o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
дорогие, выпускают их в ограниченных количествах.
– Я никуда и не спешу, - ответила Зина и стала спокойно жить. Жить-
попивать. И проценты снимать. Благо денег куры не клевали.
Прошел год, и тут новая беда – умерла мать. Перед смертью, едва двигая
побелевшими губами, она сказала дочери:
– Бог тебе судья, Зина, ни за что тебя не виню. Об одном прошу: Витеньку
береги.
Зина и берегла. Похоронив мать, почувствовала вдруг, что виновата перед
сыном, недодала ему в детстве ласки
внимания учебе, подтянула его по русскому, литературе и истории. В
результате Витя неплохо окончил школу, но поступать в институт не стал: решил сначала отслужить в армии. Однако в армию его не взяли:
обнаружилась какая-то подозрительная болезнь, причину которой врачи пока
что Зине не назвали, однако посоветовали ей внимательно наблюдать за
сыном – во избежание развития у него нежелательных и настораживающих
140
симптомов. Что это могут быть за симптомы, они тоже не сказали. Отметили
только, что особенного внимания требует поведение юноши, так как вполне
возможны нежелательные и весьма неприятные последствия.
«Мудрецы! – подумала Зина. – А чего мудрят, и сами не знают. Здоровый
парень у меня, какие там еще последствия!» - и стала жить по-прежнему. В
институт сын не поступил, идти на платное отделение категорические
отказался, хотя денег у матери хватило бы и на три отделения, решил как
следует подготовиться и пробовать на следующий год честно поступать на
бюджетное отделение. А пока что устроился слесарем механосборочных
работ на подшипниковый завод. Да так вписался в коллектив, настолько
прочно овладел профессией, что в самое короткое время получил второй
разряд, а вскоре после этого и третий.
С недавних пор Зина перешла на легкие напитки, пила пиво, коктейли, сухое
вино, однако и этим зельем могла налакомиться так, что себя не помнила.
А через год после смерти матери Зина Кузихина по пьяной лавочке
познакомилась с Егором Добряковым.
9
О своей жизни Зина, опуская подробности и лирические моменты, рассказала
Добрякову в тот же день, когда, разгоряченные недавними объятиями, они
еще лежали в постели. Зина курила и допивала последнюю бутылку пива,
Добряков свою уже выпил, смотрел в потолок и с наслаждением
прислушивался к тому, как приятная, убаюкивающая нега обволакивает тело.
– Как сам? – спросила Зина, выкурив сигарету и задавив окурок в пепельнице
на прикроватном столике.
141
– Хорошо, когда хорошо, - сладко потянувшись, ответил Добряков и
повернулся на бок – обнять ее.
– Погоди, - отстранилась Зина. – Надо подумать о добавке. Это последнее, - и
она поставила пустую бутылку на пол.
– Так… это самое… мне, конечно, неловко… - смутился Добряков.
– Но я в
общем-то на последние
тогда в киоске две бутылки купил.Она закатилась раскатистым трескучим смехом, будто пулеметная очередь
разорвала воздух. Потом еще раз, и еще. Добряков долго, пока она не
остановилась, смотрел на нее с удивлением.
– Ты чего? – не понял он.
– Да ничего, - успокоившись, ответила она. – Все один к одному. Какие же
мне все-таки мужики попадаются!
– А какие? – насторожился Добряков.
– Да все какие-то бесхозные, без гроша в кармане. Что муж был таким…
– Что я, хочешь ты сказать? – Добряков не любил, когда его с кем-нибудь
сравнивали.
– Да ты не обижайся, - улыбнулась она и ласково прикоснулась к его плечу. –
Мне это теперь абсолютно индифферентно.
– Как ты сказала? – в очередной раз опешил он. – Я не въехал. Что за слово
такое?
Она снова усмехнулась и пояснила:
– Все равно, значит. Мне все равно, какой ты. Я самодостаточна. Уже не
первый год, слава богу.
142
– Один к одному… - надувшись, передразнил Добряков. – А тот,
профессоришка твой, он вроде как был не из бедных.
– Тот профессоришка, как ты говоришь, не был моим мужиком, - задумчиво
проговорила она. – Точно так же, как я не была его женщиной. Это было…
как бы тебе сказать… Просто сумасшествие. С моей стороны, по крайней
мере.
– До сих пор забыть не можешь? – Добряков почувствовал, как в глубине
души заворочалась ревность.
– Да нет, забыла уже давно. То есть как «забыла»? Такое не забудется,
конечно. Но вот никаких тяжелых чувств это уже не вызывает. Это –
вчерашний день, даже позавчерашний. Усек?
– Усек, - кивнул Добряков.
– Молодец. За пивом сходишь?
Он начал было снова подыскивать нужные слова, чтобы не обидеть ее, но
Зина избавила его от таких мучений:
– Не волнуйся, денег я дам, если у тебя нет.
– Ты зря смеешься, - оправдывался он, натягивая брюки. – Я, между прочим, тоже инвалид - третьей группы. А пенсия совсем копеечная.
– Что ты говоришь! Впрочем, догадываюсь, если даже мне с моей второй
платят копейки.
– Но ты ведь, как я понимаю, не живешь на эту пенсию.
– Я ее даже не снимаю с книжки. Надо, кстати, как-нибудь проверить, сколько
там уже набежало. А что, ты не пробовал устроиться на работу? Третья
группа-то рабочая. Кстати, что у тебя со здоровьем?
– Да как уволился из армии, развился кифосколиоз.
143
– Это что еще за зверь такой?
– Искривление позвоночника с усилением кифоза в грудном отделе, то бишь
сутулости. Наизусть вытвердил. Ну, сутулость у меня с детства. Меня ведь
как мать во младенчестве обихаживала? Грудничка надо класть на ровное