o bdf4013bc3250c39

Озираясь по сторонам (как здорово, что поблизости никого не оказалось!), Добряков подошел к Виктору, лежавшему на траве лицом вниз.

– Ты как, Витек?

С травы раздалось невнятное, протяжное и глухое мычание.

– Понятно, - вздохнул Добряков и занялся Виктором вплотную. Приподнял

его за талию, резко дернул, пригнулся, взвалил парня на плечи и как мог

быстро поспешил к дому.

«Только бы без лишних глаз!» - кряхтел он, волоча бездыханного Виктора –

тот не шевелился и, казалось, даже не дышал.

Зина, словно зная обо всем, уже ждала их: велела нести сына на заново

постеленную кровать. Пока Добряков рассказывал о случившемся, она кое-

369

как стянула с него верхнюю одежду, протерла разбитую и кровоточащую

бровь влажным полотенцем, заклеила бактерицидным пластырем. Вытащила

из кармана бумажник, приложилась ухом к груди сына.

– Спит.

Потом набрала чей-то номер и долго разговаривала, что-то записывая.

– С подругой проконсультировалась, она медсестра. Сгоняй в аптеку, купи вот

это, - она протянула ему список и тысячную купюру. – Она говорит, скорую

можно не вызывать, достаточно ему хорошо отлежаться.

Всю ночь Виктор беспробудно спал, а наутро, слабо застонав, попросил воды.

– Слава богу, не водки, - Зина растолкла две таблетки и всыпала их в стакан

теплой воды. – Это снотворное и против тяги к спиртному. Может, все

обойдется.

Весь тот день Виктор тоже спал, а когда просыпался ненадолго, мать

потчевала его очередной дозой антидепрессанта и снотворного. А Зина с

Добряковым сидели на кухне, прислушиваясь к мельчайшим шороха.

Большой гулянки не устраивали, но напряжение последних дней сказалось и

без того, и к вечеру обоих неудержимо склонило ко сну. Зина бросила на полу

в спальне, возле кровати Виктора, старый матрац, и они, крепко обнявшись, вполне уместились на нем…

* * *

Добряков с трудом глаза открыл – настолько покойно ему спалось. Открыл и

первым делом почувствовал, что не испытывает ни менжи, ни тяги

похмелиться, ни обычной с утра депрессии. Это порадовало его, и он,

370

начисто забыв, где он и с кем, хотел было повернуться на другой бок и урвать

еще немного сна, как опять почувствовал (от этого ведь и проснулся), что

кто-то тормошит его сзади за плечи. Недовольно повернулся и сразу все

вспомнил.

Зина присела перед ним на корточках и нетерпеливо шептала:

– Да проснись же! С ним что-то странное творится! Словно белены объелся, чудит вон!

Добряков приподнялся и посмотрел, куда указывала Зина. Виктор, в одних

трусах и зачем-то с подушкой под мышкой, стоял возле окна, спиной к ним, и

бормотал что-то невнятное. Бормотанье было негромким, небыстрым, но

каким-то словно пьяным, какое бывает, когда крепко переберешь и,

одолеваемый подступающим сном, цепляешься за первые попавшиеся слова,

еще связывающие тебя с реальным миром.

– Давно он так? – спросил Добряков.

– Да минут десять уже, - ответила Зина. – Я проснулась, когда он проснулся.

Медленно так, как под гипнозом, поднялся с кровати и побрел к окну. Шел, наверное, с минуту, а потом встал вот так, как сейчас стоит, и залепетал.

– И что, все это время так неподвижно и стоит?

– Ну да.

– А подушка на что ему?

– Ты меня спрашиваешь? Так и встал с ней.

Они посмотрели друг на друга, пожали плечами. На сердце у Зины было

тревожно. Она встала, подошла к сыну и, осторожно дотронувшись до него, спросила негромко:

371

– Витя, сынок, с тобой все в порядке?

Тот совершенно не отреагировал на вопрос, продолжал смотреть в окно,

только подушку прижал к себе еще крепче.

Зина наклонила голову, пытаясь разобрать, что он говорит. Недоуменно

пожала плечами, снова прислушалась и опять ничего не поняла.

Подошел Добряков и тоже стал прислушиваться. Ему посчастливилось

больше.

«Не съедите… И Верку вам не отдам… Хрен вам в панаме!..» - удалось

расслышать ему.

Зина теперь тоже услышала.

– Точно! – спохватилась она! – Девку эту, шалаву, точно, Веркой звали!

– И он переживал, когда она ушла от него к другому, - не спросил даже, а

повторил Добряков уже известное. Потом внимательно посмотрел на

Виктора, несколько раз провел рукой у него перед глазами. Ноль внимания.

– Все ясно, Зина, - повернулся он к ней. – У него «белочка».

– Чего ты городишь? – вздрогнула Зина. – Белая горячка бывает только у тех, кто с большим питейным стажем! – пыталась она успокоить себя.

– Бывает по-разному, - терзал ее Добряков. В редких случаях бывает и после

первого запоя. Сколько он не пьет? Дня два? Ну вот, все симптомы

«белочки». – Виктор не стал говорить, что такой ранний приступ болезни

вполне была способна вызвать та «гнилая» наследственность, о которой ему

столько говорила сама Зина. – И подушка у него – та самая Верка…

372

– Та-а-ак… - протянула Зина, вся побелев, но тут же нашлась: - Надо

позвонить вчерашней подружке!

– Она же медсестра, - возразил Добряков. – Что в этом понимает?

– С наркологом работает лет тридцать! Лучше любого нарколога соображает!

Сам бог послал, как говорится…

И пока она звонила, Добряков, отстраненно глядя на Виктора, отчетливо

вспомнил свой личный опыт общения с этой «белочкой».

… В тот раз, а было это, он вспомнил, лет шесть назад, Добряков в который

раз твердо решил завязать. Мучился два дня, пил снотворное, потел,

принимал душ, пересиливая себя, хлебал куриный бульон. На третий трезвый

день поднялся более-менее свежим хотел позвонить по вычитанному в газете

объявлений телефону. Встал и отправился на кухню – покурить. Но в