О чем поет вереск

Волчий король догнал Этайн и пошел рядом. Гром послушно вышагивал в поводу.

— Знатная госпожа — и травница?

— Госпожа травница, да. Но почему вы решили, что знатная?

— А ожерелье?

— Подарок, — Этайн погладила медовый янтарь, и сердце волчьего короля сжалось от непонятной боли. — Я люблю травы. Собранные моими руками, они лучше помогают людям.

— Не думаю, что вам есть нужда их собирать.

— Неужели вы никогда и ничего не делали просто так?

— Я просто так нарвал вам цветов.

— И это все?! За всю жизнь?

Мидир задумался.

— Я много чего делал ради долга. Просто для себя же… Я хотел спасти брата.

«Но не смог», — слова замерли горечью на языке.

Этайн изменилась в лице, ухватила за руку:

— Простите меня за глупые расспросы. Я не хотела вас огорчить!

А Мидиру казалось, он отвечал совершенно спокойно.

— Когда-то я помог другу. А вы?..

Этайн отпустила его пальцы, пнула камешек на дороге.

— А я беру деньги за травы, чтобы люди берегли их… Еще рано, но смотрите, что я нашла.

Порылась в сумке, вытащила сверток, развернула и показала гордо. Корешок на холщовом лоскуте походил на искривленного человечка.

— Мандрагора, причем мальчик. Видите? — погладила Этайн утолщение в верхней части и стряхнула остаток земли. — Он дается редко, хотя способен на многое. Да-да! Лечит от тяжких болезней…

— Избавляет от бесплодия, — подхватил Мидир, припомнив балладу верхних, которую любил распевать брат.

Этайн медленно и словно бы недовольно убрала мандрагору обратно. Мидир, поймав ее взгляд, улыбнулся:

— Однако первый, с кем разделит ложе красавица, выпившая его настой — умрет. Так, кажется, говорится в вашей легенде об августейшем семействе?

— Байки! — отмахнулась Этайн. — Королева не могла иметь детей, что печалило ее мужа. Лекарь приготовил отвар и предложил позвать первого встречного, коим хотел стать сам. Король согласился вначале, но прознал об обмане и убил лекаря.

— Да? Мне говорили иное. Лекаря убили уже после любовной ночи.

— Нехорошо обманывать, — возразила Этайн то ли про историю, то ли про его слова.

— Но ведь лекарь любил, — продолжил Мидир лишь из желания настоять на своем. — Невероятно, сильно! Так, что жизнь готов был отдать за свою страсть!

— Видимо, это был не просто лекарь.

— И не просто любовь. Великая любовь, что случается раз в столетие, — Мидир легонько подул в сторону Этайн.

Ни затуманенных глаз, ни приоткрытых губ, ни дрожи в руках — предвестников любовной истомы. Надо же!

— Но она любила другого! Разве не достойнее отойти?

— Отойти? Отказаться от неё? От своей любви? Невозможно. Жизнь отдать возможно, а отойти — нет.

— Думаю, именно поэтому та женщина выбрала мужа. Готового отдать ее другому для ее же счастья.

— Мы говорим не о том, — недовольно промолвил Мидир.

— Мы пришли, — Этайн повернула в лес, и листва сомкнулась за ее спиной.

Двое стражей уселись поодаль, в пыли дороги, видно, зная путь хозяйки и не смея мешать.

Мидир крутанулся на каблуках, испытывая сильнейшее желание уйти. Но, намотав поводья на ветку дерева, приказал Грому стоять смирно. Конь фыркнул насмешливо, тряхнул длинной гривой и потянул зубами за край одежды. Мидир вырвал плащ и пошел следом за женщиной. Обходя камни Димайда и Грайне, с сожалением посмотрел на отполированную телами поверхность с удобной ямочкой посередине.

Этайн, присев на корточки подле ручья, достала из сумки тряпичную куколку. Улыбнулась Мидиру смущенно, затем оправила шелковое платье на куколке, шепнула что-то и аккуратно усадила в траву.

— С ней источнику будет веселее. Я всегда приношу что-то взамен.

Люди редко руководствовались законами мироздания, предпочитая брать все и сразу, и Мидир не удержался:

— Почему? Почему нельзя брать просто так?

— Потому что нельзя! Оби-и-идится.

Этайн окунула пальцы в ключ, бурлящий среди зелени трав. Зачерпнула хрустальную влагу и отпила прямо из ладошки.

Мидир смотрел на нее, не в силах отвести взор. Солнце, скользя через листву деревьев, золотило длинные волнистые пряди, закрывавшие спину Этайн; капли срывались с ее ладони и падали в изумрудную траву горящими алмазами.

Она стряхнула последние брызги с пальцев.

— Холодная какая! Но сладкая. Я тоже наберу, — Этайн, открыв сумку и отодвинув вереск, достала флягу.

— Давайте я помогу, — Мидир сорвал перчатку и перехватил флягу, задев руку Этайн. Огладил ее пальцы быстро и незаметно.

Кожа нежна и шелковиста на диво. Этайн чувственна и чувствительна, но не знает, насколько. Или знает, как действует на мужчин, и играет ими?

— Вы не болеете? — Этайн прервала его мысли.

Мидир выдохнул, пытаясь успокоиться.

— Я всегда горячий, — понизив голос, прошептал он. Подул вновь, чуть сильнее. От потока магии заискрился воздух, а Этайн была все так же невозмутима!

Потянулась к нему, и прохладная влажная ладонь коснулась лба Мидира.

— Нет, жара нет. Верно, показалось.

Очаровательна и свежа. И не прикрывается именем мужа… Лугнасад только начинался, получи Мидир ее разрешение — и семь вересковых дней могли бы пройти очень весело.

— Возможно, лечение мне все же не помешает, — прищурился он и потянул ладонью магию Нижнего так, что зашевелились травинки под холодным ветром. Но тут застучали копыта, зашуршали колеса и послышалось: «Тпру-у-у!». Мидир отпустил силу, и закрученная спираль мгновенно развернулась обратно.

От дороги позвали два женских голоса:

— Этайн! Госпожа Этайн!

— Простите! Я и так задержалась, — подхватила она сумку и ринулась вперед. — По этой дороге все вверх и вверх, и к обеду вы будете в Манчинге.

— Где живешь ты, красавица?

— В столице! — донеслось уже из-за сомкнутых веток.

Значит, и ему дорога в Манчинг. Да и Эохайд просил приехать до полудня Лугнасада.

Когда Мидир вышел на дорогу, он не увидел ни Этайн, ни повозки. Гром переступил с ноги на ногу, ткнулся мордой, вновь фыркнул в плечо.