Оберег

– Если к вечеру разразится гроза, я совсем не удивлюсь.
– пробормотал Молчан, в несчетный раз утирая со лба пот.

Большую часть времени все молчали - в такой духоте говорить не хотелось совсем. Заполдень, когда изможденные жарой путники устроили привал в тени раскидистого дуба, стоявшего возле тракта, Руслан тихо спросил Молчана:

– Как там этот, мертвец? Все еще идет за нами?

– Идет.
– кивнул волхв.

– Чую, скоро мне предстоит с ним поговорить.
– вздохнул Руслан.
– Он и при жизни добрым нравом не отличался, а теперь что с ним стало - и представить противно.

Чуть передохнув, пошли снова. Братья-верзилы, послушно тащившие ящик с выздоравливающим богатырем, тяготились не столько даже жарой и духотой, сколько всеобщим молчанием. От скуки их тянуло подраться, но они давно уже уяснили, что с этими странными людьми связываться - себе дороже, к тому же, они зачислили Руслана в свои родные братья...

– Вот, помнится, что об оживших мертвяках еще сказывают...
– неуверенно начал старший, свободной рукой почесывая затылок.

– А ты откуда знаешь, что сказывают, коли всю жизнь в ларе просидел? усмехнулся Молчан.

– Не знаю, только с каждым днем почему-то разные байки вспоминаются. пожал плечами верзила.
– Вот, значит, жила-была в одном княжестве девка красы неописуемой...

– Это я рассказывал уже!!!
– запротестовал младший.

– Ты про одну неописуемую днесь рассказывал, а я сегодня про другую совсем! А ты вообще помалкивай, а то давешнюю плюху припомню! Ну, вот. Пошла она как-то с подружками в лес по ягоды, и, стало быть, заблудилась. Аукала, кричала - все без толку. А вечер уже, почти стемнело, страшно ей. Шорохи лесные всякие, совы глазищами сверкают, а то и волчище где взвоет. Перепугалась тогда наша красна девица, да сквозь лес без оглядки и побежала. Бежала она, бежала, да в болото и примчалась. В самую что ни на есть топь. Вот тут она уж так испугалась, что дальше просто некуда. И видит вдруг: идет по болоту красивый такой мужик, одет, как посол иноземный, и собака при нем. Огромный черный барбос со светящейся мордой. А по болоту они шагают, аки посуху. Ну, она видит, нормальный человек, к тому ж красотой не обижен, бледноват, разве что, да и собака у него кошмарная, но, если разобраться, в страшном месте и собаки должны быть страшными... Она тогда начинает бояться чуть меньше, и к нему:

– Ой, - говорит, - как здорово, что вы здесь оказались!

– Не вижу в этом ничего прекрасного, - пожимает плечами мужик, - на мой взгляд, болото премерзейшее!
– И собачка его при этом "гав" говорит, вроде как соглашается.

– Ах, да я не про то совсем!
– девица ручками белыми всплескивает, - я к тому, что одной мне тут просто жутко до одури, а с вами вроде как и не очень...

Ну, мужик опять плечами пожимает, ничего не говорит, а сам все ближе подходит...

– А вам неужели не страшно впотьмах по болоту ходить?
– это она его, значит, все разговорить пытается.

– Когда живыми мы с Полканом были, тогда боялись.
– ухмыляется он, и собаку спрашивает: - Правда ведь, Полкаша?

Собачка опять свое "гав" говорит. А красавица наша, видя такие страсти-мордасти, стоит, бедняжка, ни жива, ни мертва, шелохнуться боится. Тут он к ней подходит, нежно так обнимает, и говорит:

– И ты не бойся. Болото, хоть и весьма противное, но совсем не страшное... А мы с Полканом так и вовсе душки...
– и целует ее прямо в хладные от страха уста. И, как вы думаете, что тут происходит? Девица-то наша, краса неписаная, вся тут съеживается, глядь - и нету больше никакой девицы, а сидит посредь болота лягуха настоящая, и глазами этак лупает, да голосом человечьим вопрошает:

– За что?!

– А просто так!
– ей мертвяк отвечает.
– До конца дней своих в лягухах тебе ходить, если кто не поцелует. Я, например, лобызать тебя не собираюсь. Хоть я и мертвый, а все же мне противно.
– и прочь уходит с собачкой своей.

