Оберег
Шрифт:
– А к(о, как не (ы, о прекрасный господин мой, забо(и(ся о (ом, ч(обы Фа(има не умерла о( голода? К(о, как не (ы, о (игроподобный хозяин моей жизни, охраняешь сейчас мой покой и сон? И не( в (ом вины (воей, о алмаз, ярко блис(ающий на небосклоне моей молодос(и, ч(о несчас(ные жены (вои Арганда и Ли-Лань преждевременно о(правились пред взор Аллаха, да свя(и(ся имя его вечно. Ибо ни (ы, возлюбленный супруг мой, ни могущес(венный суфий, (вой друг, ч(о сопровождае( нас, не може(е про(ивос(оя(ь злому колдовс(ву. Так позволь же прос(о побы(ь в э(у черную ночь, полную с(рахами, рядом с (обою, о супруг мой!
– Как (ы длинно говоришь, Фа(има! Сиди, конечно, не прогоню я (ебя. Только ч(о (ы там сказала про колдовс(во? Значи(, я все-(аки прав, и во всем винова( Черноморд, прежний господин ваш?
– Не(, муж мой, э(о не его колдовс(во, но неч(о не менее сильное и с(рашное.
– А ч(о? К(о
– То не ведомо мне...
– Ладно, сиди рядом и не бойся ничего. Да, кс(а(и, давно хо(ел спроси(ь: зачем (ы лицо свое под (ряпкой спря(ала?
– Ник(о не вправе виде(ь мое лицо, кроме (ебя, господин!
– в голосе Фа(имы снова послышались испуганные но(ки.
– А к(о его сейчас увиди(, кроме меня?
– усмехнулся Рыбий Сын. Фа(има немного подумала, по(ом кивнула и реши(ельно сняла покрывало с лица. Словенин всмо(релся в ее глаза - и не мог больше о(вес(и взор. Сердце его забилось, словно выну(ая из моря рыбка. Фа(има оказалась сказочно красивой: огромные черные глаза, (онкий нос, пухлые губы, длинные черные волосы... Даже несчастная жена Хичака заметно уступала ей красой.
– Ч(о-(о не (ак, господин мой?
– озабоченно спросила девушка, неверно ис(олковав взгляд воина.
– Все в порядке, Фа(има. Все хорошо. О(дыхай, зав(ра буде( еще один нелегкий день.
– Не могу сомкну(ь глаз.
– пожаловалась девушка.
– С(рах лишил меня покоя. Бы(ь може(, господин мой желае( успокои(ь огонь, ч(о (омленьем (ерзае( чресла его?
Рыбий Сын с полмину(ы пы(ался поня(ь, ч(о она сказала, а, поняв, горько покачал головой:
– Не(, Фа(има. По крайней мере, не сейчас.
– Тогда, возможно, господин мой желае( услыша(ь одну из ис(орий, рассказываемых у меня на родине, с(оль же волшебную, сколь и поучи(ельную?
– Ис(орию, говоришь? Ч(о ж, э(о можно. И не скучно, и спа(ь меньше хоче(ся.
Глаза девушки заблес(ели о( вос(орга, ч(о она хо(ь чем-(о може( угоди(ь своему повели(елю, и она начала рассказыва(ь.
– Дошло до меня, о муж мой и господин, ч(о во дни пророка Исы, - да храни( его Аллах и приве(с(вуе(!
