О смысле жизни
Шрифт:
II
Уже въ первой своей книг Л. Шестовъ подошелъ вплотную къ вопросу о смысл жизни, но подошелъ съ иной стороны, чмъ впослдствіи . Сологубъ и Л. Андреевъ. Каждый изъ нихъ остановился въ ужас передъ одной изъ сторонъ бытія, передъ одной изъ проблемъ, входящихъ въ общій вопросъ о смысл человческой жизни: Л. Андреевъ стоитъ въ ужас передъ Смертью, . Сологубъ? передъ «безобразной бабищей» Жизнью, a Л. Шестовъ? передъ фантомомъ Случая и передъ зрлищемъ неосмысленныхъ, случайныхъ человческихъ страданій.
Здсь передъ нами наглядно выясняется тсная связь и зависимость между во-просомъ о смысл жизни и отдльными теоретико-философскими проблемами? теоріей причинности, детерминизмомъ, телеологіей и т. п.; здсь необходимо, поэтому, сдлать небольшое теоретико-философское отступленіе. Дйствительно, что такое случай? Случай есть явленіе пересченія во времени двухъ причинныхъ рядовъ. Примръ: я поставилъ палку въ уголъ и въ тотъ же моментъ хлынулъ дождь; здсь передъ нами два обособленныхъ причинныхъ ряда, которые случайно совпали въ нкоторой точк. Причинной связи между ними нтъ, есть только временное совпаденіе; и было бы ошибочно заключать post hoc, ergo propter hoc, т.-е. утверждать, что я поставилъ палку въ уголъ, a потому и пошелъ дождь? stat baculus in angulo, ergo pluit. Другой примръ: человкъ шелъ по улиц, кирпичъ сорвался съ домоваго карниза и разбилъ голову человку. Это тоже только случай, только совпаденіе
Все это очень элементарныя положенія; мы сейчасъ увидимъ, что ихъ возможно углубить, что теоретически возможно отрицать самое понятіе случая. Вдь дло въ томъ, что всякое пересченіе двухъ причинныхъ рядовъ можетъ считаться причинно-обусловленнымъ, оно можетъ быть звеномъ третьяго, боле общаго, неизвстнаго намъ причиннаго ряда. Съ этой точки зрнія? особенно отстаиваемой нкоторыми кантіанцами? всякое временное слдованіе есть только наружная сторона нкоторой глубокой внутренней причинной связи; только ограниченность человческаго по-знанія заставляетъ насъ изъ телеологическихъ соображеній разграничивать временныя и причинныя соотношенія. Съ этой точки зрнія нелпая фраза «stat baculus in angulo, ergo pluit» является выраженіемъ глубокой истины, ибо случайнаго совпаденія въ мір быть не можетъ: «in mundo non datur casus? это апріорный законъ природы», по словамъ Канта. Случая нтъ; есть только необходимость, законы которой не знаютъ исключеній [13] .
13
Въ виду того, что все написанное Л. Шестовымъ до 1908 г. собрано въ указанныхъ выше пяти книгахъ, то мы для краткости будемъ обозначать ихъ цифрами: I — «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»; II — «Добро въ ученіи гр. Толстого и Ф. Нитше» (по изд. 1900 г.; впослдствіи, въ 1907 г., вышло второе изданіе этой книги), III — «Достоевскій и Нитше»; IV — «Апоеозъ безпочвенности» и V — «Начала и Концы».