Проходит несколько лет, и соседний старый князь, видя, что совсем недолго жить ему осталось, а сыновья его, обормоты, семьями по сю попру не обзавелись, вот чего удумал. На зорьке выгнал он их из терема в чем мать родила, дал в руки по луку со стрелой, и говорит:

– Раз уж вы, недотепы, никак сами не оженитесь, так слушайте теперь мою отцовскую волю: Каждый из вас сейчас стрельнет, куда хочет, а уж куда вашу стрелу боги пошлют - не моя забота. Как найдете свою стрелу, хватайте первую попавшуюся девку. Это и будет ваша жена. Все понятно?
– и плетью девятихвостой для наглядности поигрывает. Ну, сынам, конечно, все понятно, к тому же холодно поутру голышом-то. Они поскорее луки свои натягивают, и стрелы в разные стороны и пущают. А младшенький всю ночь с дружками бражничал да в кости играл, потому руки у него тряслись весьма сильно. Куда там занесло стрелы его братьев, про то не ведаю, но, вроде бы, девки там какие-никакие, а водились. Младший же похитрее был, и запулить он стрелу свою хотел в лес дремучий, да руки-то тряслись, и потому попал он в то самое болото, где красавица в виде лягухи прозябала. Княжич, конечно, долго искал стрелу, думая про себя с облегчением, что в такой глухомани девку днем с огнем не сыщешь, и тут - раз! Вот она, стрела-то, и лягуха рядышком сидит, здоровая такая. А надо сказать, что младший тот княжич, хоть и пропойца, очень любознательный был. То катапульту греческую разберет, интересно, мол, как устроена, то кошку выпотрошит с той же целью. А лягушка ему и молвит:

– Здравствуй, добрый молодец! Поцелуй меня поскорее, и обернусь я красной девицей, женой верной тебе буду и детей сколько хошь нарожаю!

– Знаешь ли, в чем тут дело, - княжич ей отвечает после некоторого раздумья, - во-первых, не затем я в эту глушь стрелял, чтобы женой обзаводиться, а во-вторых, в качестве лягухи ты меня интересуешь куда больше...

Да неувязочка тут вышла: оступился наш княжич, и в единый миг поглотила его трясина, а больше никто в то болото и не сунулся в ближайшие сто лет. Так и померла девица лягухой. Вот от мертвяков чего бывает!
– закончил свою повесть старший брат Эйты.

– По-моему, ты что-то тут напутал, - хитро прищурившись, заметил Молчан. но вообще молодец, складно баешь.

Балбес польщенно оскалился.

– Ребята, как вам кажется, что это там, впереди?
– спросил Руслан.

– По-моему, обычная туча, очень темная, правда.
– немедленно отозвался Молчан.
– Но, как мне кажется, стороной пройдет, нас не заденет.

– Нет, я про то, что внизу.

– А, внизу всего лишь драка.
– скучным голосом ответил Рыбий Сын.
– Стенка на стенку, в лучших славянских традициях, насколько я помню то, что бывало в годы моего детства.

Дорога впереди слегка извивалась, и как раз на самом повороте две группы людей увлеченно волтузили друг друга чем попало. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что все драчуны были весьма преклонного возраста: вряд ли кому было меньше полувека, а скорее всего, многие уже и сотню лет разменяли. Тем не менее деды дрались с таким запалом, что многие молодые обзавидовались бы. Выбывших из боя по причине увечий или потери чувств отволакивали в сторонку старушки с клюками, напрягаясь из последних сил.

– Чудно! Такие почтенные старцы, а дерутся, как юнцы несмышленые! удивился Руслан.

– Так и надо! До последних волос и зубов драться - вот это жизнь! восхищенно выдохнул младший балбес. Молчан на него тут же цыкнул, и он, смутившись, замолчал.

– Смотри-ка, одеты как чудно!
– встрял Молчан, - На ком кольчуга драная да ржавая, вон на том деде полпанциря, а у того горшок заместо шелома...

– Надо бы разобраться, что у них тут к чему...
– произнес Руслан, - а то сердце кровью обливается смотреть, как старики друг друга калечат. Ну-ка, ребятки, выпустите меня из этого вашего ящика. Так, отлично, а теперь пошли со мной. Молчан, а вы с Рыбьим Сыном пока в резерве останьтесь. Мало ли что...