О, Путник!

— Сир, у меня есть тост.

— Ну-ка, ну-ка, заоблачный вы наш!?

— Как сказал когда-то Теренций Публий: «Превратный смысл легко придать чему угодно злостным толкованием!», — ПОЭТ пронзительно посмотрел на ПРОФЕССОРА и остро на меня. — Так выпьем же за то, чтобы у нас всегда хватало ума противостоять ложному злословию!

— Прекрасно сказано! — восхитился я. — За ум, противостоящий глупости!

— Ура, ура, ура!!!

— А кто такой этот Теренций? — как всегда с искренним любопытством спросил ШЕВАЛЬЕ. — Тоже римлянин?

— Да, древнеримский драматург, — улыбнулся ПОЭТ. — Сир, кстати, в контексте наших недавних дискуссий о творчестве хочу привести одно гениальное высказывание этого человека.

— Валяйте, — благодушно произнёс я.

— «Ничего нельзя сказать такого, что не было бы сказано раньше!».

— Великолепная фраза! Но почему после неё становится так тоскливо и грустно на душе? — я печально посмотрел во тьму, которая, как это бывает только на юге, вдруг резко и решительно поглотила всё вокруг. — Эй, кто-нибудь, света нам!

Рядом со мною мгновенно возник Гвардеец. Он поставил на стол огромный канделябр, быстро и умело зажёг свечи, а потом легко растаял в темноте.

— ПРОФЕССОР, а вы сами верите в эту зловещую историю, рассказанную вам КООРДИНАТОРОМ? — я задумчиво потыкал вилкой в холодные остатки мяса.

— Частично, Сир.

— Это как?

— Ну, неожиданное, загадочное и, я бы сказал, сверхъестественное появление Островов посреди пустынных вод океана, кого угодно повергнет сначала в шок, в ступор, а потом в глубокие раздумья. Сир, согласитесь, что это очень необычно и не поддаётся никакому рациональному объяснению! — воскликнул Инженер.

— Абсолютно с вами согласен, — усмехнулся я. — Но вам всё-таки это объяснение было преподнесено на том самом пресловутом блюдечке с голубой каёмочкой, не так ли? И вы его с лёгкостью приняли.

— А как было не принять, Сир? — насупился ПРОФЕССОР.. — Иных версий у меня не имелось.

— Вы знаете, а КООРДИНАТОР-то был прав.

— Что, как, не может быть! О, Боже! — мой собеседник вскочил со своего стула, в ужасе воздел худые руки к небу.

— Да, успокойтесь вы! — раздражённо и жёстко произнёс я. — Ваш шеф был прав только в том, что Острова — это порождение загадочного неземного разума. И не более того! Что касается меня, якобы, одного из Всадников Апокалипсиса… Собственно, я не совсем точен. За Апокалипсисом следует тысячелетнее царствие Божье, а здесь у нас несколько иная ситуация, — уничтожение или покорение Земли. Так вот… Острова действительно возникли по воле дружественных нам инопланетян, но цель их появления одна — защита нашей планеты от опасностей извне, из большого Космоса! А моя роль, моя функция — руководить, управлять Анклавом, организовывать, так сказать, переднюю линию обороны. Вот, вкратце, и всё… Кстати недавно я спас нашу Галактику, вернее, Вселенную и, соответственно, нашу горячо любимую Землю от страшной гибели! — гордо произнёс я. — Свидетели этого моего выдающегося подвига перед вами!

Профессор некоторое время возбуждённо и пристально разглядывал меня, а потом с дрожью в голосе вдруг задал вопрос, от которого с недавних пор я уже стал потихоньку отвыкать.

— Кто вы такой!?

— Сир… — нахмурился я.

— Ах, да, Сир…

— Какая разница, кто я такой! Уважаемый, вы помните о том, что дали мне Клятву Верности?

— Помню, Ваше Величество.

— Так вот, в ней нет ни слова о том, что ожидает человека, который её нарушит. Но! — я ускорился, молниеносно переместился к собеседнику.

Тот несколько мгновений ошарашено созерцал моё пустое кресло, потом перевёл безумный взгляд на меня, стоявшего за его правым плечом, пошатнулся, страшно побледнел. Я заботливо поддержал ПРОФЕССОРА за локоть.