Какое однако отношеніе иметъ все это къ вопросу о смысл жизни?? Самое ближайшее. Л. Шестовъ, сказали мы, съ ужасомъ остановился передъ фантомомъ Случая, обезсмысливающаго человческую жизнь. Вдь если существуетъ случай, то несомннно, что никакого объективнаго смысла въ человческой жизни нть и быть не можетъ. Какой ужъ тутъ объективный смыслъ жизни, если въ любую минуту сорвавшійся съ домоваго карниза кирпичъ можетъ раскроить вамъ голову! A смыслъ жизни человчества? Нечего толковать и о немъ, разъ существуетъ случай: завтра же «Энкіева комета зацпитъ земной шаръ…? вотъ вамъ и финалъ исторіи» (Герценъ); гд ужъ тутъ говорить объ объективномъ смысл жизни человчества! Ну, a если случая нтъ, если вс явленія міра неслучайны, необходимы, связаны тсной цпью причинности? значитъ ли это, что явленія жизни осмысленны? Нтъ, не значитъ, ибо если мы даже и съумемъ отвтить до конца на вс вопросы «почему», если мы даже отвтимъ не только на вопросъ, почему упалъ кирпичъ, но и на вопросъ, почему онъ упалъ какъ-разъ на человка, если мы даже совершенно упразднимъ за ненадобностью понятіе случая, то и тогда останется безъ отвта вопросъ «зачмъ»? вопросъ составляющій всю проблему о смысл жизни. Проблема эта не причинная, a телеологическая; осмысленность жизни надо доказывать не съ точки зрнія причинныхъ соотношеній, a исключительно съ точки зрнія телеологизма, цлесообразности. Если мы отвтимъ на вопросъ «зачмъ», если мы покажемъ, что во-преки видимости не Случай, a Цлесообразность царитъ въ мір нравственныхъ явленій? то проблема смысла жизни будетъ нами ршена въ положительномъ смысл. Такую задачу поставилъ себ Л. Шестовъ и далъ блестящее ея ршеніе въ своей книг «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»; блестящее? но и ошибочное…
«Цлые годы призракъ случайности человческаго существованія преслдовалъ его и цлые годы великій поэтъ безстрашно всматривался въ ужасы жизни и постепенно уяснялъ себ ихъ мысль и значеніе»,? пишетъ Л. Шестовъ о Шекспир (I, 281), a мы можемъ повторить о самомъ Л. Шестов, конечно toutes proportions gard^ees. Цлые годы фантомъ Случая, призракъ случайности человческаго существованія преслдовалъ Л. Шестова; цлые годы искалъ онъ отвта на этотъ мучавшій его вопросъ о безсмысленности жизни, о случайности ея. Ему казалось сначала, что этотъ вопросъ можно ршить въ сторону признанія смысла жизни, низверженія призрачнаго Случая и замны его «разумной необходимостью»: такой отвтъ нашелъ онъ въ творчеств Шекспира (это было въ 1895 г.). Десять лтъ спустя онъ пишетъ статью о Чехов? и видитъ въ немъ великаго поэта самодержавной случайности; Шек-спиръ преодоллъ этотъ призракъ (казалось когда-то Л. Шестову), a Чеховъ сталъ его «бднымъ рыцаремъ», начертавшимъ на своемъ щит кровью сердца эти слова о случайности человческаго существованія. «Въ этомъ? пишетъ Л. Шестовъ въ 1905 г.,? самая значительная и оригинальная черта его творчества…… Я здсь укажу на его комедію „Чайку“, въ которой, наперекоръ всмъ литературнымъ принципамъ, основой дйствія является не логическое развитіе страстей, не неизбжная связь между предыдущимъ и послдующимъ, a голый, демонстративно ничмъ не прикрытый случай (курс. подл.). Читая драму, иной разъ кажется, что передъ тобой номеръ газеты съ безконечнымъ рядомъ faits divers, нагроможденныхъ другъ на друга безъ всякаго порядка и заране обдуманнаго плана. Во всемъ и везд царитъ самодержавный случай, на этотъ разъ дерзко бросающій вызовъ всмъ міровоззрніямъ. Въ этомъ, говорю, наибольшая оригинальность Чехова»… (V, 13). Такъ это или не такъ? спорить не будемъ; важно только подчеркнуть, что такъ понимаетъ Чехова Л. Шестовъ, всецло соглашаясь, какъ мы увидимъ, съ мучавшей его раньше идеей случайности человческаго существованія; онъ теперь стоитъ за Чеховымъ такъ же, какъ раньше стоялъ за Шекспиромъ.
Ясно отсюда, что отъ начала и до конца (т.-е. до настоящаго момента) своего творчества Л. Шестовъ стоитъ все передъ той же проблемой случая, случайности? a значитъ и безсмысленности? человческой жизни; отвты онъ даетъ разные, даже противоположные, но все тотъ же вопросъ мучительно сверлитъ его душу: въ чемъ смыслъ и значеніе ужасовъ жизни? въ чемъ смыслъ случайнаго добра, случайнаго зла? въ чемъ смыслъ случайнаго человческаго существованія? Чтобы имть право жить, надо отвтить на эти вопросы, надо распутать или разрубить проклятый гордіевъ узелъ. Говоря словами поэта?
