты Анька может слона проглотить.

— Ещё раз увижу этого балеруна рядом с тобой, ноги ему переломаю, — угрожаю, не сдержавшись.

— Неизвестно, кто кому ещё, — налегает бессмертная Анька на мороженое, — но если что, я не возражаю. Интересно будет на это посмотреть. Давно за меня мальчики не дрались.

— Не замечал в тебе кровожадности.

— Я повзрослела, — шуршит Варикова обёрткой. — Может, мы всё же выйдем из подворотни? Время поджимает, у Мишки скоро тренировка заканчивается.

Я смотрю на часы. Чёрт. Так и не сдвинулись с мёртвой точки. У меня такое впечатление, что я танцую вокруг Вариковой, а она снисходительно поглядывает и не подпускает поближе.

Я заслужил всё это, наверное. Потому что она не могла уйти просто так. Что-то было в том прошлом, чего я не понимал, а Аня объяснять не хотела. Но за три дня доверия не вернуть — это тоже я осознавал очень хорошо.

— Пойдём, — протягиваю руку, но Анька делает вид, что не замечает. И снова от этого больно и одиноко.

Не всё так просто. Но я и не надеялся, что будет легко. Понимание простой истины усиливается, как только мы возвращаемся к спортивной школе. Этот хрен никуда не ушёл. Торчит, как каланча, руки на груди сложив. Ждёт. И вид у него вызывающе-идиотский.

— Анна! — говорит он голосом властного самца. На меня не смотрит, я для него пустое место, надо полагать. — Нам необходимо поговорить!

Это как дешёвая сцена из слабенького фильма, где герои двигаются, как куклы, и разговаривают деревянными голосами. Смеются тоже как роботы: ха-ха-ха — металлически и без чувств, губы только растягивают. Вот этот мелодраматист выглядел точно так же.

— Игорь, ты прости, нам ребёнка забирать, а обо всём остальном мы уже поговорили. С полгода назад. Помнится, ты согласился. Ничего не изменилось. Планы мои на жизнь не поменялись, так что… была рада тебя видеть.

— Не поменялись? — заступает ей дорогу этот маскулинный звероящер, щуря глаза. Взгляд у него нехороший. — А как же тогда… — кивает он на Анькин живот, и я сжимаю кулаки.

— А это тоже никак не ломает моих планов, — быстро отвечает Анька, и я слышу, как она фальшивит. Никогда лгать не умела. И сейчас позорно прокололась с нашей великолепной версией. — Диме нравится, что я работаю и строю карьеру.

— Отвали, — ласково советую я, когда Анька поспешно ныряет в дверь. Спаслась бегством, чтобы ещё чего-нибудь ненужного не наговорить и потом не запутаться.

— Я сам решу, что мне делать, — смотрит на меня сверху вниз этот тип. Да, он повыше, но его рост не преимущество, хотя он, по всей видимости, думает иначе. — И мы ещё посмотрим, кто куда свалит.

Устраивать драку на глазах сына в мои планы не входит. Как бы это отрицательный пример. Тем более, что ему сегодня влетело почти за то же самое. Поэтому я делаю последний словесный выпад:

— Прими поражение достойно. Видишь: девушка уже занята, пора это понять и признать. Кто не успел, тот опоздал.

— Посмотрим, — упрямо повторил этот непробиваемый тип и с места не сдвинулся. Видимо, решил всех взять измором.

Он наблюдал, как вышла Аня с Мишкой. Сын ещё более хмурый, чем раньше, и какой-то тихий. Но с этим я потом разберусь.