— И так, бомбардир вы наш огнём мечущий, как вы думаете, что я подразумевал под «но»?

— То, что произойдёт дальше с человеком, который Вам изменит, Сир, — дрожащим голосом произнёс ПРОФЕССОР.

— Умница! — криво усмехнулся я, нависая над собеседником. — Люблю людей с тремя высшими образованиями!

— Сир, это отнюдь не свидетельствует об особом уме, — иронично произнёс БАРОН.

— Согласен с вами! — усмехнулся я. — Что такое высшее образование? Да, в принципе, ничего. Немного старания, усидчивости, хорошей памяти, активного участия в общественной жизни и в спорте, и диплом ваш! Ну, и что дальше!? Интеллект — понятие многоуровневое, многостороннее и многообразное. Важен и ценен врождённый, живой, природный ум, получающий дальнейшее разностороннее развитие. Да, да, именно разностороннее! Мозг, активно тренируемый и насыщаемый книжными знаниями, размышлениями, дискуссиями, стремящийся к живому познанию, восхищающийся им, умеющий анализировать, сопоставлять и сравнивать, попирающий догмы, испытывающий непередаваемую словами радость от открытий чего-то нового! Господи, как много дураков с двумя-тремя дипломами встречал я на своём пути! И, слава Богу, неоднократно попадались мне люди без высшего образования, но имеющий интеллект на несколько порядков выше!

Я налил себе полную рюмку рома, кивнул остальным сотрапезникам. Все последовали моему примеру, молча выпили, не торопясь, закусили.

— Господа, меня всегда поражал один парадокс. Во все времена почти все школьные отличники и медалисты — девочки. Но как трудно вспомнить хотя бы десяток женских имён, осчастливливавших человечество великими знаниями, гениальными книгами или прекрасными произведениями искусств. Увы, увы… Но, сколько было в истории троечников и даже двоечников мужчин, которые сначала считались посредственностями, а потом существенно изменили или перевернули мир! — я усмехнулся и посмотрел на ПОЭТА. — Вспомним Эйнштейна, например, вашего доброго друга, Полковник.

БАРОН вздрогнул, напрягся, тяжело и недоумённо посмотрел сначала на ПОЭТА, а потом вопросительно на меня. ПРОФЕССОР охнул, потом сделал то же. Я отвёл взгляд, задумчиво коснулся пальцами плачущих свечей, взглядом погрузился в их пламя, а потом неожиданно даже для себя продекламировал:

Осенней ночью за окном Метель поссорилась с дождём, И беспробудный вечер. Ты вдруг садишься за рояль, Снимаешь с клавишей вуаль, И зажигаешь свечи…

ПОЭТ тонко улыбнулся, БАРОН о чём-то задумался. ШЕВАЛЬЕ плавал в лёгкой и сладкой полудрёме, ПРОФЕССОР мрачно изучал тьму, границы которой определяло неверное, колышущееся пламя свечей.

— Ну что, господа! — бодро и весело произнёс я. — Пора двигаться дальше. Нам ли жить в печали!? Сенека Младший как-то сказал: «Всем нам неумолимая неизбежность судеб поставила некий предел, но никто из нас не знает, близко ли он. Настроим же душу так, словно мы дошли до конца. Не будем ничего откладывать, чтобы всякий день быть в расчёте с жизнью!».

— Римлянин, Сир? — вдруг очнулся ШЕВАЛЬЕ.

— А то кто же! — рассмеялся я. — Слышите чеканную, железную поступь легионов, мой юный друг!?

— Конечно, Сир! — восторженно отозвался Мастер Меча.

— Ищите себе новых кумиров в их колоннах! Не ошибётесь! Время Сократа и Платона прошло. Наступают новые времена!

— Всё когда-нибудь снова вернётся на круги своя, Сир, — усмехнулся БАРОН.

— Конечно, но что нам мешает совершить свой новый круг? — беспечно произнёс я.

— Кто Вы такой, Сир? — повторно задал вопрос Инженер, упрямо сдвинув брови и поджав свои тонкие, почти бескровные губы.