Міръ долженъ быть оправданъ весь, Чтобъ можно было жить! Душою тамъ, я сердцемъ? здсь; A сердце какъ смирить? Я узелъ долженъ видть весь. Но какъ распутать нить?Да, какъ распутать нить? Какъ найти смыслъ случайнаго, т.-е. безсмысленнаго человческаго существованія? Вопросъ поставленъ такь, что допускаетъ только два отвта: или нтъ смысла? тогда наша жизнь случайна, или нтъ
случая? тогда наша жизнь осмысленна. Л. Шестовъ началъ со второго отвта и пришелъ къ первому? мы это видли выше и въ этомъ мы еще убдимся. Теперь же начнемъ съ начала и обратимся къ книг «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»: въ ней мы найдемъ попытку низверженія съ трона самодержавнаго случая, попытку отвта на вопросъ «зачмъ», попытку доказательства того, что случая нть и что, слдовательно, жизнь наша осмысленна…III
Л. Шестовъ самъ отмчаетъ слдующее любопытное обстоятельство изъ исторіи шекспирологіи: «съ тхъ поръ,? говорить онъ,? какъ за Шекспиромъ установилась слава величайшаго изъ когда-либо существовавшихъ поэтовъ, у него перестали учиться. Его всегда оставляютъ на самый конецъ. Когда міросозерцаніе у человка сложилось? онъ начинаетъ „изучать“ Шекспира, т.-е. отыскивать въ его произведеніяхъ доказательства справедливости того отношенія къ жизни и людямъ, которое подсказали ему его собственное прошлое и личные вкусы. Шекспиръ слишкомъ великъ, чтобъ обойти его»… (I, 41). И прежде всего это примнимо къ самому Л. Шестову. Найти въ Шекспир союзника? значитъ найти твердую точку опоры; и Л. Шестовъ хотлъ вести свою борьбу съ фантомомъ Случая, опираясь на Шекспира.
Мы не будемъ обращать вниманія на полемику Л. Шестова съ Брандесомъ, Гервинусомъ, Крейссигомъ, Ульрици и другими шекспирологами; вообще оставляемъ въ сторон вопросъ о значеніи этой книги Л. Шестова среди необъятной литературы о Шекспир, какъ ни высоко склонны мы цнить это значеніе. Несомннно во всякомъ случа одно: въ этой своей полемик съ шекспирологами, и особенно съ Бранде-сомъ, Л. Шестовъ тщетно пытался занять позицію объективнаго толкователя Шекспира, противопоставляя свою точку зрнія субъективнымъ построеніямъ Брандеса; попытка эта была тщетной потому, что взглядъ Л. Шестова на Шекспира былъ въ совершенно равной степени проникнуть? да иначе и быть не можетъ? субъективными предпосылками. Л. Шестову надо было доказать себ и другимъ, что случая нтъ, что въ мір царитъ разумная необходимость, что на тронъ узурпатора-Случая надо посадить угнетенную Цлесообразность. Быть можетъ, такое міросозерцаніе сложилось у Л. Шестова непосредственно при изучены Шекспира, но вдь отъ этого оно, міросозерцаніе это, не стало мене субъективнымъ? Шекспиръ только путь, только средство; на его произведеніяхъ Л. Шестовъ открываетъ намъ свои взгляды, свое міровоззрніе; Шекспиръ дол-женъ отвтить ему на т вопросы «зачмъ», передъ которыми безсильно останавливается наука и которые вводятъ насъ въ область философы и интуитивнаго творчества.
Въ первыхъ главахъ своей книги Л. Шестовъ обрушивается на ту объективную науку, которая думаетъ упразднить вс вопросы «зачмъ» своимъ отвтомъ на вопросы «почему». Если вопросы «зачмъ» незакономрны, ошибочны, излишни, то во что же обращается внутренній міръ человка?? спрашиваетъ Л. Шестовъ:? въ такомъ случа «не ложь ли и вся жизнь человка… и не иметъ ли „научное право“ на существованіе только то въ жизни человка, что есть въ ней общаго съ существованіемъ вншняго міра?» На эти вопросы представители объективной науки (Л. Шестовъ иметъ въ виду Тэна) отвтили утвердительно: да, все личное, все индивидуальное? ложь; да, все частное, все единичное иметъ право на существованіе лишь постольку, поскольку оно можетъ стать общимъ, сверхъ-личнымъ. Мы уже встрчались съ этой точкой зрнія: ее исповдывалъ знакомый намъ Сергй Николаевичъ на своей горной астрономической вышк. Вы помните этого великолпнаго представителя объективной науки и сверхъ-личной точки зрнія: сходить съ ума и становится жалкимъ идіотомъ его сынъ, брошенный въ тюрьму, а онъ недоумваетъ: какъ это можно плакать и приходить въ отчаяніе изъ-за гибели одного человка?! «Я вижу космосъ, я вижу везд торжествующую безбрежную жизнь? и я не могу плакать объ одномъ… Жизнь, жизнь везд»… Сынъ его погибнетъ, какъ гибли милліоны людей? что за бда? «Какъ садовникъ, жизнь срзаетъ лучшіе цвты, но ихъ благоуханіемъ полна земля… Взгляни туда, въ этотъ безпредльный просторъ, въ этотъ неизсякаемый океанъ творческихъ силъ. Взгляни туда!»