О чем мы промолчали

Как я теперь посмотрю ему в глаза? Ведь он почти поимел меня на своём же столе, как обычную дешёвку, и только приход Вити Карпова спас положение. А ещё остатки моей гордости и самоуважения.

Мне захотелось хорошенько наподдать себе. Ну что ты за дура такая, Ромашова? Неужели прошлое так ничему тебя и не научило? Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли? Сколько ты ещё будешь таять от одного его прикосновения? Почему позволяешь целовать себя? Ну серьёзно!

Нервный смешок слетел с моих губ. Такие проникновенные речи про любовницу задвигала Ивашиной, а сама оказалась ничем не лучше! Стоило только Беляеву подойти чуть ближе, коснуться меня, и вот я уже на его столе с разведенными в сторону ногами. Наплевала на все свои принципы, да и вообще забыла обо всём. Стонала и извивалась, как потаскуха. Голова отключилась, жила и дышала лишь ощущениями. Не думала, что в любой момент кто-то может войти и застать меня в объятиях женатого мужчины! А если бы вошёл Рябинин?

Стыдоба!

Нужно было сразу остановить Пашу, как только он поцеловал меня, но… В тот момент я могла думать лишь о его горячих губах и нежных руках, что вознесли меня к вершине за несколько минут. А я всего лишь хотела украсть немного для себя, хотела снова вспомнить давно забытые ощущения, когда тело поёт. Но разрядка наступила почти мгновенно, и я уже не могла остановиться, содрогаясь в его руках от удовольствия.

Как выяснилось, ничего не изменилось за то время, пока мы с Беляевым не виделись. Он так же без особого труда мог заставить моё тело гореть и трепетать. Знал, на какие точки нужно нажать, чтобы свести меня с ума. Всё как раньше.

Распахнув широкие двери, я вошла в холл, и проследовала к лифтам, один из которых доставил меня на восьмой этаж. По пути же я заскочила к Илье, и как выяснилось, не зря. У него для меня были замечательные новости. Мой компьютер завтра вернут на место, а это значит, что мне осталось продержаться всего один день в обществе Беляева. Это была чертовски приятная новость, которая в разы улучшила моё настроение, поэтому к кабинету Павла Андреевича я подходила с робкой улыбкой на губах.

Постучав, я открыла двери и вошла внутрь, стараясь не привлекать внимания. Беляев был уже здесь, просматривая что-то на планшете.

— Доброе утро, — промямлила я, ощущая, как мои щёки вспыхнули.

— Вы опоздали, Ромашова, — вместо приветствия выдал он, не отрывая взгляда от планшета.

— Я заходила узнать починили мой…

Его шумное сопение заставило меня замолчать.

— Разве я спрашивал где вы были? Меня это не интересует, — он всё же поднял на меня взгляд, и озноб пробежал по моим плечам, покрытых тонкой тканью голубой блузки. Таким холодным он был. — Будьте добры, в следующий раз приходите вовремя, Алёна Владимировна, иначе нам с вами придётся попрощаться.

Он снова вернулся к планшету, словно уже забыл о моём существовании.

А я на время застыла на месте. Столько презрения и даже какой-то надменности сквозило в каждом его слове. Какая разительная перемена в голосе и жестах по сравнению со вчерашним. Вчера, когда он ласкал меня, мне казалось, что он испытывает те же голод и тоску, что и я. Видимо, я снова всё себе надумала. Как и тогда, много лет назад…

Какая же ты дура, Ромашова! Что тогда, что и сейчас!

Боль и обида захлестнули меня, но промолчав, я прошла к столу, при виде которого снова покраснела, и принялась за работу.

Как ни странно, Беляев не подходил ко мне, и вообще, вёл себя так, словно меня здесь и не было вовсе. Что ж, так даже лучше. За работой я не заметила, как подкрался конец рабочего дня. Часы показывали без пятнадцати семь, когда я поднялась из-за стола, собираясь покинуть кабинет. Нужно ещё зайти к Лене, и показать ей…

— Ромашова, вы уже закончили редактировать текст? — в мои мысли ворвался тяжёлый голос Беляева, заставивший меня остановиться у самой двери.

Я оглянулась, наблюдая за тем, как он неторопливо приближается ко мне.

— Так что там с текстом? — снова спросил он, когда оказался рядом. Леденящий взгляд, от которого неприятно засвербело на душе, заскользил по моему лицу.

— Текст редактируется, Павел Андреевич, — ответила я, желая поскорее покинуть кабинет.

— Вы успеете до пятницы? — поинтересовался Беляев. — Может, стоит задержаться, чтобы успеть в срок.

Я уже открыла рот, чтобы ответить, когда он снова заговорил:

— Я, конечно, понимаю, что вам не терпится в очередной раз раздвинуть ноги перед вашим любовником, но…

Я не дослушала. Моя рука действовала быстрее, чем моя голова, и кабинет огласил звонкий хлопок. Ладонь горела, а на щеке Беляева красовался красный отпечаток. Злость и обида затопили меня с головой. Слёзы брызнули из глаз, дыхание перехватило. Да как он смеет? О каком любовнике он говорит?

Вот, значит, что он обо мне думает? Теперь становилось предельно ясно, почему вчера он позволил себе все те вольности.

— Ненавижу! — прошипела я, смотря в его лицо. — Как же я тебя ненавижу!

Всё ещё пульсирующая от удара рука потянулась к ручке, и я рванула двери на себя.

— Жаль, что не могу ответить взаимностью, — обронил он мне в спину, но я даже не обратила внимание на его слова.

Не оглядываясь, я выскочила из кабинета и, сломя голову, понеслась к лифту. Слёзы градом катились по щекам, и я даже не пыталась их остановить. Плевать!

В чём он меня обвиняет? В чём я перед ним виновата? Боль, обида и унижение рвали душу на части.

Я неслась всё быстрее, пока случайно не налетела на Ивашину, что двигалась мне навстречу.

— Осторожней, Ромашова! — услышала я её недовольный голос, и подняла на неё затуманенный слезами взгляд. Усмешка расцвела на её алых губах. — Что, Павел Андреевич выставил тебя вон? Давно пора, а то…

— Да пошла ты вместе со своим Павлом Андреевичем! — рявкнула я на неё. Кристина отшатнулась от меня, как от прокажённой, а я заскочила в лифт, и нажала кнопку шестого этажа.

Нет, так больше нельзя. Нельзя мучить и изводить себя. Пора заканчивать со всем этим.

Паша. Наши дни.

Когда за Алёной закрылась дверь, мне хотелось крушить всё вокруг. Сука! Ну и сука она! Актрисулька недоделанная! Да ей не в редакции работать надо, а в театр впору идти! Какие слёзы! Губки задрожали! Руки затряслись! А слова-то какие шипела! Ха! Да я почти поверил, если бы лично не видел, как её этот додик белобрысый вчера забирал.

Сука!

Уехала с ним, после того, как со мной стонала и извивалась. Я бы и разложил её, прямо здесь, на этом столе, если бы Карпов не помешал, и не думаю, что встретил бы хоть какое-то сопротивление с её стороны. Я ощущал её желание, как своё собственное. Оно так и витало в воздухе, сводя меня с ума.