О смысле жизни

— Остановись,? приказалъ императоръ. Уже равнодушіе звучало въ голос его и безсильно обвисали руки, и въ тщетной борьб съ надвигающимся мракомъ загорались и гасли его орлиные глаза.

— Убилъ ты меня, Елеазаръ? сказалъ онъ тускло и вяло.

И эти слова безнадежности спасли его. Онъ вспомнилъ о народ, щитомъ котораго онъ призванъ быть, и острой, спасительной болью пронизалось его омертввшее сердце. Обреченные на гибель? съ тоскою подумалъ онъ; свтлыя тни во мрак Безконечнаго? съ ужасомъ подумалъ онъ; хрупкіе сосуды съ живою, волнующейся кровью, съ сердцемъ, знающимъ скорбь и великую радость? съ нжностью подумалъ онъ. И такъ размышляя и чувствуя, склоняя всы то на сторону жизни, то на сторону смерти, онъ медленно вернулся къ жизни, чтобъ въ страданіяхъ и радости ея найти защиту противъ мрака пустоты и ужаса Безконечнаго»… Такъ субъективный смыслъ жизни побдилъ въ Август ея объективную безсмысленность; такъ отвчаетъ на этотъ разъ Л. Андреевъ на центральный вопросъ своего творчества? зачмъ жить, если есть смерть? Отвтъ гласитъ, что именно потому и надо жить, что существуетъ смерть; именно потому наша жизнь и иметъ такую большую субъективную цнность: недаромъ, выдержавъ губительный взоръ Елеазара,? «въ тоть вечеръ съ особенной радостью вкушалъ пищу и питіе божественный Августъ»… Тотъ, кто смотрлъ въ глаза Елеазару-Смерти, этому «Царю Ужаса» и не погибъ отъ зрлища объективной безсмысленности всего окружающаго, тотъ найдетъ источникъ живой воды въ самой жизни и обртетъ неисчерпаемую бодрость въ мысли о субъективномъ смысл человческой жизни.

XII

Тотъ переломъ отъ Смерти къ Жизни, который Л. Андреевъ показалъ намъ на Август, происходитъ ли онъ съ самимъ Л. Андреевымъ? Это именно тотъ самый вопросъ, который выше мы оставили открытымъ, какъ ни хотлось бы намъ отвчать на него утвердительно. Такой утвердительный отвтъ позволяетъ намъ дать «Елеазаръ», не говоря уже о цломъ ряд боле раннихъ разсказовъ Л. Андреева, въ которыхъ развиты мотивы побды жизни надъ мертвящимъ взглядомъ Елеазара (напр., разсказы «Весной», «Праздникъ», «На рк», «Въ подвал» и др.); но рядомъ съ ними идутъ другія его произведенія, совершенно противоположныя по настроенію и направленію. Борьба шуйцы съ десницей? мн еще разъ приходится употребить это истертое выраженіе? характеризуетъ собою все творчество Л. Андреева; не имя твердаго теоретическаго основанія, онъ беретъ проклятые вопросы приступомъ, съ разбгу, вихремъ творческой интуиціи, но именно потому у него нтъ твердой устойчивости воззрній. Это не позволяетъ намъ съ увренностью говорить о будущемъ творчества Л. Андреева, но не препятствуетъ признать, что въ прошломъ ужасъ смерти чаще всего побждалъ въ его творчеств радость жизни. Одною изъ главныхъ причинъ этого ужаса было признаніе отсутствія объективнаго смысла человческой жизни и sub specie aeternitatis и sub specie humanitatis: «вчность и тайна» настолько же не даютъ намъ этого смысла, насколько и «шоколадъ и какао»; объективизмъ трансцендентный и имманентный одинаково иллюзорны, миичны. Эта объективная безсмысленность является для Л. Андреева истиной самоочевидной, но далеко не столь самоочевидной является для него субъективная осмысленность человческой жизни. «Шоколадъ и какао»? неужели только эти слова горятъ надъ головами людей? А жизнь, ненависть, любовь, идеалы? разв все это тоже «шоколадъ и какао»? Субъективные идеалы, субъективная цль? о другихъ мы не говоримъ, потому что другихъ нтъ и не можетъ быть. И мы видли, что часто Л. Андреевъ готовъ стоять на этой точк зрнія? часто, но далеко не всегда, такъ какъ онъ гораздо боле убжденъ въ объективной безсмысленности человческой жизни, чмъ въ ея субъективной осмысленности.

