Оберон - 24. Последние приключения перед школой.

– Помню что-то. Так ты отпросишься?

– Попробую. Если что, возьму сестрёнку с собой. Она хорошая, послушная, хлопот с ней не будет.

Мы надели хитоны и отправились домой. Солнце стояло ещё высоко, пекло прилично.

Когда мы с педагогом пришли домой, Климена уже была там, распоряжалась насчёт обеда.

– Мама! – обратился я к ней, - разреши мне пойти на море с ребятами.

– По тебе Ия соскучилась, - улыбнулась мне Климена. Моя опекунша была хороша собою, ей было лет двадцать пять, груди были высокие, она даже соски не подкрашивала, настолько красиво они смотрелись в разрезе хитона. Было жарко, Климена не надевала гиматий или хлайну, полупрозрачный хитон почти не скрывал её округлых форм.

– Я возьму её с собой, - решился я.

– Сейчас поедите и можете идти, - смилостивилась Климена.

Нам с Ией немолодая рабыня налила суп, с овощами, зато на настоящем мясном бульоне! Мы получили по лепёшке с мою ладонь, с десяток маслин на двоих и кувшин родниковой воды. В дополнение принесли два куска варёной рыбы.

Ия была маленькой девочкой пяти лет, но аппетит у неё был неплохим, мы кушали почти на равных.

Когда меня привели к Климене, Ия умирала. Меня представили, как сына бога, попросили присмотреть за мной, а я, в благодарность, поставлю малышку на ноги.

Богами в это время никого было не удивить, я легко излечил девочку через контур Силы, даже не поняв, что с ней было, и остался в доме Климены, как приёмный сын.

К счастью, девушка, или, что более применимо к этому времени, благородная женщина, не стала распространяться о моём происхождении, иначе я только и делал бы, что лечил больных и мошенников, тем более, что никто бы не платил, потому что брать плату за такие дела считалось позорным. Умение в эти века нельзя было превращать в ремесло.

Я всегда думал, что звание учителя в Древней Греции было почётно, потому что неграмотный гражданин не мог занять высокий пост, не мог сделать карьеру, не зная риторики, математики и грамматики.

Однако, несмотря на это, учитель, который брал за обучение плату, был, в глазах общества, лишь ремесленником, вроде горшечника. Учить почётным считалось, если учитель обучает бесплатно, как какой-нибудь заезжий философ, который делится своими изысканиями и открытиями.

Тем не менее нашего весёлого учителя нелегко было вогнать в уныние, особенно если его ученики старались приобрести знания. Илларион нередко говорил, что в школе должны присутствовать только два человека: один жаждет поделиться знаниями, другой так же жаждет их приобрести. Только на таких условиях возможно обучение. В других случаях это пустая трата времени, тогда лучше сразу надевать кожух и идти в горы, пасти коз.

Мы с друзьями прониклись и старательно учились. Я учился грамматике и риторике, потому что, понимая речь и разговаривая, читать и писать не умел, пришлось попотеть.

Покушав, мы с сестрёнкой подошли к маме, поблагодарили за обед и отпросились на море.

Я взял для сестрички покрывало, чтобы она не обгорела. Дома она не всегда играла на солнышке, а на море спрятаться было негде.

Ребята уже ждали меня. Трофим взял Ию на руки, и мы побежали бегом на песчаный пляж.

Здесь у нас уже было местечко, где можно было и купаться, и бороться и греться на горячем песочке, не досаждая взрослым.

Быстро скинув хитоны, мы бросились в тёплое море, наконец-то, после изнурительного дня окунувшись в блаженство.

Мы с ребятами определили очередь, по которой следили за Ией. Пока ей занимался Трофим, мы плавали с Ксанфом и Зосимой наперегонки. Несмотря на свою костлявость, у меня это неплохо получалось.

Выбравшись на берег, мы легли в кружок, головами друг к другу, рассказывали разные были и небылицы из своей короткой жизни.

– А вы знаете, - вдруг сказал Ксанф, - здесь есть обвалившиеся катакомбы.

– Знаем, - пожал плечами Трофим, - и что?

– А то! – со значением сказал рыжий Ксанф, - Там поселилась ведьма!

– Как ведьма? – побледнел трусоватый Зосима.

– А вот так! Маленькая, правда, но совершенно настоящая. О ней мало кто знает, только местные мальчишки. Она чёрная, вся в лохмотьях, и у неё есть ребёнок.

– Почему вы решили, что это ведьма? – недоверчиво хмыкнул Трофим.

– А кто ещё рискнёт поселиться в тех катакомбах? – спросил, прищурившись, Ксанф, - Ты бы рискнул? – спросил он у Трофима, как самого смелого.

– Антоний бы поселился, - ответил Трофим решительно.

– Антоний не знает ещё, что там заживо погибли каменотёсы. Они до сих пор просят их откопать, их души бродят вокруг и завывают, - проговорил Зосима, оглядываясь.

– Антоний у нас бог, - со значением сказал Трофим.

– Я не бог, а сын бога, - поправил я друга. Нам не удалось побороться с Трофимом, потому что моя сестричка сразу бросалась на моего обидчика, не давая ему меня трогать.

– Всё равно, - махнул рукой Трофим, - ему всё равно, духи там или ведьмы…

– Во! – воскликнул Ксанф, - Антоний! Пойдём, узнаем, кто там поселился?! Зосима постережёт нашу одежду, посидит с Ией, а мы выследим ведьму!

– Пойдём! – вскочил Трофим.

– Пойдём! – встал и я, заинтригованный. Если там беглая рабыня, почему её не ловят? Если ведьма, тогда почему бездействуют жрецы? Может, там отшельница, или пифия?

Когда мы добежали до катакомбы, чёрная тень скрылась в тёмном проходе.

– Что я говорил? – торжествующе воскликнул Ксанф. Однако перед тёмным входом мы остановились.

– Темно, - с сомнением сказал Трофим, - нужен факел.

– Не нужен нам никакой факел, - сказал я решительно, потому что прекрасно видел в полумраке благодаря своим глазам.

– Правильно, - сказал Трофим, - тебе ничего не страшно, сходи, посмотри, Антоний!

Я наклонился перед низким входом и прошёл в катакомбу. Никаких лабиринтов здесь не было, только ход, иногда меняющий направление под прямым углом. Ход окончился тупиком.

Никого не было. В полумраке я осмотрел тупик, даже ощупал завал. Но никого не обнаружил.

Подумал было, что здесь в самом деле живёт настоящая ведьма, когда, собираясь уже уходить, увидел лёгкое шевеление в самом тёмном углу. Я подошёл ближе, как вдруг ворох тряпья ожил, и я увидел возле своего живота обломок меча.

– Убирайся! – воскликнул кто-то тонким голоском. Я пригляделся. Угрожала мне девочка лет двенадцати – тринадцати, со спутанными тёмными волосами. В правой руке она отчаянно сжимала обломок меча, левой прижимала к себе какой-то свёрток.

– Убери своё оружие, - предложил я, - я тебя не обижу, я сам мальчик…