o bdf4013bc3250c39

ванне вены. Парня удалось спасти, и на больничной койке он во всем

признался матери. Зину вызвал директор и обвинил в совращении

несовершеннолетнего. Она ответила, что это ложь и она подаст в суд.

Директор немного присмирел, но Зина прекрасно понимала, что этим

визитом дело вряд ли кончится. Коллеги смотрели не нее искоса, едва

разговаривали, ей передавали нелестные слова, сказанные о ней

учительницей, которую раздражали педагогические успехи Зины.

Когда отношение учителей к ней стало совсем натянутым, Зина сочла за

лучшее подать заявление об увольнении. Единственным человеком, который

130

воспринял ситуацию адекватно, был, как ни странно, отец Матвея. После

окончания уроков он заехал в школу, дождался, когда Зина выйдет на улицу, подошел к ней, представился и предложил подвезти до дома. Она

согласилась, и этот партийный чинуша, каковым за глаза считала его Зина, оказался вполне интеллигентным и порядочным человеком. Он извинился за

подростковую дурь своего сына, за то, что своим поступком он причинил ей

столько хлопот, а в конце беседы, когда они уже подъехали к дому Зины,

предложил ей не спешить с увольнением.

– Я наслышан о ваших успехах, - говорил он. – Дети вас любят. Оставайтесь.

Я похлопочу, и будьте уверены, никто на вас больше косо не взглянет.

Зина поблагодарила, возразив, что он немного ошибается: педагогом она

оказалась никудышным, а потому увольнение будет самым оптимальным

шагом в этой ситуации.

Отец Матвея оставил за собой право не согласиться и спросил напоследок:

– Вы его не навестите? Он уже дома.

– Извините, но думаю, что нет.

– Что ж, - грустно кивнул отец. – Наверное, так и впрямь будет лучше.

Переболеет, пройдет… Удачи вам! – и, захлопнув дверцу, уехал.

Поставив, может быть, и безосновательно, крест на своей педагогической

карьере, Зина устроилась на работу в продмаг, где всю жизнь проработал ее

отец. Мать обратилась к директору магазина, и тот, в память о покойном, сделал его дочь старшим кассиром.

Зина поблагодарила, выговорила у него небольшой отпуск – и запила. Запой

продолжался неделю и по внешним признакам мало чем отличался от

предыдущего, осеннего. Вот только на душе у Зины было несравненно

тяжелее. Она винила себя в том, что произошло с Матвеем, он ей снился в

131

тяжелых, кошмарных снах, наутро она просыпалась в холодном поту, и в ее

ушах звенел басовитый, с хрипотцой голос подростка, его слова, сказанные

ей в первый раз. Она мучилась и заливала эту муку очередной порцией

спиртного. Помогало это ненадолго и однажды ночью обернулось

жутчайшим кошмаром. В хмельном бреду – то ли во сне, то ли наяву – Зине

привиделся тот самый мужичонка на банкетке в диспансере, о котором все

эти годы она и не вспоминала. А тут – на тебе! Бредовый сон с погонями, диким страхом и кровью вдруг приостановился, картина раздвинулась, и

откуда-то с заднего фона видения, постепенно приближаясь, стала вырастать

угловатая мужская фигура; неловко тряся словно сведенными судорогой

руками, фигура, как в кино, наезжала все ближе, ближе, пока наконец не

вырисовалась в узнаваемую физиономию того самого алкоголика, который в

свое время признал в Зине «свою». Мужичонка ехидно ухмылялся, тыкал в

Зину кривым прокуренным пальцем и шипел шепелявым слюнявым ртом:

«Наша… наша!.. Говорил ведь, что нашей станешь!..»

Она вздрогнула и подскочила на кровати. Ледяной страх сковал ее. Она вдруг

остатками сознания поняла, что выхода из этого нет, что скверный

мужичонка прав и она – самая настоящая алкоголичка. Она схватила со

столика початую бутылку водки, трясущимися руками поднесла ко рту и

сделала несколько жадных глотков. Несколько капель спиртного

прохладными струями стекли по подбородку, устремились по горлу вниз и

высохли на горячей липкой груди. Она отхлебнула еще немного и упала на

подушку. Забываясь, с облегчением отметила, что мужичонка больше не

появляется…

Мать снова вызвала «скорую помощь», но врачи, узнав, что это не первый

запой, порекомендовали положить дочь в больницу, для чего следовало

обратиться к участковому наркологу:

132

– Наверняка ведь ее на учет поставили. Так что только через диспансер.

Знаете, где он находится?

Мать, конечно, знала и назавтра, когда дочь окунулась в очередное

беспробудное состояние, вышла из квартиры и поехала к врачу-наркологу.

– В вашем случае налицо прогрессирующий наследственный алкоголизм, -

сказал тот плачущей матери. – К сожалению, у женщин он, как правило,

неизлечим… Что я могу посоветовать вам… давайте положим ее в больницу

на полтора месяца. Подлечим, понаблюдаем, сделаем качественные

анализы…

– Что вы, доктор, ей на работу через два дня, - рыдала мать. – У меня пенсия

мизерная, как проживем-то?..

– В больнице кормят, поверьте, очень неплохо…

Но мать не соглашалась, и доктор, выписав лекарства, предостерег мать:

– Жаль, что отказываетесь. Когда придете в следующий раз, может быть уже

очень поздно. Понимаете, ведь выпить – само по себе не опасно. Другое дело

– как пить. Если выпить с радости – дело одно, а с горя – совсем другое.

Поэтому праздничные застолья сами по себе не опасны, если человек держит

себя в руках. А вот застолья алкогольные, как правило, чреваты большими

бедами, а все потому, что алкоголик не умеет держать себя в руках, да и не

хочет, как правило. Те, кто пьет с горя, - по сути алкоголики, ибо не могут

кроме как вином снять напряжение. А со временем сами ищут негатива,

чтобы иметь повод выпить. Вы не замечали, что вокруг алкоголиков всегда