А между тмъ только послдняя точка зрнія являлась бы настолько же логически-пріемлемой для него, насколько единственной и самоочевидной является она для насъ. Но, конечно, это не единственная возможная точка зрнія. Вотъ, напримръ, появилась интересная статья о Л. Андреев г. Мережковскаго, который уже давно и непоколебимо стоитъ на точк зрнія мистической теоріи прогресса и зоветъ туда же Л. Андреева; «какъ хотлось бы,? пишетъ Мережковскій,? чтобы онъ (Л. Андреевъ)… пришелъ ко Христу»… Намъ хотлось бы другого: чтобы Л. Андреевъ пришелъ къ тому имманентному субъективизму и субъективному телеологизму, о которомъ все время шла рчь выше. Найдется, несомннно, критикъ-марксистъ, который будетъ убждать Л. Андреева стать художественнымъ проповдникомъ экономическаго матеріализма и «идеологомъ пролетаріата» (вдь нашелся же такой критикъ, который въ «Жизни Василія ивейскаго» увидлъ исторію жизни «мелкаго производителя»? перлъ, который навсегда останется на страницахъ марксистской литературной критики); найдутся критики, стоящіе и на другихъ точкахъ зрнія? возможныхъ міровоззрній много. И какъ хорошо, замтимъ мимоходомъ, что истинный художникъ и мыслитель почти никогда не слушаетъ голоса критики, а продолжаетъ идти своей дорогой, руководствуясь указаніями своего таланта и своими внутренними переживаніями. Своей дорогой будетъ идти и Л. Андреевъ, и куда бы онъ ни пришелъ въ будущемъ, но прошлое его достаточно опредленно, чтобы вс наши вышеприведенные выводы имли подъ собою твердую почву.

Вотъ вкратц эти выводы. Объективнаго смысла человческой жизни нтъ, говоритъ намъ Л. Андреевъ, а потому человческая жизнь страшна, жалка и одинока. На аміелевскій вопросъ: что изъ трехъ? «равнодушная природа? сатанинская сила? или добрый, праведный Богъ?» Л. Андреевъ категорически отвчаетъ: «равнодушная природа» и воплощаетъ ее въ образ своего Нкоего въ сромъ. Но въ то же время признаніе объективной безсмысленности человческой жизни идетъ у Л. Андреева рядомъ съ сознаніемъ ея субъективной осмысленности. Это сознаніе субъективной осмысленности жизни является значительнымъ шагомъ впередъ отъ . Сологуба въ постановк и разршеніи вопроса о смысл жизни; конечно, ршеніе этого вопроса въ творчеств и . Сологуба и Л. Андреева лежитъ за порогомъ ихъ сознанія: творческая интуиція не сопровождается у нихъ философски-оформленной мыслью, какую мы найдемъ у Л. Шестова. Мы увидимъ тогда, как и художественное творчество . Сологуба и Л. Андреева дополняется философскимъ творчествомъ Л. Шестова, и обратно, какъ философское творчество Л. Шестова находитъ отраженіе въ художественномъ творчеств . Сологуба и Л. Андреева.