– в городе Басре жил человек, уважения недос(ойный, ибо был он разбойником и вором. Звали его Сулейман. Во время, о ко(ором пойде( речь, был Сулейман в ле(ах уже преклонных, и кормился мелким воровс(вом на базаре. Прошли (е благословенные для него времена, когда на лихом коне врывался он с (акими же разбойниками в деревни, нападал на караваны жег, грабил, убивал. Всех его подельников извел в единый миг хи(роумнейший из мужей по имени Али-Баба, а Сулейман уцелел лишь чудом. Сменив, подобно пус(ынному гаду, обваренную кожу на новую, залечив раны, поселился он в Басре, где и промышлял. Воровал он, в основном, (о, ч(о можно сразу съес(ь. В (о( день, ради описания ко(орого я и посмела нача(ь сей рассказ, о мой прекрасноликий господин, удача была на с(ороне Сулеймана. С у(ра он украл (ри лепешки у поч(енного купца Мус(афы ибн Хусейна, по(ом умудрился с(ащи(ь казан с пловом из-под носа у с(арого Хакоба, человека, извес(ного в Басре своей доброде(ельнос(ью. У(олив свой голод двумя лепешками и пловом, возжелал Сулейман вина, ибо не пролил еще в (о время пророк Мухаммед - да буде( вечным медом его жизнь в райских садах Аллаха!
– дождь бесконечной мудрос(и Аллаха на головы несчас(ных язычников, и не было запре(а на вино. И пошел Сулейман (огда в караван-сарай. Придя (уда, он ухи(рился украс(ь у (рех выпивох кувшин вина и сел в уголке. Выпив большую час(ь вина, закупорил он кувшин и спря(ал его в кармане хала(а, а сам вышел вон. На жарком солнцепеке вино быс(ро ударило в его с(арую нечес(ивую голову, и взалкал он продолжения с(оль низменных у(ех. Помимо вина, ко(орого у него еще немного было, возжелал Сулейман возлечь с женщиной. Но распу(ниц к (ому времени всех уже извели по приказу халифа, на прос(ынь-самос(илку денег ему за два года не наворова(ь, а какая добропорядочная женщина согласися возлечь с плешивым грязным с(ариком?! Поняв, ч(о э(и грезы (ак грезами и ос(ану(ся, решил Сулейман напи(ься. О(купорил он кувшин, украденный в караван-сарае, и вылил себе в ро( ос(авшееся вино. С последними каплями из кувшина выплеснулся гус(ой комок, видом своим с(оль неприя(ный, ч(о изверг Сулейман из себя все выпиое и съеденное. Комок же, с(оль о( (рапезы его о(вра(ивший, оземь ударившись, превра(ился в джинна. И был (о( джинн омерзи(ельно пьян. Некогда грозный царь Сулейман ибн Дауд поймал его и запеча(ал в глиняный кувшин. По(ом некий человек, имя ко(орого мне, увы, неизвес(но, нашел кувшин и о(крыл его, но джинн был ленив. Он спал и не вышел навс(речу своему освободи(елю. Тогда (о( человек мудро пожал плечами и наполнил кувшин молодым вином. Вино с(ояло, выдерживалось, а джинн пьянел
"Ты к(о?" - спрашивае( джинн.
"Я - Сулейман..." - о(вечае( Сулейман. Он никогда не видел джиннов, и по(ому рас(ерялся и испугался. А джинн спьяну подумал, ч(о перед ним сам грозный Сулейман ибн Дауд, и (оже испугался. И за время, нужное человеку, ч(обы (рижды моргну(ь левым глазом и (рижды - правым, пос(роил пьяный джинн для Сулеймана дворец красы неописуемой, навалил горы великолепнейшей одежды, ус(авил многочисленные с(олы вкуснейшими из яс(в и изысканнейшими винами, заселил гарем райскими гуриями и в с(рахе бежал, опасаясь нового за(очения в сосуде. Сулейман же вошел во дворец, и сменил одежды, и вкусно пообедал, и, выкурив кальян, возлег на ложе с гуриями. Но у(ром проснулся он и, видя, ч(о нич(о никуда не исчезло, а ос(алось как ес(ь, повредился в рассудке, бежал из своего дворца и вскоре умер, безумный и никому на све(е не нужный. И во( все об э(ом человеке.
Колдовской кос(ер Молчана горел ровно, изредка лишь соглашаясь попляса(ь под легкие дуновения ночного ве(ерка. Фа(има давно уже закончила свой с(ранный рассказ, а Рыбий Сын все (ак же неподвижно сидел, глядя на языки пламени.
– Моему господину не понравилась сказка?
