Няня по контракту

— Добро пожаловать домой, — слабо улыбаюсь я, понимая, что утром всё будет по-другому. Но до утра ещё далеко, а я тоже соскучилась.

Я как голодная бездомная кошка, ждущая хозяина, руки, что не прогонит прочь, а приласкает, защитит, не даст в обиду. Это не обидно. Хорошо быть защищённой, чьей-то.

Независимой и гордой тоже хорошо быть, но лучше никому и никогда не знать одиночества, горькой пустоты, тишины, что пугает звоном в ушах — такая она плотная и беспросветная.

— Ань, ты чего? — вытирает Димка мне слёзы. Оказывается, я расплакалась. — Всё же хорошо, моя девочка, ну перестань. Я рядом. Никому тебя в обиду не дам.

«А сам не обидишь?» — так и подмывает спросить, но я молчу.

— Иванов, — выгибаюсь дерзко в его руках, — ты ко мне разговаривать пришёл среди ночи?

Но он не ведётся. Лежит на мне, щеку ладонью подперев. Смотрит внимательно, словно изучает, в душу хочет пробраться и заглянуть, вытащить все мои потаённые мысли.

— И поговорить тоже. Только ты почему-то не хочешь, Ань.

— Успеем, — ерошу его волосы и ногтями по плечам прохожусь легонько. Ему всегда нравилось. И сейчас не остался равнодушным — вздрогнул.

— Ладно, Варикова, уговорила, — оставляет он ещё одну огненную метку на моей шее. Губы у него горячие и сухие, как я люблю, — но дай мне слово, что мы всё же поговорим.

— Хорошо, — соглашаюсь покорно, но слова не даю. Зачем? Разговоры сейчас всё испортят. Снова сделают больно, погрузят в неприятные моменты, а я хочу жить, не оглядываясь, хотя бы сегодня.

Мы не сомкнули глаз почти до утра. Ещё и ещё — на качелях выше крыши, с головой — в чувственные волны, где всегда хорошо.

Тело поёт от усталости. Телу легко и радостно. А душа… дремлет в уголочке, вздыхая. Ей тоже нужна передышка.

— Моя, — сказал Димка, прижимая меня бедром, перед тем, как провалиться в сон.

Мой махровый собственник. Властный, но нежный тиран. Немного припозднившийся, но всё же успевший путник, что добирался до меня долгих десять лет.

— Спи, — погладила я его по щеке, заросшей жёсткой щетиной. — Пусть тебе приснюсь я, ладно?

Иванов, конечно же, не ответил, только сжал в объятьях ещё сильнее. И так мне хорошо стало, уютно. Потому что не понятно, кто к кому вернулся, кто приютил, а кто облагодетельствовал.

Кажется, мы равноценны. Весы, у которых этой ночью не было и не могло быть перекосов. Только равновесие и гармония.

— Я на немножко, совсем чуть-чуть, — прикрыла глаза, чтобы отключиться почти мгновенно.

Он меня вымотал. А я всё же слабая беззащитная девочка. Мне отдых нужен. Ведь у меня что ни день, то бой. А перед боем, как известно, надо сил набраться…

40.

Дмитрий

Нас спасла только моя железная воля и любовь к дисциплине. Я умел пахать, как чёрт, спать мало и просыпаться вовремя. При любых раскладах и обстоятельствах. Без будильника.

Но с Анькой я расслабился. Отдохнул душой, хотя кому-то это и покажется смешным: всю ночь напролёт занимался любовью, а теперь рассказываю, что у меня сердце поёт.

Варикова умела своей ручкой перемешать во мне всё и каким-то чудом набрать именно ту комбинацию, что воодушевляла на новые подвиги и свершения.

Дышится легко, голова ясная, душа летает.

— Ань, подъём! Мы опаздываем! — целую я её в щёчку, а затем, не удержавшись, в шею, ушко, носик, уголок губ.

Она неосознанно тянется ко мне — сонная, расслабленная, такая родная, а потом вздрагивает, резко садится на кровати, покачивается, тараща глазищи, как совёнок. Взгляд у неё из разряда: смотрит, но не видит.

— Мама дорогая! — вскакивает она и начинает метаться по комнате. — Там же дети! Как же мы так, а?..

— Всё хорошо, Ань, успеем. У нас есть время. Вернёмся — они ещё спать будут. Я тебя довезу — и в офис.

Но мы всё равно мечемся, толкаемся в её маленькой ванной комнате. Зубы мне чистить нечем, приходится пальцем. Но это замечательно. Нет у Аньки никого — это я так, краем сознания отмечаю, потому что всё для себя уже решил, и мне всё равно, сколько Иго-го будет вокруг моей девушки виться — у всех отобью, никому не позволю ни приближаться, а особенно — трогать её и пальцем.

У Аньки синяк на щеке. Пусть только этот мудак попадётся мне на глаза — мокрого места не оставлю. Анька синяк замазывает, как и Мишкины художества. Ещё видны, хоть и побледнели весьма. Досталось ей ото всех. Ну, ничего. Всё исправим, что можно ещё исправить.

Мчимся мы на сумасшедшей скорости.

— Не гони, — командует моя Анька, а я горжусь ею и подчиняться готов. Вот только у меня внутри — ураган, нужно куда-то его выпустить, поэтому немного лихачу, сбрасывая адреналин.

Домой крались, как преступники и заговорщики. Понятное дело, что взрослое население всё заметили и на ус намотали.

Дина Григорьевна лишь головой покачала, не отрываясь от плиты. Осуждает. На Аньку жалостливый взгляд кинула. Ну, понятно. Женская солидарность, а мне даже немного ревниво: я тут, понимаешь, хозяин, работодатель и вообще слегка царь, а все на стороне моей царицы.

Бабуля вообще руки в боки заложила. Взглядом нас пристальным одарила, но комментарии придержала при себе.

— Дмитрий, — зажала она меня в сторонке, — Ты честь семьи не посрамил? — прошипела она страшным голосом.

Затруднительно ответить. Особенно не понятно, что конкретно она имела в виду.

— Очень старался оправдать твои надежды, — приложил руку к сердцу. — Ты Аню не обижай, ладно? А то знаю я тебя.

— Можешь не переживать, — царственно кивнула она головой, — уж я точно знаю, как себя вести.

Сомнительное заявление, но я уже опаздывал, поэтому поцеловал её в щёку, махнул рукой Аньке, с тоской подумав, что лучше б она рядом была, до дверей проводила, что ли. Я б и её поцеловал тоже. Но Варикова делала вид, что меня не замечает. Ну, ладно. Разберёмся обязательно. Всё ещё впереди! С этими решительными мыслями я и уехал трудиться.

Анна

Больше всего на свете я боялась расспросов. Сказать же нечего. Да и не нужно. То, что между нами случилось, — только наше с Димкой, сокровенное. Такое напоказ не выставляют. К счастью, Дина Григорьевна держала субординацию, а бабуля, хоть и кидала загадочные взгляды, в душу лезть не спешила. Мальчишки вообще в неведении пребывали, что радовало меня безмерно.

День прошёл ударно. Занятий и секций сегодня не было, поэтому мы гуляли, воевали, дурачились. Мишка в знак примирения с мальчишками выволок в парк целый мешок разноцветных пластмассовых кубиков, и дело сегодня пошло не в пример лучше, чем вчера.