Оберон - 24. Последние приключения перед школой.
Шрифт:
– Тошка! - смеялась Катя, - Я так рада за тебя! Что будем делать?
– Закажи большой вкусный торт, Катя, будем пить чай!
– Тогда вылезайте из своих боевых доспехов, и идите в столовую, я сейчас приготовлю праздничный ужин.
Ребята разбежались по своим комнатам, я переоделся, на этот раз не забыв умыться, и пошёл в столовую. Катя там уже командовала андроидами.
– Садись, Антошка, сюда, - показала Катя на то место, где я сидел при первом знакомстве со своими родителями. Я уселся, разглядывая большой торт, уже стоящий в центре стола, чашки полупрозрачного фарфора украшали белоснежную скатерть, и я –
– Подожди, Антошка! – закричала мне вслед Катя, - Ты не отмоешься сам! – но я уже убежал.
«Когда я отвыкну от этой привычки?
– думал я на бегу, - А, может быть, это не средневековая привычка, а мальчишеская?», - сходу вбежал в ванную, велел ей перестроиться в джакузи, чтобы тугие струи, воды, хорошо отмыли грязь с моего новорожденного тела. Тут меня поймала Катя.
– Куда ты убегаешь, малыш? – смеялась она, пытаясь поймать меня в ванне, куда я запрыгнул, выскользнув из Катиных рук, - Тебе не отмыться самому!
Я весело смеялся, сегодня мне было очень хорошо, я всех любил.
– Ладно, сиди. Только дай мне свои локти и коленки, - Катя взяла мочалку, поймала меня за руку и начала её оттирать.
– Я уже начала привыкать к тебе, такому, - призналась Катя, прижимая мою руку к своему лицу.
– Когда-нибудь я тебя съем, - сообщила она, - когда ты немытый, слишком вкусно пахнешь.
– Так бы сразу сказала! – засмеялся я, - Мылся бы каждые два часа!
– Не надо, Тошка! – серьёзно сказала Катя, - Я сама тебя хочу купать. Оставь мне хоть это удовольствие.
– Мне тоже приятно, когда ты меня купаешь, - признался я, - кроме тебя пока некому.
– Тошка, что тебе подарить на день рождения? – вдруг спросила Катя.
– Подари какую-нибудь игрушку. Спроси у Мая, чего у нас нет.
– Думаю, у вас всё есть! – засмеялась Катя, ставя меня на ноги, - Не пойму, ты уменьшаешься в росте, что ли?
– Что ты?! – засмеялся я, - Это ты растёшь! Я, надеюсь, остановился на возрасте десяти лет. Я попросил папу, чтобы не быть младше Альки! – прошептал я по секрету на ухо Кате, - Мне ведь нет даже семи лет!
– Маленький мой! – растроганно сказала Катя, вытирая меня насухо.
– Папа сказал, что, если в следующий раз я что-нибудь наделаю в рейде, он отдаст меня в детский сад, в подготовительную группу, - грустно сказал я, уткнувшись носом в плечо Кати.
– Ты уже знаешь, куда мы идём?
– Нет, - отрицательно мотнул я мокрыми волосами.
– Куда-то в Древнюю Грецию. – вздохнула Катя, вынося меня из ванной, - Одевайся, пошли пить чай.
Глава вторая.
Что было в Древней Греции.
…Зачем только я сказал, что мне двенадцать лет?! Все десятилетки побежали на море, купаться, а нас отправили в палестру, заниматься гимнастикой.
Здесь мы бегали, прыгали и занимались борьбой. Хорошо бегать нагишом, а вот бороться!
Попробуйте ухватить голого потного мальчишку, который выскальзывает из рук!
Знаете, греко-римскую борьбу? А здесь греческая борьба, то есть всё, чему
я учился, всякие подножки и приёмы, запрещены, разрешены лишь силовые захваты и броски.То есть, именно то, что мне не удавалось никогда. Зрители, расположившиеся в прохладных портиках, посмеивались надо мной, маленьким, худощавым и костлявым, непонятно как оказавшимся среди мускулистых мальчиков.
Зрители были довольно взрослыми мужчинами, приходившими посмотреть на спортивные игры мальчиков, подбодрить своих фаворитов. Понятно, что я не был в числе фаворитов ни у одного из мужчин, не то что мой товарищ, Трофим. Интересно, что его имя значило, «питомец».
Может быть, меня посадили бы к десятилеткам, если бы не моя опекунша, Климена. Она имела в городе немалый вес, была богатой и умной женщиной. Я так и не понял, был у неё муж, или нет, но дочка была, звали малышку Ия, она сильно ко мне привязалась, я тоже баловал её, когда возвращался из школы, измученный риторикой, грамматикой и математикой. Причём все тетрадки были глиняными, абак тоже не очень лёгкий, ещё мешочек с камешками…
И не смоешься никуда, водил меня в школу и из школы педагог, немолодой молчаливый раб. Мешок с моими тетрадками он носил вместо меня, зато у него была в руках палка, которой он, якобы, защищал меня от разбойников. На самом деле этой палкой он направлял мои стопы в школу вместо пляжа, в палестру и домой. Иногда я задумывался, кто из нас раб, особенно сейчас, в густую жару, когда я бегал по знойной площадке, а мой педагог сидел в тени портика, беседуя с другими педагогами.
– Я тебя, Трофим, на берегу, только так уделаю! – грозился я, в очередной раз вставая с пыльной площадки. Трофим только усмехался, снова легко укладывая меня на обе лопатки.
Мне надоело это издевательство, я вскочил и побежал от него. Трофим кинулся за мной, смеясь.
Догнав, он взвалил меня на плечо и понёс опять на борцовскую площадку.
– Трофим! – взмолился я, - перестань, я и так весь в синяках! Отнеси меня на берег! Остыть хочу.
– Ты думаешь, я не хочу? Надо упросить учителя Иллариона, чтобы провёл соревнования по плаванию. Ты хорошо плаваешь, Антоний?
– Конечно! – ответил я, сосиской свисая с широкого плеча друга. Трофим шлёпнул меня по голым ягодицам:
– Отдохнул? Давай ещё поборемся, и сбегаем на море.
– Тебе хорошо, а мой педагог опять отведёт меня домой.
– А ты отпросись у своей матушки.
– Матушка попросит посидеть с Ией.
– Возьми сестрёнку с собой.
– Можно попробовать, эта жара уже совсем невыносима! Я скажу, что у меня мозги расплавились.
– Вот-вот! Заодно поборешься со мной своим методом.
– Я лучше вон, с Зосимой, или Ксанфом. Учителя не зря назвали весельчаком, что поставил меня в пару с тобой, Трофим.
Закончив занятия, мы начали чистить друг друга скребками от пыли и грязи.
Я пыхтел и возмущался тем, что педагоги могли спокойно отвести нас на море, где мы могли бы хорошо помыться.
– Дело педагога отвести нас в школу, и привести обратно, а там уже родители решают, что ребёнку делать, - говорил мне прописные истины Трофим. Зосима и Ксанф тоже дружили с нами, мы жили в одном районе города и всегда ходили вместе.
– Я попробую отпроситься, - решил я, - учусь я неплохо, недавно рассказал Климене про пифагорейцев, ей понравилось. Помнишь, Илларион рассказывал?