Изъ всего предыдущаго съ достаточной ясностью опредляется значеніе Л. Андреева въ русской литератур. Уже говоря о . Сологуб, мы замтили, что въ то время какъ . Сологубъ и Л. Шестовъ? отдльныя высокія вершины, интимные и слиш-комъ индивидуальные писатели, стоящіе особнякомъ, Л. Андреевъ является именемъ, обозначающимъ отдльную эпоху русской литературы, непосредственно стоящимъ за Чеховымъ и М.Горькимъ. Чеховъ, М. Горькій и Л. Андреевъ? это послдовательная цпь именъ, характеризующихъ восьмидесятые и девяностые годы ХIХ-го вка и первое десятилтіе ХХ-го столтія. За послднее время стало признакомъ хорошаго литературнаго тона провозгласить «конецъ Горькаго», а подчасъ съ утрированной грубостью лягнуть этого нашего большого писателя, занявшаго своимъ именемъ цлую эпоху русскаго литературнаго развитія. Факть этотъ объясняется недостаткомъ исторической оцнки, непониманіемъ громаднаго значенія М. Горькаго въ исторіи русской литературы конца ХІХ-го вка. М. Горькій остался тмъ же Горькимъ, какимъ онъ былъ; талантъ его остался равенъ самому себ; его недавняя «Исповдь» прямо-таки одно изъ лучшихъ его произведеній? и въ этомъ отношеніи никакого «конца Горькаго» нтъ. Но въ томъ-то и дло, что Горькій остался прежнимъ, въ то время какъ жизнь шла впередъ; въ этомъ отношеніи М. Горькій дйствительно писатель минувшей эпохи, чмъ и объясняется наступившее охлажденіе къ нему, охлажденіе, отъ котораго до извстной степени застрахованы только титаны міровой литературы, въ род Достоевскаго или Толстого. Теперь вслдъ за Горькимъ пришелъ Л. Андреевъ и современная эпоха русской литературы будетъ обозначена его именемъ. И если даже въ будущемъ? что очень вроятно? Л. Андреевъ раздлитъ участь М. Горькаго, если черезъ нсколько лтъ критика и читатели провозгласятъ «конецъ Андреева», то все же значеніе Л. Андреева въ исторіи русской литературы останется непоколебленнымъ, все же первое десятилтіе ХХ-го вка всегда будетъ связано въ русской литератур съ его именемъ, какъ восьмидесятые годы связаны съ именемъ Чехова, и девяностые? съ именемъ М. Горькаго. Въ чемъ и каково это значеніе Л. Андреева? Мн думается, что отвтъ ясенъ изъ всего предыдущаго. Въ Л. Андреев осуществился переходъ отъ общественно этическихъ къ философско-этическимъ проблемамъ; въ творчеств Л. Андреева мы видимъ возвращеніе «назадъ къ Достоевскому». Это возвращеніе назадъ бываетъ иногда громаднымъ шагомъ впередъ; такимъ громаднымъ шагомъ впередъ было, напримръ, возвращеніе философской мысли второй половины ХІХ-го вка «назадъ къ Канту»; такимъ же шагомъ впередъ въ русской художественной литератур является и это возвращеніе Л. Андреева «назадъ къ Достоевскому», возвращеніе къ художественной разработк вчныхъ философско-этическихъ и, говоря шире, философско-религіозныхъ проблемъ. Вчные карамазовскіе вопросы снова поставлены на очередь современнымъ художественнымъ творчествомъ; трагическія проблемы снова стоятъ передъ нашимъ сознаніемъ и требуютъ отвта. Цль, смыслъ и оправданіе отдльной жизни человка; цль, смыслъ и оправданіе общей жизни человчества? на вс эти вопросы Л. Андреевъ даетъ намъ, быть можетъ самъ того не сознавая, одинъ изъ возможныхъ отвтовъ своимъ творчествомъ. И въ этомъ? главное его значеніе въ современной русской литератур.

Какъ отвчаетъ Л. Андреевъ на вс эти вопросы? этой тем и былъ посвященъ настоящій очеркъ; конечно, отвты эти не окончательные и никогда не могутъ быть окончательными. На философскомъ творчеств Л. Шестова мы прослдимъ дальнйшее логическое развитіе тхъ взглядовъ, которые мы уже встрчали у . Сологуба и Л. Андреева и придемъ къ нкоторымъ боле опредленнымъ отвтамъ на карамазовскіе вопросы и вопросы о смысл человческой жизни.

