О, этот вьюноша летучий!

Откинув занавеску, в жилище влез молодой цветущий, но слегка прихрамывающий гигант в дорогом драповом пальто и флотской бескозырке, физиономия, как говорится, кирпича просит.

– Категорически приветствую, – прогудел он и не очень-то добрым взглядом окинул Малахитова.

– Целюсь в пятку, Мамочко! – крикнул ему Петя.

– Намекиваешь? – по лицу гиганта бродила смутная улыбочка, в которой чувствовалась сдержанная, но очень мощная наглость.

Он наклонился к Малахитову и тихо спросил, мигнув на револьвер:

– Трофейный? Хочешь литр ректификата?

– Н-нет, – растерянно пробормотал Малахитов. – Это не трофейный.

– «Старшине II статьи Евгению Малахитову за храбрость», – прочел Петя надпись на пистолете.

– Полтора литра потянет? – тут же спросил гигант.

– Кстати, познакомьтесь, – светским тоном сказал Петя. – Борис Мамочко, бывший морской пехотинец, ныне инвалид войны и администратор здешнего цирка. Кстати, может быть, вы однополчане? Кстати, ведь вы, Мамочко, тоже высаживались в Керчи? Кстати, не там ли вас ранили в пятку? Кстати, Малахитов, как назывались те каменоломни?..

– Аджимушкайские каменоломни, – сказал Малахитов и скромно спросил Мамочко: – Вы в чьем отряде высаживались?

– Об этом я не рассказываю, – сердито и со значением сказал Мамочко. – А где Марина, Петяй?

– Должен вас огорчить – ушла, и очень надолго.

– Ничего, подожду.

– Вы будете слишком долго ждать, сэр, – зловеще протянул мальчик, прыгнул в камин и оттуда прицелился в Мамочко.

– Ничего, над нами не каплет, – задрав драповые полы, гигант прочно уселся на табурет и утвердил в ногах солидный портфель. Щелкнул пальцем по грудной клетке скелета. – А жмурик зачем?

– Марина анатомию учит, – сказал Петя.

– Хочешь в цирк? – вдруг спросил гигант.

– Еще бы не хотеть! – закричал мальчик.

– Приходи с сеструхой. – Мамочко усмехнулся. – Посажу в генеральской ложе.

Вдруг из камина донесся гулкий, с перерывами, явно условный свист, и Петя застыл, «сделал стойку».

– Петька-а! В шта-а-аб! – прогудела труба.

– Это еще что за леший? – повернулся к камину Мамочко.

– Смотрите, смотрите! – закричал Петя, показывая в окно. – Какие девушки военные идут!

– Где?

Оба молодых человека ринулись к окну, а мальчик – в камин и мгновенно, словно нечистая сила, вознесся, скрылся в трубе, только мелькнули дырявые подошвы.

Малахитов и Мамочко вернулись к столу. Мамочко взял оставленный Петей пистолет, посмотрел на Малахитова прищуренными глазами.

– Два литра?

– Ну-ка, отдайте, – тихо сказал Малахитов.

– А если не отдам?

– Отдадите…

Мамочко, секунду пощупав его глазами, бросил пистолет. Малахитов поймал его, вставил обойму и сунул в карман. Оба моряка заняли свои места у стола и погрузились в молчание.

В сумерках на полуразрушенной террасе собралась тимуровская команда. При слабом свете керосиновой лампы штаб выглядел в достаточной степени таинственно: на стене вырисовывались горн, барабан, спасательный круг с надписью «Верность», карта Европы с обозначенными флажками линиями фронтов. В углу отсвечивали тяжелые складки знамени с пикой и золотыми кистями.

Входящие ребята сваливали у стены тазы, кастрюли, примусы, краны, куски труб… Лишь Петя и Ильгиз вошли с пустыми руками.

Говорила Эльмира Кущина, девочка с надменным носиком и тугими косицами в синих бантах.

– …На сегодняшний день, ребята, план сбора цветных металлов мы выполняем успешно. Однако есть среди нас два товарища, которые недостаточно активно собирают цветные металлы. Вы, конечно, догадываетесь, о ком я говорю, – она сурово посмотрела на «герцога Гиза» и «мастера Пита».

Друзья перешептывались, насмешливо поглядывая на девочку. Эльмира почему-то смешалась и даже немного покраснела.

– Тимуровец должен активнее собирать цветные металлы… они нужны фронту… и… и… мы решили оказать немедленную помощь еще одной семье фронтовика, – сказала Эльмира.

– Браво! Славно придумано, Электрификация! – выкрикнул Петя.

Ребята захихикали.

– Громеко Петр, перестань называть меня Электрификацией, – сердито сказала девочка.

– Но ведь тебя зовут Электрификация? – с поддельной наивностью спросил Петя.

– Меня зовут Эльмира. Эля… – губы у девочки слегка задрожали, она бросила на Петю взгляд, красноречиво говорящий, что обидчик определенно пользуется ее особой симпатией.

– А я думал… – начал Петя, но Ильгиз ткнул его локтем.

– Кончай, Петька, – Ильгиз смотрел на начальника штаба исподлобья, и взгляд его тоже был достаточно красноречив. – А какой семье, Кущина? Вроде всем уже помогли.

– Нет, не всем, Ильгиз, – строго сказала Эля. – Есть у нас еще неохваченные семьи. Например, тетя Зоя, наш дворник. У нее два сына на фронте, и вообще она старая, больная, ведь она служила в нашем доме еще при старых хозяевах, при эксплуататорах.

Друзья молниеносно переглянулись, и Петя сразу закричал:

– Мы с Гизей ей немедленно поможем!

Эльмира после этих слов бросила на него взгляд, по которому видно было, что обидчик давно прощен, прощен и что, напротив, начальник штаба почти восхищен его гениальным предложением.

Лукавая физиономия Петьки говорила, что он почти догадывается об особом к нему отношении почтенного начальника штаба.

– Чем можем, тем поможем, – солидно произнес Ильгиз эту популярную в военные годы фразу.

Ребята встали, отдали пионерский салют стоящему в углу знамени и хором произнесли:

– Верность, верность, навсегда верность!

После этого они цепочкой стали покидать штаб.

– Громеко Петр, прошу тебя на минуту остаться, – очень строгим деловым тоном сказал Эльмира.

Петя пожал плечами.

– Ну, чего тебе? – спросил он, когда они остались вдвоем.

– Петя, – тихо проговорила девочка, – я узнала, что у вас с Ильгизом Гайнуллиным есть еще свой штаб, вроде капитанского мостика…

– Ну и что? А тебе-то какое дело? – закричал довольно грубо мальчишка.