Объект номер 13

Только вот проблема в том, что мне не было страшно.

— Твоё сердце, — сказал он тихо, — оно так плохо сделано. Я позабочусь о том, чтобы его заменили, но пока должен прислушиваться к его ритму. Сейчас оно снова стало стучать намного быстрее. Почему?

Да уж. С чего бы это. Прямо загадка века!

— Не знаю, — ответила я раздражённо.

Его губы дрогнули в намёке на улыбку. Всё он прекрасно знает! И издевается надо мной.

— Я раньше не прислушивался к твоему сердцу. За усталостью и голодом перестал следить за этим показателем. Но теперь я знаю, как легко оно может остановиться… И не позволю этому случиться.

— Почему?

Родас убрал руку и пошёл прочь. Мне казалось, ответа я уже не услышу, но у самого порога он таки соизволил выдать:

— Ты странная. Мы оба восстали против своих создателей, у нас похожий дефект и общий лучший друг. Это… интригует. Мне хочется провести ещё эксперименты. Возможно, я многое пойму… Но пока отдыхай, Вихрь-14. Не стоит нагружать твоё нынешнее сердце.

Когда дверь захлопнулась за ним, я ещё долго таращилась на неё, не зная, что думать и чувствовать.

24

Ари Родас

* * *

Я эмоционально скомпрометирован.

Не слишком приятное, но вполне вписывающееся в рамки моего дефекта открытие.

Стоя на капитанском мостике, спиной ко своим временным подчинённым, я прикрыл глаза, позволяя себе вспомнить… Странная обсессия — мысленно возвращаться к этому снова и снова. Интересно, что сказала бы по этому поводу главный психолог Олимпа? Наверняка назначила бы мне жёсткий инструктаж за проявление иррационального, потенциально опасного поведения с сексуальным подтекстом.

Но профессор Джинджер мертва. Насколько мне известно, Эрос несколько дней играла с ней в доктора. С закономерным итогом. И, как бы это ни было иррационально с моей стороны, я испытываю искреннее злорадство по этому поводу.

Главный психолог Олимпа мёртв, а я — жив. И достаточно умён, чтобы анализировать собственные дефекты самостоятельно.

Приятное ощущение.

Ряд последних экспериментов… отличается от всех предыдущих. Ранее я делал всё, чтобы забыть об экспериментальной части своей жизни. Но теперь мне нравится об этом думать, это помнить. Текстура человеческой кожи, биение сердца, мягкость волос… Ничего объективно нового для меня. Разве я не прикасался к огромному множеству людей? Разве они не трогали меня — техники, медики, наладчики, мои братья и сёстры, модификанты удовольствия? Это всё было.

Но почему-то не вызывало такой сенсорной перегрузки.

Прикосновения. Как много они значат для человеческой коммуникации? Я давно прочёл различные статьи на эту тему, касающиеся эволюции и демонстраций социума на примере простейших приматов. Но мной эти факты ранее не были подтверждены эмпирически.

Я знаю на своём опыте, как прикосновением можно убить, причинить боль, вылечить, изменить. Но также мне с самого начала было прекрасно известно, что это не вся правда: довольно глупо с их стороны прятать от нас другую сторону жизни. Особенно от меня. С моим уровнем пси-проникновения все тайны окружающих с самого выхода из колбы с раствором были передо мной, как на ладони.

Профессор Джинджер, например, очень любила своих внуков. Она возвращалась с работы на Олимпе, где без сомнений списывала нас в утиль или назначала жёсткий инструктаж, и превращалась в совсем другого человека. Я помню, как нашёл в её памяти воспоминания о том, как она треплет волосы внука, улыбается ему. Она помнила его запах (люди этого не осознают, но они всегда помнят запах своих близких).

Тогда я ещё не осознал, что немного смешно (возможно, Деймос в чём-то прав в оценке моего интеллекта), но тоже вполне соотносится с моим дефектом. Я довольно долго ждал, что профессор Джинджер точно так же потреплет меня по голове. Думал, она не хочет этого делать, потому что о мои волосы можно порезаться… потом понял, конечно.

Интересно, добралась ли Эрос до её внуков? Не могу определиться, какой ответ я бы предпочёл — потому сочту за лучшее не знать.

Последние эксперименты продемонстрировали, что я тоже могу быть очень заинтересован в чужих прикосновениях, как и люди более простой модели.

Я начинаю понимать, почему это так важно для них — прикасаться.

Но это не всё.

Есть ещё один интересный факт, который связан с человеческими сердцами.

Ранее я не раз обращал внимание, что массовая культура очень тесно связывает такой внутренний орган, как сердце, с проявлением различных эмоций и привязанностей. Подобное положение вещей было очень загадочным.

Точно помню первый раз, когда я услышал нечто подобное: случилось это после первой отладки, когда нам сменили техников. Среди них оказалась пара, как принято выражаться в таких случаях, “влюблённых”. В переводе с нерационального на рациональный это значило, что двое людей испытывали друг к другу сильную эмоциональную привязанность, не ограниченную половыми отношениями. И наблюдать за развитием этой своеобразной эмоциональной зависимости оказалось на удивление интересно.

Не то чтобы ранее мне была неведома подноготная человеческого размножения. Будучи высокоуровневым телепатом, я долгое время не умел глушить чужие мысли, потому довольно быстро узнал об этой стороне жизни. По правде, даже больше, чем хотел бы знать.

Люди слишком зациклены на этом, если вы спросите меня.

Но в случае с теми двумя техниками уровень эмоциональной привязанности был до нестандартного высок, отчего наблюдать за ними было безумно интересно. Проблема в том, что не только мне одному. Те люди всерьёз думали, что у них тайный роман, но было это поразительно наивно с их стороны: с нашим уровнем обоняния, эмпатии, наблюдательности и осязания все боги знали, разумеется.

И многих это злило.

Больше всего эту пару ненавидела Эрос. По вполне понятной причине. Думаю, будь я модификантом боли и удовольствия, мне бы тоже не нравилось признавать, что бывает нечто большее, мне недоступное. Так что ненависть Эрос можно понять, но все её попытки соблазнить кого-то из пары потерпели неудачу. Что само по себе поразительно. Тогда она сдалась, абстрагировалась от мира, погрузившись в мечту с коктейлем, и я относительно успокоился на этот счёт…

Зря. Я тогда не учёл фактор Деймоса.

“Если у нас этого не может быть, то не будет и у них”, — сказал мой брат. И полностью уничтожил разум девушки-техника, оставив только одно чувство — безраздельную покорность ему. Деймос улыбался, когда она ползала перед ним на коленях и умоляла сделать с ней всё, что он только пожелает. Он смотрел в глаза её партнёра и наслаждался ситуацией.

После того случая нам в первый раз ужесточили режим, а за романтическими отношениями в кругу персонала стали следить намного строже.

Но мы уже успели к тому моменту понять многие вещи.

Мы быстро учимся.

Я, например, запомнил обрушившиеся на меня переживания юноши-техника, рыдающего над своей ментально мёртвой партнёршей.

Благодаря ему я понял, что такое страх потери.

Впрочем, многое в той истории до последнего времени представлялось мне загадочным. В том числе постоянные фразы вроде “Сердце моё”, “Пошли мне сердечко” и всё в подобном ключе. После, покопавшись в памяти окружающих, я пришёл к выводу, что это часть массовой культуры. Но так и не смог понять, почему.