Няня по контракту

— Бывшая примчалась на метле, — у меня не хватает душевных сил её даже по имени назвать. Она для меня давно безликое нечто, но об этом я должен с Аней поговорить, причём желательно вчера.

— Да. Ты. Что… — под впечатлением смакует каждое слово Кристина. Точно не она. Или играет? Я не могу быть в ней уверен. — Пришла с детьми увидеться наконец-то?

— Ты ещё в это веришь? — плююсь я в сердцах. — Ладно, проехали. Но если это ты, о хороших отношениях можешь забыть.

— Да перестань, Дим. Если мы с ней когда-то дружили, это не значит, что я с ней общаюсь или готова поддерживать. Я полностью на твоей стороне и уже говорила об этом. И меня, знаешь ли, обижает твой звонок.

Вот. Кристина наконец-то села на своего любимого конька: обиженная на весь белый свет.

— Разберёмся, — буркнул я и, прервав словопонос из перечисления Кристининых обид, отключился.

Я знал, что опоздаю. Но не ехать не мог. Настало время ставить точки над всеми буквами алфавита. Зажму Варикову в углу, свяжу, заткну рот кляпом и заставлю себя выслушать.

Но всё, конечно же, сложилось иначе. Не так, как я планировал. Я бы сказал: снова всё через жопу. Как-то по-другому и не получалось в последнее время. Кто его знает, почему. Может, потому что Анька снова появилась в моей жизни. Но я бы сейчас не променял весь сыр-бор всё шиворот-навыворот ни на что другое. Ни за что. Никогда.

Анна

Она что-то кричала. Визжала даже. Хотелось закрыть уши себе и детям. Ромка всхлипывал. Медведь сидел зелёный. Натурально зелёного цвета. Я думала, так не бывает. Но вот же — словно его кто о траву лицом поелозил.

— Хотите ко мне в гости? — спросила я неожиданно сама для себя.

— Хотим, — это Мишка сказал. Ромка и так был на всё согласен, я это по его крепкому объятию поняла да по судорожному вздоху, — забери нас отсюда.

И мы удрали. Как были. Тихонько улизнули. Сели в машину — и дёру. Потом позвоню и скажу, что всё хорошо. Пусть там орут, разбираются. Я всё равно не смогу сегодня остаться в той комнате, откуда меня вышвыривали.

— Я её плохо помню, — прорвало вдруг Мишку. Он тоже дышал шумно, но не плакал, маленький мужичок. — Она ушла давно. Сама. Папка ей не такой был. Всё время ругалась. Она. А я на папку злился. Потому что она из-за него ушла. Думал, он не даёт ей видеться с нами. А оказывается… она нас не любит?

Что я могла сказать в ответ? Какая бы она ни была дрянь, всё же мать. Легче всего сказать: да, она плохая, не люби её и не жди. Опорочить в его глазах, вымазать грязью. Но что я о ней знаю? Да ничего, собственно. Всегда такая тихоня была, неприметная. Но постоянно на всех тусовках мелькала.

Я бы даже не подумала, что она может быть… такой, как сегодня. Совершенно другой человек. А может, она всегда такой была, просто я внимания не обращала, всё в другом свете видела.

Нельзя сказать, что мы дружили очень-очень. Таких подруг в студенчестве было — пруд пруди. Все свои, родные, близкие. У меня всегда был человек, с которым я могла пооткровенничать, любой болью или радостью поделиться, зная, что не предаст и не позавидует, пожалеет и слёзы вытрет. Ирка, моя сестра. И больше всего на свете я хотела сейчас поплакать на её плече.

— У взрослых всё по-другому, — сказала я Мишке. — Вы не виноваты. Просто… у неё день плохой. Вы ни в чём не виноваты. И это не значит, что она вас не любит.

Жалкая попытка. Я видела, как поджал губы Мишка и снова свёл брови.

— У папы тоже бывают плохие дни. Но он нас любит. Я это чувствую. Даже если сердится и ругается. Мы не подарки, я знаю. Особенно я, косорукий и неудачный. Вечно во всякие истории влипаю. Ромка нет, он просто ещё маленький. А я…

— А ну перестань! — прикрикнула я на него. — И всякую ерунду на себя не наговаривай, договорились? Всё у тебя нормально. Дети должны такими быть. Живыми и настоящими.

Мишка ничего не ответил, а я разволновалась. Что у него в голове? А ещё злилась на Иванова. Как некстати он уехал. Но, положа руку на сердце, всё ведь было хорошо, пока эта крыса не явилась. Как, оказывается, одним плохим событием можно взять и разрушить всё, что потихоньку строил.

Мы уже на лифте поднимались, когда Ирка позвонила.

— У тебя всё хорошо?

У Ирки иногда включался «третий глаз». А может, потому что мы двойняшки, между нами есть какая-то мистическая связь. Потому что нередко она отзывается, когда очень-очень нужна.

— Не совсем хорошо, — честно призналась я. — И если ты приедешь, я буду рада.

— А ты где? — забеспокоилась сестра. — Ты что, детей бросила? Или тебя выгнали, Ань?

— Я почти дома. Дети со мной. Приезжай, расскажу всё остальное.

— Уже мчусь!

Ирка отключилась. А Ромашка ожил.

— Аля с бантом приедет?

Вот дался ему этот бант. А я даже не знаю, сама Ирка или с детьми примчится. Надо, наверное, перезвонить. Но сестра на звонки не отвечала — видимо, активно собиралась в дорогу. У неё манера: если что-то делает, то на мелочи, в виде телефонных звонков, больше не отвлекается.

47.

Дмитрий

— Дети пропали! — голосила мать. Ну, не то, чтобы голосила, но нервничала знатно.

— Так. Главное — без паники, я уже в городе. Сейчас во всём разберёмся. Сами по себе пропали? Взяли и исчезли?

— Нет. С няней твоей.

— Ну вот и успокойся.

— Может, в полицию обратиться? Как же успокойся? Ушла без предупреждения, ни звонка, ни гу-гу. И на звонки не отвечает. А если она их украла? Тут твоя бывшая такой концерт устроила. Грозила всеми карами мира.

— Если дети с Аней, всё в порядке, мам. Какая полиция? А с бывшей я разберусь. И с её угрозами — тоже. Не паникуй, ладно? Я знаю, где их искать.

— Есть что-то, чего я не знаю, сынок?

По-моему, она лукавила. Или тупила. Мне казалось, что всё очевидно и понятно. Оказывается, это я так считал. Или сейчас мать хочет весомых подтверждений, а не личных догадок.

— Я позвоню, мам, — мне сейчас не до разговоров по душам. Точнее, до них, но не с ней. Как-то я не готов к откровенностям по всем фронтам. Объяснения с матерью подождут. Я думал, она всё поняла. Оказывается, даже такие провидицы, как она, нуждались в «материальном» подтверждении собственных догадок.

Меняю маршрут. Мне сейчас одно нужно: увидеть их и успокоиться. Обнять Аню. Прижать к себе детей. Всё остальное решится само по себе.

Дверь мне открывают не сразу, и поэтому чёрт знает какие мысли в голову лезут.

— О! — радуется моему появлению Ирка. — А вот и папка примчался!

На её слова, правда, никто не реагирует. В квартире стоит ор, шум и гам. Удивительно, что звонок в дверь хоть кто-то услышал.

Я прохожу внутрь, нервно проводя рукой по волосам. То ли пригладить хочу, то ли наоборот. То, что я вижу, для меня идиллия. Анька сидит по центру комнаты на полу, а вокруг неё — дети. И мои, и Иркины. Играют во что-то. Галдят. Мишка улыбается.