Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Дзуня. При электрическом свете.

Пыпця. Ого! Бывало, попросят меня политзаключенные: «Сними нас, товарищ Пыпця, так же и при вечернем свете!..»

Дзуня. Так вот прошу, господа, на несколько минут в канцелярию. (Уходит в канцелярию.)

Рыпця (тихо). Товарищ, вы уверены в себе? Не считаете ли вы, что мы предаем революционно-национальную линию?

Пыпця. Мы ее выдержим, дорогой товарищ и приятель!

Оба уходят в канцелярию мецената. Меценат выглядывает из столо­вой, потом открывает двери.

Помыкевич. Прошу, прошу, господа, если в столо­вой душно. Сейчас подадут чай. Скоро придут и музыканты!

Входят ди ректриса и редактор.

Директриса. Поверьте, господин меценат, что при­поднятое настроение сегодняшнего собрания не нуждается в музыке. Мы просто очарованы приемом.

Помыкевич. Позвольте, госпожа директриса, выра­зить вам свою радость по поводу вашей не заслуженной нами похвалы!

Редактор. Смею уверить вас, господин меценат, что вся наша пресса не забудет о своем национальном долге и под­черкнет этот исключительный случай, за который вас когда- нибудь очень откровенно отблагодарит украинский народ.

Помыкевич. Разве если останется ценное место, иначе совесть моя была бы неспокойна...

Директриса. Как я вижу, вы никогда не забываете, меценат, что скромность является лучшим качеством челове­ка-гражданина.

Помыкевич. Но она совсем не нужна такой во всех от­ношениях прекрасной женщине, как вы, пани директриса.

Директриса (с приятной улыбкой). Вы любите шутки, господин меценат...

Помыкевич низко кланяется и уходит.

Неужели у каждого дурака должны быть такие же, как у него, бараньи глаза?

Редактор. У меня, знаете ли, есть книга: «Хиромантия, или как отгадать характер человека по рукам, ушам и глазам». Если бы она была под рукой, мы сразу разоблачили бы мецената.

Директриса. Хорошо еще, что он хоть, как говорят, пат­риот, а то ведь со своей супругой даже приличного меню сделать не в состоянии.

Р е д а к т о р. Я думал уже о том, чтобы усилить в нашей газе­те кулинарную страничку. Факт, что даже наша кухня утрачивает украинские традиции. Это совсем не то, что в Вене, как расска­зывал мне председатель нашей партии, мой дорогой Дмитруня. Там, говорят, после обеда, вам...

Директриса. Простите, не его ли это отлупили за мошен­ничество в картах?

Редактор. Ах, это ведь было, милостивая пани, еще тогда, когда не было единого национального фронта и над руководителя­ми города тяготела еще такая ответственность. К тому же, по-мое­му, можно быть хорошим шулером и не менее хорошим патриотом.

Директриса (с очаровательной улыбкой). Вы, как все­гда, дорогой редактор, совершенно правы...

Редактор. Именно такой отзыв дал мне один священник, когда прочитал мою статью о влиянии солнечных пятен на между­народные отношения. Ибо верно, если примем во внимание поста­новление Совета послов от марта тысяча девятьсот двадцать тре­тьего года...

Директриса. Это очень интересно, милый редактор, и вы постараетесь, я полагаю, развить ваши мысли завтра у меня?

Редактор. Препятствий не будет?

Директриса. По воле моего мужа, я буду сидеть завтра, как и в прошлый раз, дома сиротой...

Входят писатель и критик.

Критик. Прежде всего вам, молодой человек, нужно по­нять, что такое красота. Без этого понимания красоты ничего не сделаете! Никогда!

Писатель. Мой герой и дает ответ на этот вопрос, госпо­дин доктор...

Критик. Который это, не тот ли, что застрелился в конце концов?

Писатель. Нет в моей повести такого, господин доктор!.. Мой герой совсем не стреляет в себя, а становится сотником и под конец женится.

Критик. Черт с ним! Не стану же я плакать лишь оттого, что у меня нет подозрительных знакомств. А вам бы следовало прежде всего знать, что такое красота, что такое искусство, моло­дой человек! Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что такое искусство?

Писатель. Господин доктор! Ведь и на этот вопрос дает от­вет моя героиня, когда подает раненому стрельцу кофе с пасхаль­ным куличом, а девушки вокруг играют в верболаз и старенький священник со слезами на глазах благословляет...

Критик. Не пугайте вы меня своими героинями, молодой человек, а лучше скажите, знаете ли вы, что такое красота, насто­ящая, художественная красота'? Знаете ли вы, что такое жемчу­жина? Как возникает жемчужина?

Писатель. А как же, знаю...

Критик. Вот и вижу, что не знаете... Да, да, не знаете. Из разнообразных минералов возникают жемчужины!

Писатель. Господин доктор, я помню, изучал, что ее с мо­ря, со дна морского...

Критик. Говорите, со дна мор... Вы... вы не знаете, я вижу, даже, что такое поэзия, молодой человек! Рекомендую вам пол­учиться немного, потом — побеседуем еще! (Оскорбленный, отхо­дит.)

Входят молодой человек и молодая девушка.

Молодая девушка. Вы не имеете понятия, господин Левко, как меня это угнетает. Неужели наш несчастный народ век будет терпеть эти издевательства? Когда же мы, господин Левко, из московско-большевистских детей будем делать мыло?..

Молодой человек (тихо). Гораздо раньше, чем вы думаете, панна Кики. Наша организация именно этой ночью по­лучила шифрованную телеграмму из Америки.

Молодая девушка. Что вы, господин Левко, из Аме­рики?

Молодой человек. Из самого Вашингтона, панна Кики. Нам сообщают, что высылают двести тысяч сенегальских стрел­ков и столько же долларов. Все уже запаковано и ждет нашего сигнала.

Молодая девушка (тихо). Так вы, пане Левко, тоже инспиратор?

Молодой человек (вытаскивает из кармана револьвер). Вы видите, панна Кики?

Молодая девушка. Пане Левко, вы мне импонируете: я так часто мечтала о том, чтобы мы имели своего Вильгельма Телля или Гарри Пиля...

Молодой человек (доверчиво). А вы бы, панна Кики, не имели желания стать старогреческой ме... Мелясиной и само­отверженно идти вместе с нами к высшей цели?

Молодая девушка. Пане Левко! Неужели вы можете со­мневаться в этом?

Молодой человек. И так, я приду к вам завтра, панна Кики, чтобы принять от вас присягу на револьвер. Я захвачу с со­бой танго, которое вы у меня просили. Я уже научился играть на мандолине.

Молодая девушка. Пане Левко, принесите с собой и мандолину...

Входят полити к и директор банка.

Политик (вытирая пот на лбу). Никто нас не подслушивает?

Директор банка (оглядываясь). Решительно никто...