О, этот вьюноша летучий!

– Почему на танцы не идешь?

– Не хочу, – улыбнулась девушка.

– Надо идти, когда приглашают боевые офицеры, да еще и союзник, угнетенный негр…

– Ох, балда ты мой, балда маленький! – с беспричинным, казалось бы, счастливым смехом Марина обняла Петю за плечи.

Он вырвался.

– Я тебе не маленький, а на танцы ведь можно и в танкетках пойти…

– Да я просто не хочу. Понимаешь – не хочу. – Марина взяла у него из рук учебник и весело запела: – Как на лямина криброза поселился криста галли…

Прекрасным весенним утром на главной улице города появились два юных предпринимателя, чистильщика сапог.

– Я читал, что один миллионер начинал именно с этого дела, – неуверенно сказал Петя.

– Нам миллионов не надо, лишь бы на корочки для Марины собрать, – сказал Ильгиз. – Будем сидеть на разных сторонах. – Он перебежал улицу и расположился со своими щетками возле кинотеатра, Петя сел недалеко от банка.

– Чистим, блистим, лакируем! – сразу же бойко заголосил Ильгиз, и к нему тут же подошел какой-то военный.

– Чистим, блистим… – робко начал Петя и вдруг услышал рядом возмущенный голос Эльмиры:

– Песни Труда, чем ты занимаешься?

Девочка, очень строгая, очень чистая и суровая стояла прямо перед ним.

Петя мучительно покраснел и, чтобы скрыть смущение, басом заголосил:

– Чистим-блистим-лакируем всем рабочим и буржуям!

Губы у Эльмиры задрожали, и она топнула ногой:

– Прекрати!

– Катись! – крикнул Петя.

– Ведь ты же пионер, Песни Труда! Ты очень отстал по цветным металлам, и вот… – девочка чуть не плакала. – Ну, Петя, ну, Петенька!..

В это время неподалеку пропел горн. Улицу пересекала команда «Верность». Ребята везли на тачке груду цветных металлов – примусы, тазы, краны, самовар…

– Видишь, Петя, наши идут. Пойдем! – позвала Эльмира.

– Катись, Электрификация! – зло сказал Петя. – А то сейчас ваксой нос измажу!

Не успела протрясенная Эльмира отойти, как над Петей раздался другой возмущенный голос, на этот раз голос Малахитова:

– Ты что это, Петр?! Чем ты занимаешься? Тоже мне Вандербильт!

– А вам-то что? – хмуро огрызнулся мальчик.

– Слушай, брат, я Марине скажу…

– Попробуйте только!

– И пробовать не стану, скажу, и все.

– Ну и будете предателем!

Малахитов, оглядываясь, удалился. Вид у него в измятом одеяльном пальто и с брезентовым портфельчиком был совсем непрезентабельный. Петя презрительно фыркнул ему вслед.

…Подошел полдень. Мимо Пети мелькали сотни ног, а вакса у него все еще была не тронута. Мальчик сидел, опустив голову, как вдруг перед ним возник отменный сапог гармошкой из тех, что называли «прохарями». Петя схватил щетки, неумело, но с большим энтузиазмом начал работу.

…Вслед за первым сапогом появился второй, за ним третий…

Петя поднял голову. Перед ним в начищенных сапогах стояла компания Пилюли. Хулиганы посмеивались, цыкали слюной.

– Плати, Пилюля, – глухо сказал Петя.

– Чем? – вежливо осведомился вожак. – Мылом? Спичками? Может, «Беломором»?

– Деньгами плати…

– Ах, деньгами! А ты вот мне языком отполируй, тогда и заплатим!

Пилюля приблизил к Петиному лицу свою подошву. Петя схватил обломок кирпича.

– Ой, боюсь! – кривляясь, закричал под смех своих «шестерок» Пилюля. – Дяденька милиционер, спасите, пожалуйста!

Вдруг он был пойман за шиворот мощной рукой и тут же затих, обвис. Над ним высился гигантский Борис Мамочко.

– Это что за Азия, что за безобразия? – спрашивал молодой инвалид, подтягивая Пилюлю.

– Кончай, кончай, Слон… – плаксиво канючил Пилюля.

– Чистил? Плати! – рявкнул Мамочко.

К ногам Пети полетели пятерки, червонцы.

– А теперь, пацаны, познакомьтесь и будьте взаимно вежливы, – распорядился Мамочко.

– Вадик, – приподнял кепчонку Пилюля.

– Петя, – буркнул наш герой.

– Очень приятно.

– А мне не очень…

Мамочко вдруг здоровой ногой изо всех силы отфутболил Петины чистильные принадлежности, хлопнул мальчика по плечу и пробасил:

– Ты чего это у айсоров хлеб отбиваешь?

– Мне нужны деньги, – сузив глаза, ответил Петя.

– Айда в цирк, Петяй. Там чего-нибудь придумаем.

Петя и Мамочко идут по улице.

– А правда, Мамочко, что вас в пятку ранили? – спрашивает мальчик.

– Древнего героя Ахиллеса тоже в пятку ранили, – отвечает гигант.

– Но он от этого погиб.

– Ахиллес и я – это две большие разницы, – загадочно усмехается гигант.

…Петя все еще поглядывает на молодого инвалида с остатками сомнения.

– А вы были в Аджимушкайских каменоломнях?

– Я лично участвовал в девяносто восьми боевых операциях, – говорит Мамочко, – но трепаться об этом не люблю. Не то что эта канцелярская крыса, – он показывает через плечо в какое-то окно.

– Какая крыса? – смотрит в окно Петя и застывает, пораженный.

Перед ним за стеклом развенчанный его кумир – Малахитов. Он работает дыроколом, подшивает какие-то бумаги, складывает их в папки. Кончик его носа вымазан чернилами. Такой глубины падения Петя, признаться, не ожидал.

Гремит бравурная музыка – «Марш Труксы». Петя потрясен внутренней жизнью цирка. Рычат львы, бьют копытами кони, проезжают клоуны на огромных велосипедах; проходят гигантские толстопузые старики в борцовках с медалями, все «чемпионы Средней Волги и мира», последние профессионалы греко-римской борьбы; крутя сальто, выкатываются с манежа акробаты…

Следует сказать, что весь цирк окрашен для Пети в этот день в какие-то мрачноватые таинственные тона, и люди цирка кажутся ему участниками торжественного, но несколько зловещего ритуала.

Все циркачи с ослепительными улыбками или с солидным почтением приветствуют Бориса Мамочко.

– Привет, моряк!

– Бонжур, пилот!

– А, танкист, здорово!

Огромные тигры с грозным ревом мечутся за решеткой. Петя останавливается. Туда, в клетку, с корзиной мяса и вилами запросто входит невзрачный жеваный типус. Бросает вилами мясо, покрикивает на тигров. Заметив Мамочко, почтительно приподнимает кепку.