… Л. Шестовъ приводить почти буквально такія же слова Тэна о «подвижной вншности исторіи или жизни и о томъ яркомъ и ароматическомъ цвтеніи, которое природа расточаеть на поверхности бытія»… И Тэнъ тоже поетъ хвалу неизсякаемому океану творческихъ силъ, тоже чувствуеть «восторженное удивленіе при вид колоссальныхъ силъ, находящихся въ самомъ сердц всего существующаго», тоже сводить человка на роль простого винтика въ механизм вселенной: «человкъ такой же продукть, какъ и всякая вещь», и плакать о немъ, радоваться, негодовать и проклинать? не дло науки. Смерть, горе, несчастія и вс черный тни земли подчинены строгимъ законамъ необходимости; изучать ихъ? вотъ все, что нужно. А проклинать, негодовать? что за нелпость? «Статочное ли дло, чтобы кто-нибудь сталъ негодовать противъ геометріи?? А тмъ боле противъ живой геометріи?»… Иначе говоря, нтъ и не должно быть вопросовъ «зачмъ»; достаточно съ насъ отвтовъ на вопросъ «почему». И Л. Шестовъ ядовито комментируетъ ириведенныя выше слова Тэна. «Все это,? говоритъ онъ,? въ перевод на конкретный языкъ значить: недавно былъ уличенъ кладбищенскій сторожъ въ оскверненіи труповъ. Но не ужасайтесь: сумма угловъ въ треугольник равняется двумъ прямымъ. Недавно у такого-то убили на войн единственнаго сына. Не бда: ломаная больше прямой. Въ Россіи нсколько лтъ тому назадъ былъ голодъ. Это совершенно разумно, ибо людямъ нечего было сть, а въ такихъ случаяхъ, по непреложнымъ законамъ природы, они должны обязательно истощаться. Мюссе въ такихъ случаяхъ восклицаеть: „молитва замираеть на устахъ“, Байронъ произносить свое страшное проклятіе: „собаки или люди“, Гейне бросаеть лиру и беретъ въ руки палку, а ученый, глядя на все это, убжденъ, что это только „цвтеніе на поверхности бытія“? яркое или ароматическое?…» (I, 14).
Въ то время какъ Л. Шестовъ писалъ свою первую книгу, у насъ въ Россіи пышно расцвталъ ортодоксальный марксизмъ, доводившій эти точку зрнія объективизма до абсурда; въ маленькихъ доморощенныхъ Тэнахъ у насъ никогда не было недостатка. Тмъ боле необходимо подчеркнуть ту позицію, которую занялъ въ этомъ вопрос Л. Шестовъ. Наука полновластна въ своей строго опредленной области; тамъ она самодержавна, тамъ она царить надъ всми «почему», касающимися вншняго міра. Но когда она хочеть, въ лиц крайнихъ объективистовъ, завладть и всми внутренними переживаніями человка, когда она хочетъ упразднить вс вопросы о цли и смысл и замнить ихъ вопросами причинной послдовательности, то туть она уже вторгается въ чужую область, на которую не иметь никакихъ правъ. Но тутъ же сразу проявляется и ея безсиліе: не будучи въ состояніи отвтить на вопросы «зачмъ», а потому и упраздняя эти вопросы, крайніе объективисты въ то же время безсильны отвтить въ этой области и на вопросы «почему»; врне сказать, они отвчаютъ? но лишь однимъ ничего не отвчающимъ словомъ: случай, словомъ, столь ненавистнымъ Л. Шестову. «Случай? говорить Тэнъ? ведетъ человка сквозь очень опредленныя и самыя сложныя обстоятельства къ горю, преступленію, безумію, смерти»… «Слово случай,? замчаеть по этому поводу Л. Шестовъ,? которому такъ строго воспрещено показываться, когда рчь идеть объ объективныхъ явленіяхъ (ибо „случай“ говорится тогда, когда ясно, что объясненія не нужно), здсь именно на своемъ мст»… (I, 22). Ибо что такое для Тэна, для объективнаго соціолога, для великолпнаго Сергя Николаевича, что такое для всхъ нихъ смерть, безуміе, горе, какъ ни случай, не подлежащій научному обобщенію? И такимъ образомъ «чмъ боле прочно устанавливается законъ причинности для міра вншняго, тмъ больше отдается во власть случая внутренній міръ человка»… (I, 9).