o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
Конефно, на лицо, кута еффё?
– Вот видите, подследственный, человек даже говорит с трудом, - заметила
Анна Кирилловна.
– Ага, - съерничал Добряков, - зато пиво хлещет по-прежнему, полным ртом и
с удовольствием! Никакой гипс ему не помеха!
– Это личное дело каждого, - пресекла Анна Кирилловна, - по крайней мере, ничего противозаконного этот человек не совершил. А вот в отношении вас, гражданин Добряков, следствие продолжается, - глядя в стол, она захлопнула
свою тетрадь. – Вы свободны, гражданин
попрошу задержаться.
Рюмин встал, пробормотал «то сфитанья» и осторожно вышел, неслышно
притворив за собой дверь.
– Вот что я хочу сказать вам, подследственный, - Анна Кирилловна подняла
глаза от стола и посмотрела на Добрякова. – Я прекрасно понимаю ваше
295
состояние, но поймите и вы. Закон есть закон, и уйти от ответственности вам
не удастся. Вы должны это определенно уяснить себе. Советую вам набраться
мужества. Уверена, у вас это получится. Так что прошу вести себя на
следствии достойно. Достойно офицера. Вам понятно?
– Понятно, - кивнул Добряков. – Можно идти?
– Идите, конечно. Завтра приходить не надо, а вот подругу вашу очень жду.
Отнесите-ка ей вот эту повестку, - Анна Кирилловна черкнула что-то на
бланке и передала Добрякову.
16.
Открыв дверь, Зина встретила его в прихожей, провела на кухню, где на столе
уже стояла бутылка водки, а на блюдце аккуратными кружочками краснел
сервелат. Добряков отметил, что она уже навеселе, и спросил:
– Ты без меня расслаблялась, я вижу?
– А ты думал, я не переживаю за тебя?
– возмутилась Зина и села за стол. –
Выпила, конечно немного. Вон, пустая чекушка стоит, - кивнула она в угол, в
сторону мойки, но Добряков туда даже не посмотрел.
– Угомонись. Если
нервишки расходились – самое время хлобыстнуть немного. Будешь?
– Еще спрашиваешь! – огрызнулся Добряков. – После всего, что я там
натерпелся!
– Ну вот, сейчас и расскажешь, - она начала наполнять стопки. – А первую
давай все же за то, что явился туда, как и следовало поступить. Теперь в
любом случае к тебе отношение серьезное. Поехали! – она протянула стопку
навстречу Добрякову, он подхватил со стола свою.
296
– Рассказывай, - попросила Зина, зажевывая выпитое.
– Она меня насквозь видит, - начал Добряков. – Все мои чувства знает, будто
внутрь смотрит. Вертишься перед ней, как карась на сковороде…
– Все следователи такие, - успокоила Зина. – А что конкретно она говорила-
то, рассказывай.
– Да очную ставку мне с ним устроила.
– С Рюминым? – Зина даже перестала жевать и неотрывно глядела на него.
– Ага, - Добряков закурил, затянулся, стряхнул пепел. – Пыталась выяснить, кто из нас правду говорит.
– Ну, что ты сказал, я догадываюсь. А что тот молол?
– Да что он-то может молоть, с его вывернутой
челюстью!Зина прыснула и закатилась густым, непрерывным смехом. Поднесла к глазам
кухонное полотенце, время от времени утирала глаза. На секунду
остановится будто – и снова заливается перекатистой, колоратурной трелью.
Добряков долго смотрел на нее, забыв про сигарету, и опомнился только
тогда, когда приблизившийся к пальцам пепел обжег руку. Он дернулся,
задавил бычок в пепельнице и рассерженно спросил:
– А чего смешного-то, а?
– Да… я… не над тобой… - никак не могла остановиться Зина.
– А чего тогда? – все еще не понимал он.
– Да я над чудиком над этим… Только представлю, как он пытается
заговорить, только представлю… - Зина уголком полотенца смахнула с лица
297
остатки слез и, понемногу успокоившись, пояснила. – Я ведь видела его в
этом аппарате, я ж тебе говорила. Как тут можно говорить?
– Однако ж пиво хлестать это ему не мешает, сама говорила.
– Хлестал за милую душу! – согласно закивала Зина. – Не морщился и не
закусывал. Не знаю, что ему сломать надо, чтоб он пить перестал… Похоже, такие только в гробу завяжут… Ну так что же он все-таки говорил?
– Да ничего особенного. Тык-мык, туда-сюда, шепелявил, нес лабудень
какую-то.
– Что следователь вывела из этой вашей очной ставки?
– Ну, сказала, что ей понятно мое душевное состояние, но что вины с меня все
равно никто не снимает. Что следствие будет продолжаться…
Он наполнил стопку и выпил один. Зина следом наполнила свою и тоже
выпила.
– Где твой адвокат, в конце концов? – не выдержал Добряков и бухнул
кулаком об стол. Блюдце подскочило, кружочки сервелата повыпрыгивали из
него и шлепнулись на клеенку.
– Ты чего взъерепенился? – налетела на него Зина. – Адвокат только вчера
задание получил! Ишь ведь, деловой какой! Сам накуролесил, и подавай ему
все на блюдечке! Имей выдержку и терпение! Боевой офицер называется!
«И она туда же!» - мелькнуло у него.
– Да пойми ты, - чуть не со слезами он приблизился к Зине, обнял ее и,
уткнув голову в мягкую грудь, зашептал: - Еще один такой визит к ней, и я
всю выдержку потеряю! Понимаешь? Страшно мне становится, как подумаю
о следующем посещении! Хорошо хоть, завтра не надо идти…
298
– Как не надо? – Зина отстранила его от себя. – Почему не надо?
– Да она вот… - он нащупал в кармане рубашки повестку и протянул Зине. –
Она просила завтра тебя прийти. Вот, читай.
Она пробежала глазами повестку, облегченно выдохнула:
– Фу ты, ну ты, лапти гнуты! Так это ж в корне меняет дело!
Добряков поднял на нее удивленные глаза.
– Ну конечно, конечно, - повторила Зина. – Ты что, не понимаешь? Раз она