Левъ Шестовъ

І

«Л. Андреева вс знаютъ, . Сологуба? знаютъ мало, a меня? и совсмъ не знаютъ»,? пишетъ самъ о себ Левъ Шестовъ. И онъ, конечно, правъ. Леонида Ан-дреева считаютъ себя обязанными знать «вс», т самые «вс», которые вчера читали Максима Горькаго, сегодня увлекаются Л. Андреевымъ, a завтра побгутъ толпой за новымъ именемъ. Эти «вс» мало знаютъ . Сологуба? они услышали о немъ только посл «Мелкаго Бса»; эти «вс» совсмъ не знаютъ Л. Шестова. И они въ прав его не знать, такъ какъ Л. Шестовъ пишетъ не для «всхъ», a для немногихъ? онъ слишкомъ интимный, слишкомъ обособленный писатель; и это несмотря на то, что стержнемъ его творчества является вопросъ о смысл жизни? вопросъ, мимо котораго не можетъ пройти ни одинъ человкъ. Но этотъ всеобщій вопросъ Л. Шестовъ ршаетъ настолько по-своему, настолько выходя изъ рамокъ общаго шаблона, что имлъ бы право на каждой своей книг поставить подзаголовокъ: «ein Buch f"ur Alle und Keinen»… F"ur Alle? потому что Л. Шестовъ ставитъ вопросы насущные и мучительные для всхъ; f"ur Keinen? потому что ршеніе имъ этихъ вопросовъ врядъ ли можетъ быть кмъ-либо принято во всей полнот и цлостности. «Учениковъ», «школы» у Л. Шестова? къ счастью для него? никогда не будетъ; но это, конечно, не длаетъ художественно-философское творчество Л. Шестова ни мене глубокимъ, ни мене замчательнымъ.

Но если «вс» до сихъ поръ совсмъ не знаютъ Л. Шестова, то немногіе (а можетъ быть и многіе) знаютъ и цнятъ его съ давнихъ поръ. Л. Шестовъ началъ свою литературную дятельность еще въ 1895-мъ году: въ газет «Кіевское Слово» отъ 22 дек. 1895 г. была помщена въ фельетон его статья «Георгъ Брандесъ о Гамлет», подписанная буквами Л. Ш.; почти въ то же самое время въ кіевской газет «Жизнь и искусство» (отъ 9 янв. 1986 г.) появилась вторая статья Л. Шестова подъ заглавіемъ «Журнальное Обозрніе» и съ подписью «Читатель». Первая изъ этихъ статей представляетъ особенный интересъ въ виду того, что двумя годами поздне появилась развивающая ту же тему книга «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»? первая книга Л. Шестова; съ этого 1898-го года имя Льва Шестова (псевдонимъ) впервые появилось въ печати. Книга эта, страстно и горячо написанная, не обратила на себя въ то время вниманія; впрочемъ о ней писали Зин. Венгерова (въ «Образованіи») и Ю. Айхенвальдъ (въ «Вопросахъ философіи и психологіи»). Двумя годами поздне, въ 1900 г., вышла въ свть вторая книга Л. Шестова, «Добро въ ученіи гр. Толстого и Ф. Нитше», съ подзаголовкомъ «Философія и проповдь»; этой книг посвятилъ много вниманія Михайловскій (см. «Русское Богатство» 1900 г., No№ 2 и 3), нашедшій книгу эту «странной», но «интересной и красиво написанной». Въ своей критик Михайловскій тонко отмтилъ нкоторыя слабыя стороны книги Л. Шестова, но не обратилъ вниманія на ось вращенія всего творчества этого писателя; быть можетъ, тогда это было еще преждевременно. Но когда въ 1903 г. появилась третья книга Л. Шестова [9] «Достоевскій и Нитше», съ подзаголовкомъ «Философія трагедіи», то лицо автора выяснилось уже для всхъ знакомыхъ съ двумя предыдущими его книгами; впрочемъ говорили и писали о ней мало: заслуживаетъ быть отмченной только небольшая замтка М. О. Гершензона (въ журнал «Научное Слово»). Зато четвертая? и до сихъ поръ послдняя? книга Л. Шестова, появившаяся въ 1905-мъ году, «Апоеозъ безпочвенности» (съ подзаголовкомъ: «Опытъ адогматическаго мышленія»), вызвала рядъ статей о всемъ творчеств Л. Шестова; назовемъ статью г. Базарова въ «Образованіи», любопытный фельетонъ В. Розанова: «Новые вкусы въ философіи» («Новое Время», № 10612) и замтку А. Ремизова въ журнал «Вопросы Жизни» (1905 г., № 7). Тогда же появилась и наиболе интересная изъ всхъ написанныхъ до сихъ поръ о Л. Шестов статей? статья «Трагедія и обыденность» Н. Бердяева (въ «Вопросахъ Жизни» 1905 г., № 3; перепечатана впослдствіи въ сборник статей Бердяева «Sub specie aeternitatis»).

