О носах и замка?х

Толстяк расхаживал вразвалочку, постоянно заглядывал, прищурившись, через плечо репортерам и время от времени орал на все помещение, указывая им на более срочные и насущные сплетни. Порой он подкатывался к висящему на стене бронзовому механизму со множеством коптящих труб и мигающих ламп, из щели которого ползла бумажная лента, обрывал ее, пробегал глазами и сообщал сводку подчиненным.

— Хатчинс, сплетничают, что мисс Фуантен из кабаре «Три Чулка» закрутила очередной роман! На этот раз это какой-то смуглый принц из колоний. Из Кейкута, Тулура или еще откуда-то там. Кофейная кожа, личный слон, все дела!

— Понял, сэр! — не поднимая головы от печатного механизма, отозвался, судя по всему, Хатчинс. — В «светскую хронику» или в «колониальный раздел»?

— В «светскую хронику», разумеется! Болван! А в «колониальный раздел» пойдет заметка под заголовком… эээ… «ПРАВДА ЛИ, ЧТО ПРИНЦ… как там его зовут… ЗАВЕЛ ОТНОШЕНИЯ С ПЕВИЧКОЙ ИЗ КАБАРЕ? ГОВОРЯТ, ОН ИСТРАТИЛ НА НЕЕ УЖЕ ПОЛКАЗНЫ! ЭКОНОМИКА ТУЛУРА ПОД УГРОЗОЙ?!»

— Сэр! — добавил кто-то из журналистов. — Из этой сплетни мы еще можем выжать, что «Возможно, кофе скоро подешевеет из-за особой благосклонности принца к Габену».

— Откуда это? — нахмурился господин редактор. — Оно что, подешевеет?

— Возможно.

— Возможно? Тогда в номер! В номер! Молодец, Уиггинс!

Репортер зарделся и принялся строчить одобренную заметку. Господин редактор поинтересовался:

— А с чего ты взял, что кофе подешевеет? Какая связь? Тулур славится своими кофейными плантациями?

— Не знаю. Просто у принца кожа кофейная!

— Забавно! — расхохотался господин редактор, а прочие репортеры-сплетники завистливо поморщились. Неугомонный Уиггинс продолжал:

— Я еще думал как-то привязать слона принца. Но это совсем было бы притянуто за уши.

— Да, за здоровенные слоновьи уши.

Тут как раз из щели приемника поползла лента с обновленной сводкой, и господин редактор поспешил к ней.

Доктор Доу мог лишь морщиться, слушая все это. Но он не морщился. Он стойко терпел. Сейчас его сила воли подвергалась сильнейшему испытанию — он просто не выносил неточности, преувеличения и выдумки. Что касается «Сплетни», то если бы в редакции была установлена педальная машина с мехами и резиновым шлангом, подведенным к крошечной комнатной мухе, а на педаль раз за разом давил кто-то из этих сумасбродов, раздувая муху до слоновьих размеров, он бы нисколько не удивился.

При иных обстоятельствах доктор ни за что не желал бы оказаться в этом котле чудовищной напраслины и гротескных преувеличений, но дело вынуждало.

Бенни Трилби был обнаружен, и можно даже сказать, выловлен, словно кабачок из супа — за одним из столов. Невозможно было понять, как здесь в этом шуме, в этой вони, в этой сутолоке вообще возможно было спать, но он преспокойно себе дрых на своем стуле, закинув ноги в потертых туфлях со стоптанными каблуками на стол и надвинув шляпу-котелок на глаза.

— Мистер Трилби? — начал доктор, и негромкое сопение на секунду прервалось, после чего тут же продолжилось как ни в чем не бывало.

— Мистер Трилби. Мы к вам по делу.

Размеренность сопения выдавала полнейшее равнодушие.

— Возможно, это эксклюзив.

За одно мгновение репортер изменил собственное положение, разместился за столом более достойным образом, пальцем приподнял котелок на затылок, растянул губы в улыбке.

— Кто-то сказал слово на «Э»? Хм! Если я когда-нибудь засунусь в деревянный футляр и меня понесут закапывать, просто произнесите это слово, и я чудесным образом оживу. Мало кто знает, но мое имя это — «Эксклюзив»!

— Вроде бы, Бенни — ваше имя.

— Эксклюзив — мое второе имя! — не растерялся репортер. — Так чем вы можете мне помочь?

Он оценивающим взором окинул доктора и его племянника, почесал курносый нос и поправил полосатую бабочку. Стул он посетителям предлагать не торопился.

Бенни Трилби походил на узколицего лысого ежа — тоненькие, торчащие губки, ямочки на щеках, напарфюмленная трехдневная щетина и подвижные мохнатые брови. Глядя на доктора Доу, он клацнул зубами и мелко-мелко выжидающе закивал.

— Мистер Трилби, — сказал доктор. — Мы пришли сюда, поскольку ознакомились с вашими статьями.

— О! Поклоннички! Всегда рад поклонничкам!

— Гм. Что ж. Так уж вышло, что мы заинтересованы в деле, которое вы освещаете в своей колонке. И хотели бы узнать кое-что прямо из вторых, так сказать, рук.

— Первых, дружище! Первых!

Доктора Доу покоробило от фамильярного «дружище», но он поспешил себе напомнить, что он знал, куда шел, а подготовленность — это лучшее оружие против насмешек и снисходительного тона.

— Но первые ведь сами Ригсберги, не так ли? — вклинился в разговор Джаспер.

Репортер оценивающе поглядел на мальчика, сделал какие-то выводы и что-то записал в свой внутренний блокнотик. Но уточнение мальчика оставил без ответа.

— А вы, простите, каким боком к этому всему относитесь? — спросил он, сразу же уяснив, какие именно статьи привели сюда этих людей. — Праздношатающиеся, из-за-угла-выглядывающие, длинноносо-любопытствующие?

— Ни в коем случае! — важно отчеканил доктор Доу. — У нас есть предписание от самого господина комиссара Тремпл-Толл, в котором говорится, что мы уполномочены заниматься этим делом.

— Фу ты, ну ты! — Бенни Трилби расхохотался. — На моей практике это впервые, чтобы флики являлись ко мне на порог и хотели что-то узнать!

— С вашего позволения, мы не флики, — ответил доктор. Этот человек ему нравился все меньше и меньше.

— Да уж. Вы та еще парочка: маленький констебль, — репортер ткнул пальцем в Джаспера, после чего так же ткнул и в самого доктора, — и его мрачный друг. Просто гроза преступности.

Лицо Натаниэля Доу оскорбленно вытянулось.

— Что ж, мистер Трилби, — сказал он, — теперь я понимаю, почему господа полицейские прежде не одаривали вас своим визитом. Мы-то полагали, что вы согласитесь на взаимовыгодное сотрудничество, но…

Он уже повернулся к племяннику и кивнул ему, тем самым сообщая, что их дела здесь завершены, но Бенни Трилби вскинул перед собой руки, останавливая их.

— Эй-эй! Поприкрутите-ка вентиль, дружище! Я ведь не говорил, что не стану помогать.

— Так вы станете помогать?

Бенни пожевал губами, алчно сглотнул: «Глм!».

— Ну, вообще-то, — сообщил он, — я из тех, кто любит, когда… в общем, вам стоит меня подкремить.

— Вы хотели сказать, подмаслить?

— Нет, не «подмаслить», а именно «подкремить». Не люблю, знаете ли, масло, зато люблю заварные пирожные.