o f2ea2a4db566d77d

превратилось. И ещё я не могу со всей уверенностью сказать, что не умерла тогда. Хожу тут

неупокоившимся призраком. Это странно. Вроде воспоминания о самоубийстве должны

быть мне противны, но иногда они дарят покой. Думая о том, как верёвка сдавила горло, я

как будто возвращаюсь в некую исходную точку, откуда всё начинается. И сознание

проясняется. Я порой даже жалею, что эти воспоминания стираются из памяти – жизнь с её

суетой вновь заглатывает, ты вновь погружаешься в водоворот неосознанности, автоматизма

– а в той точке была чистота и ясность. Я человек. Я иду. Я ищу. Ничего лишнего. Глупо,

конечно, повторять самоубийство снова и снова, чтобы удерживать эту чистоту сознания, да

чего уж там – это вообще-то дико смешная затея. И невозможно это. Хотя почему? Может,

когда-то существовала или возникнет такая культура, практикующая ритуал недосмерти.

Каждый желающий, почувствовав, что суета и вульгарность жизни скрутили его, сможет

оказаться в одном мгновении до смерти – наверное, это какой-нибудь аппарат обеспечит – и

тогда его голова начнёт работать иначе, как бы заново, и он отправится дальше на поиски –

по крайне мере, вспомнит о цели своих поисков, утерянной в миру. Это что-то вроде

перезагрузки программы… Видимо, я что-то повредила у себя в голове. Но себе же на

пользу. Уже не хочется страдать, как раньше. Я совсем редко стала плакать, грустить. Я по-

прежнему ощущаю в себе зло. Но теперь вижу его. А раньше не видела, раньше я только

проклинала судьбу. А теперь вижу, что зло во мне – это я сама. Я – поименованная, я –

строящая дом и выращивающая сына, я – возводящая границы. Как странно, что с младых

106

ногтей нас учат быть личностями, а потом у нас от этого одни проблемы. Куда бы легче

было, учи нас в школе быть не собой, а, скажем, соседом по парте, а ещё лучше –

одновременно собой и соседом по парте, и поощряли бы не за личные достижения, а

например, за способность ощутить разом целый класс, а потом – всю школу. Но этому не

учат. И потом мы всю жизнь маемся в поисках любви, всячески изощряемся, чтобы добиться

её, урвать. Любви, внимания, признания. Когда я становлюсь собой, человеком с именем и

регалиями, я тут же спотыкаюсь и начинаю творить зло. Но стоит только выключить это –

отказаться от самой себя, со всей радостью и готовностью, как тебя сразу окутывают свет,

лёгкость, простота. Конечно, жалко и трагично, что мне надо было довести себя до петли,

чтобы начать мыслить иначе, да и то не с первой попытки. Верю, что к этому ведут разные

дороги, и попроще какие-нибудь, но у каждого свой путь, а у меня вот такой… И никак не

помочь человеку, обезвоженному, измученному необходимостью быть человеком, и ведь

придуманной необходимостью – он бьётся головой о собственные границы, ревёт от

отчаяния, не видит смысла. Когда ты в клетке своего тела, своего самовлюблённого ума – это

так тоскливо. Шутка в том, что никто тебя в эту тюрьму не помещал, ты сам в ней сидишь, а

наружу носа не кажешь – это в любой мудрой книжке написано. Но я верю, каждый рано или

поздно выберется, у каждого свой путь, у каждого своя кодовая комбинация, и это

прекрасно. Правда, не факт, что обратно не засосёт. Стоит только немного забыться, и уже

вновь стенаешь и проклинаешь судьбу. Какое счастье, что хоть иногда мы можем посмотреть

на себя со стороны!.. Вообще я раньше думала, что для избавления от чего-то плохого

необходимо это полностью изжить, отработать, осмыслить, разгадать, а теперь мне кажется,

что человек просто волен существовать в разных измерениях – нажимаешь на кнопку, и ты в

аду – упс, ошибочка! – нажимаешь на другую кнопку, и перемещаешься в иное измерение,

где ты полон радости. И всё это в пределах одного человека, одной реальности… Творец,

мой Любовник, считаю до трёх – раз, два, три – я иду искать.

Габи оказалась на опушке леса. Гуляла бесцельно, деревня вдруг закончилась, а за

крайними участками плотной стеной встал лес. На этой границе, между людьми и деревьями,

она и замерла, очарованно вглядываясь в пространства между стволами.

И по тропинке вглубь леса. Шла медленно, смотрела себе под ноги, только иногда

поднимая голову, чтобы оглядеться или полюбоваться верхушками сосен. Кроме неё, людей

здесь не было. Издалека доносились скрипящие звуки деревьев на ветру. Габи зашла уже

довольно далеко. Рассеянно скользнула взглядом по ближайшему дереву и вздрогнула от

неожиданности и испуга. Девушка замерла. Прямо перед ней на ветке мёртвым грузом повис

человек. Это так казалось. На самом деле – Габи в ту же секунду поняла – на сучке дерева

обвисла кем-то оставленная, тёмная от влаги шинель.

– Может, мне ответишь ты? – тихо спросила Габи.

– Она здесь ещё с зимы висит, - тут же донёсся из-за спины детский голос.

Девушка оглянулась и обнаружила рядом с собой коротковолосого, загорелого мальчика

лет двенадцати-тринадцати.

–

Привет, - сказала она просто.

–

Здрасьте, - ответил мальчик деланно грубым голосом.

–

А чья это шинель, известно?

–

Не. С прошлой зимы висит. Сигареты нет?

Габи достала пачку, угостила мальчика и закурила сама.

–

Только никому не рассказывай, что я тебе дала, а то меня убьют.

–

Да чего, я давно курю, сколько мне лет, как думаешь?

–

Понятия не имею.

– Мне девятнадцать! А тебе?

–

Тридцать.

–

Да ладно! Не ври!

–

Я не вру. Просто молодо выгляжу. Ты, если уж на то пошло, тоже.

–

Не веришь?

107

–

Верю-верю.

–

Ты из Москвы?

–

Да.

–

А кем работаешь?