9

Она печаталась въ 1902 г. въ журнал «Міръ Искусства», подъ заглавіемъ «Философія трагедіи».

Здсь перечислена, конечно, не вся литература о Л. Шестов; но если бы даже набралось еще десятка два мелкихъ отзывовъ о книгахъ и статьяхъ этого автора, то и въ такомъ случа скудость этой литературы не стала бы мене разительной, особенно по сравненію съ громадной литературой о Л. Андреев и довольно большой за послднее время литературой о . Сологуб; это служитъ лучшимъ показателемъ того, какъ мало въ широкой публик знаютъ Л. Шестова [10] . Закончимъ нашъ перечень его произведеній указаніемъ на отдльныя статьи, печатавшіяся въ разное время (до 1908 г.) въ различныхъ сборникахъ и журналахъ; такихъ статей намъ извстно шесть. Статья «Юлій Цезарь Шекспира» напечатана въ вид одного изъ приложеній къ трагедіямъ Шекспира въ изданіи Брокгаузъ-Эфрона; статья эта пріобртаетъ особенный интересъ при сопоставленіи съ первой книгой и первой газетной статьей Л. Шестова о Шекспир: три эти произведенія на одну и ту же тему отдлены другъ отъ друга значительными промежутками времени и отразили на себ эволюцію міровоззрнія Л. Шестова. Вторая статья, «Власть идей», напечатанная въ «Мір Искусства» 1902 года, написана по поводу книги Д. Мережковскаго о Толстомъ и Достоевскомъ; об эти статьи Л. Шестова перепечатаны имъ въ приложеніи къ его книг «Апоеозъ безпочвенности». Затмъ въ журнал «Вопросы Жизни» (1905 г., № 3) помщена большая статья Л. Шестова о Чехов подъ заглавіемъ «Творчество изъ ничего»; въ «Полярной Звзд» (отъ 27 янв. 1906 г.)? статья о Достоевскомъ: «Пророческій даръ»; въ сборник «Факелы» (кн. II)? статья «Похвала глупости», по поводу книги Бердяева «Sub specie aeternitatis»; и, наконецъ, въ «Русской Мысли» (І907 г. № 4)? статья «Предпослднія слова». Эти четыре статьи составляютъ недавно вышедшій сборникъ статей Л. Шестова, озаглавленный «Начала и Концы».

10

Посл выхода въ свтъ перваго изданія настоящей книги, въ 1908–1909 г. появился, наконецъ, цлый рядъ журнальныхъ и газетныхъ статей о Л. Шестов — гг. Мережковскаго, Философова, Франка и многихъ другихъ.

Итакъ, въ небольшихъ пяти книгахъ собраны почти вс произведенія Л. Шестова, написанныя имъ за послднія пятнадцать лтъ [11] ; вс эти пять книгъ легко могли бы быть соединены въ одинъ томъ? такъ сравнительно невелико количество писаній Л. Шестова. Какихъ-нибудь пятьдесятъ печатныхъ листовъ за пятнадцать лтъ? въ то время какъ одна книга Д. Мережков-скаго о Толстомъ и Достоевскомъ, написанная между объемистымъ «Леонардо» и кирпичеобразнымъ «Петромъ», равна по объему всмъ книгамъ Л. Шестова вмст взятымъ… Но вдь цнность литературныхъ произведеній измряется всомъ идей, a не всомъ печатной бумаги; и въ отношеніи этой внутренней цнности интересная, но страдающая водянкой книга Мережковскаго должна уступить первое мсто небольшимъ и сжатымъ работамъ о Толстомъ и Достоевскомъ Л. Шестова. Это сопоставленіе Л. Шестова и Д. Мережковскаго мы длаемъ намренно, чтобы подчеркнуть одну характерную черту творчества Л. Шестова: черта эта? сжатость, сконцентрированность мысли, умніе въ немногомъ выразить многое и въ то же время найти адекватную форму для выраженія своей мысли. Это длаетъ Л. Шестова однимъ изъ нашихъ наиболе блестящихъ стилистовъ; имя это въ виду, мы и называли творчество Л. Шестова философско-художественнымъ. При чтеніи книгъ Л. Шестова чувство эстетической удовлетворенности почти всегда сопровождаетъ работу мысли, a это можно сказать не о многихъ изъ современныхъ писателей.