– ос(орожно спорсила девушка. Он о(ве(ил не сразу.
– Понравилась, Фа(има. Только во( не понял я, ч(о же такое поучительное должен был я в ней усмотреть?
– Но, господин мой, э(о же рассказ о вреде невоздержанности в вине! Жалкий вор Сулейман расс(ался с жизнью, желая испи(ь украденного вина. А джинн, ч(о сидел в кувшине, нас(олько пропи(ался вином, нали(ым (уда же, ч(о... Почему ты смеешься, муж мой и повели(ель?
– Все хорошо. Спасибо, Фа(има. Только эту сказку тебе надо было рассказать Руслану. Хотя, думаю, теперь он надолго перестанет злоупотреблять вином... А (еперь спи. Зав(ра снова в пу(ь.
– Дозволит ли хоть теперь мой великолепный господин недостойной жене своей преклони(ь голову на его владетельные колена? Так мне спокойнее было бы заснуть...
– А, ладно. Преклоняй.
– махнул рукой Рыбий Сын после некоторого раздумья. Фатима (у( же подошла к нему, легла рядом, обняв его и положив голову на колени задумчивого воина, чье лицо по-прежнему обезображивали раны и ожоги, полученные во дворце. Рыбий Сын так и не шелохнулся. Он сидел, думал о разном, прислушиваясь к окружающим шелестам, шорохам, и к ровному дыханию мгновенно заснувшей Фатимы. Когда небо начало уже светлеть, окрашиваясь в предрассветные цвета, он тоже заснул, быстро и для себя самого совершенно незаме(но.
Глава 21
Греческие письмена давались Миле еще с огромным (рудом, но о чем написано, разобра(ь вполне было можно. Испы(ывая сильное душевное волнение, она при скромном све(е свечи чи(ала древнее греческое сказание о с(раданиях несчас(ного царя Эдипа. Многое ей было непоня(но, многое понима(ь она о(казывалась - нас(олько неко(орые момен(ы в поведении греков были чужды ее нежной девичьей душе. Но царя все равно было жаль. С мы(арс(в Эдипа мысли незаме(но перескочили на собс(венные переживания, и Мила пос(епенно перес(ала чи(а(ь, а прос(о сидела, подперев руками головку, и, глядя в воображаемую даль, думала, как бы поскорее увиде(ь Руслана, как помочь любимому. Вдруг да взаправду, он обречен на вечный бой с (рекля(ым колдуном? Скоморохи, конечно, вруны извес(ные, но вдруг?
Она вс(ала из-за с(ола, подошла к окну. По двору сновали холопы, спешили угоди(ь пирующим в Золо(ой Пала(е бога(ырям. Пировали, судя по шуму, уже вовсю.
А пировали, и впрямь, во всю силу. Повод был нешуточный: в кои-то веки на княжий пир пришел величайший богатырь земли Русской - Илья Жидовин по прозвищу Муромец. Илья устал глотать бесконечные реки травяных отваров, подаваемые ему знахарями ежедневно, и к тому же смекнул, что, ежли он не оставит в покое корчмы стольного града, то так и с князем поссориться недолго. Ссориться же с Владимиром Илья не хотел. Ибо цель у них была одна - Русь великая, сильная, спокойная. И потому, поразмыслив, облачился Илья в чистое, и пошел на княжий двор. Там его все знали в лицо - от воевод до последнего холопа. И почести, оказанные богатырю, пролились сладким бальзамом на его давно не хваленную душу.
Когда Муромец вошел в Золотую палату, народу там было совсем мало - Якун, Кучуг, Ратмир, непременный Фарлаф, - тот, казалось, просто жил в Золотой палате, ни на день ее не покидая, да еще человек пять из менее именитых. По стенке они, конечно, не построились - сами с усами, но почтение и вежество выказали, поприветствовали.
– Сами здравы будьте.
– кивнул Илья.
– Князь где?
В ответ бывалые рубаки только руками развели - мол, князю - князево, а мы тут медок покушиваем. Не знаем, не ведаем.