11

Не помщены въ нихъ только первые фельетоны Л. Шестова, a также и послдній его фельетонъ, появившійся въ одномъ изъ ноябрьскихъ номеровъ «Нашей Жизни» за 1905 г. подъ заглавіемъ «Литературный сецессіонъ» (о журнал «Вопросы Жизни»); кром того въ 1909 году появились слдующія новыя статьи Л. Шестова «Разрушающій и созидающій міры» («Русская Мысль», № 1); «Великіе Кануны» (ibid., № 4); «Поэзія и проза . Сологуба» («Рчь», № 139).

Но, конечно, не на эту вншнюю сторону творчества Л. Шестова мы обратимъ вниманіе; для насъ Л. Шестовъ интересенъ какъ писатель, мучительно ищущій отвта на вопросъ о смысл жизни, на вопросъ о смысл зла въ мір, на вопросъ о цли нашего жизненнаго пути; для насъ Л. Шестовъ интересенъ какъ философъ? въ широкомъ смысл этого слова. Къ нему въ этомъ отношеніи всецло примнимо то, что самъ онъ говоритъ о Толстомъ въ одной изъ своихъ книгъ: «…вся творческая дятельность его была вызвана потребностью понять жизнь, т.-е. той именно потребностью, которая вызвала къ существованію философію. Правда, онъ не касается нкоторыхъ теоретическихъ вопросовъ, которые мы привыкли встрчать у профессіональныхъ философовъ. Онъ не говоритъ о пространств и времени, монизм и дуализм, о теоріи познанія вообще. Но не этимъ опредляется право называться философомъ. Вс эти вопросы должны быть выдлены въ самостоятельныя дисциплины, служащія лишь основаніемъ для философіи. Собственно же философія должна начинаться тамъ, гд возникаютъ вопросы о мст и значеніи человка въ мір, о его правахъ и роли во вселенной и т. д.»… (II, 77) [12] . Да, это такъ: вся творческая дятельность Л. Шестова была вызвана потребностью понять жизнь, a значитъ? вдь «comprendre c'est pardonner»? и оправдать жизнь, объяснить смыслъ зла въ мір, найти смыслъ жизни. Гд возникаютъ эти вопросы, тамъ начинается философія, въ какихъ бы формахъ она ни проявлялась: въ форм ли философскаго трактата, или критической статьи, или трагедіи и романа; надо только умть узнавать эту философію подъ любыми формами? въ этомъ задача литературно-философской критики. Эту задачу мы и ставили себ, изучая творчество . Сологуба и Л. Андреева; съ этой же точки зрнія мы подойдемъ и къ творчеству Л. Шестова и увидимъ тогда, что новаго вноситъ Л. Шестовъ въ постановку и ршеніе вопроса о смысл жизни по сравненію съ уже извстными намъ ршеніями этого вопроса Л. Андреевымъ и . Сологубомъ.

12

Въ виду того, что все написанное Л. Шестовымъ до 1908 г. собрано въ указанныхъ выше пяти книгахъ, то мы для краткости будемъ обозначать ихъ цифрами: I — «Шекспиръ и его критикъ Брандесъ»; II — «Добро въ ученіи гр. Толстого и Ф. Нитше» (по изд. 1900 г.; впослдствіи, въ 1907 г., вышло второе изданіе этой книги), III — «Достоевскій и Нитше»; IV — «Апоеозъ безпочвенности» и V — «Начала и Концы».