Обещание

Какие-то пустые размышления прервал очередной корень, торчавший из земли выше обычного, и мне пришлось начинать их сначала. Ноги несли меня, но как-то нехотя, а голова всё не хотела принимать то, что я каким-то образом очутился здесь. Туман в лесу потихоньку спадал, и зверья, судя по звукам, становилось меньше, правда, прямо передо мной изредка пробегали какие-то существа, похожие на сусликов. Рассмотреть их в темноте, да ещё и в движении я не находил возможным.

Ночные птицы переставали петь, а корней, торчащих из-под земли, поубавилось. Деревья здесь росли необычной высоты и ширины, они закрывая небо своими густыми шумными кронами, и поэтому не получалось понять — утро сейчас или очень поздний вечер. А может быть, даже день? Теплилась, правда, в голове единственная приятная мысль — они полностью закрыли меня от возможного дождя. Она и стала мне единственным утешением и той ниточкой, за которую я подвесил рассудок, да и сам, похоже, держался.

Хорошо, что я не снял пальто, но плохо, что не надел штаны с сапогами потеплее. Вся одежда, которую я надел, промокла то ли от пота, то ли от дождя и теперь, благодаря ещё и ветру, быстро забирала тепло моего тела. И будто бы этого мало, изнутри недовольно булькнул пустой желудок.

Шашлычки, блин, картошечка жаренная, пельмени со сметаной — всё это всплывало у меня прямо перед глазами, но как только я протягивал руку, оно исчезало. Дожили! Уже галлюцинации появились. Только этого не хватало. Причём, с каждой такой я явно чувствовал, что сил всё меньше. Адреналин, похоже, уже переработался и оставил всё на самотёк, а пока бежал, я успел изрядно истощиться.

Сколько прошло времени или расстояния, я не знал, но впереди на лес медленно спускался светлеющий туман. Тропинка, в которую перешла каменная дорога, расширялась, жуткие лесные звуки пропали. Удивительно, но на небе держался свет, хотя и не понятно, вечер сейчас или утро. Мои ноги гудели и готовились в любую минуту отказаться идти дальше. Уже всерьёз я задумался о том, что надо искать место, где можно забыться минут на четыреста, а то и на все шестьсот.

Вскоре в свете из тумана показался большой облик дома. Сначала я насмешливо подумал, что это снова фантазии моего воспалённого разума, но приближаясь, замечал всё больше деталей и всё меньше верил, в то, что это мираж. Это стоял невысокий сруб со мхом вместо пакли, да соломенной крышей, из которой невысоко торчала труба из неровно сложенного грубого камня.

Очень он был похож на что-то деревенское века девятнадцатого. Дверью дому служили соединённые между собой неровные доски с таким рельефом, будто бы их равняли не рубанком, а круглой стамеской в паре с молотком.

Толщина кругляка, из которого дом построили, внушала что-то вроде уверенности в том, что он не развалится, как только я зайду, но отсутствие окон стало для меня неприятной неожиданностью.

«Клаустрофобия в таких местах и развивается, — подумал я, но решил всё-таки подойти ближе. — Хотя...»

Прикинув все «За» и «Против», я подумал, что и так тоже можно жить. Первых оказалось значительно больше.

Подойдя к двери, я с воздухом, казалось, вдохнул храбрости и постучался. Прошла минута, но изнутри не послышалось и шага. Повторные стуки тоже не принесли результатов, поэтому я взялся за ручку и потянул дверь на себя. Она открылась без проблем, и меня обдало слабым теплом. Это натолкнуло на мысль, что здесь кто-то живёт, но почему он ушёл, не запирая двери — загадка. Хотя, если хозяин дома отшельник — замок ему ни к чему.

Эти мысли вскоре исчезли из головы.

Зайдя внутрь, я осмотрелся. Прямо в центре стояла печь, по сторонам несколько столбиков, подпирающих балки чердака, а вокруг беспорядок, состоящий из каких-то тканей, обуви и другой одежды. И запах земли, будто я только что спустился к себе в подвал. Ещё в комнате стоял стол со стулом и приставленная к стене небольшая бочка, закрытая крышкой с кубиком вместо ручки.

Свет внутрь поступал из длинного проёма сверху под самой крышей, закрытого стеклом, но даже, несмотря на это, он казался тусклым и мог создать внутри сумрак.

Разум понимал, что это всё тут не просто так, но тело настойчиво требовало отдыха, поэтому, отключив первое, я, тем не менее, обтёр ноги о первую попавшуюся тряпку, и едва поднимая ноги, поплёлся вглубь единственной комнаты.

Так или иначе, дойдя до угла, где у стены сложили штабель досок, я грохнулся на пол. Только после этого мне пришла мысль чем-то закрыть колени, но пальто оставалось влажным, и я отказался от этой идеи. Если тут кто-то топит печку, вряд ли я совсем замёрзну.

Сейчас бы для нормального согрева кофе, чаю или что покрепче. Но нет. Немного об этом подумав, я потерял мысль, и на этот раз мне даже удалось заснуть.

***

За окном раздался металлический звон, который сразу меня разбудил. Не такой, как во сне. Как будто два ножа точат друг о друга, но прозвучал он всего единожды. Мне потребовалось несколько мгновений, чтобы вспомнить, что вчера случилось, и почему я оказался не в своей постели, а среди беспорядка с отсиженным задом и отдавленной спиной. В носу поселился запах сырости и земли, и в этот момент мне пришло озарение, что все тряпки и обувь вокруг могли принадлежать кому-то с кладбища. В сердце поселился ужас, который усилился с ещё одним лязгом с улицы.

«Там кто-то есть», — пронеслась мысль в голове, и я заметал взглядом в поисках места, где можно спрятаться.

Раздался ещё один стук, будто бы снаружи рубили дрова, но окон, выходящих в ту сторону, не оказалось.

Ничего подходящего, кроме тех досок, рядом с которыми я устроился, всё равно не нашлось. Ни одной даже захудалой перегородки — весь дом как на ладони.

Ни секунды больше не думая, я залез под доски, и в тот момент, когда застыл, тихо отворилась дверь.

Через щели я смог разглядеть низенького человека. Роста он достигал чуть больше полутора метров, широк в плечах, да и в животе. Определить возраст мне мешала его борода до пояса, завязанная узлом с ввитой в него бледно-синей тканью. Волосы на голове, под стать бороде, тоже были чёрными и зачёсанными назад. Лишь морщины, которые я разглядел, прищурившись, выдали мне примерный возраст человека — где-то между пятью и шестью десятками.

Человек вошёл, одетый во что-то вроде халата, под которым скрывались... ножны. Длинные ножны, а из них выглядывала рукоять.

«Это что же, средневековье, или аниматоры?» — подумал я, и обе мои догадки косвенно подтвердил предмет, который этот человечек держал в правой руке. Сначала мне показалось, что это свитер, но как только я заметил его стальной блеск и услышал звон множества колечек, когда он кинул предмет на стол, понял, что это ни что иное, как кольчуга.

Она отличалась от тех экземпляров, что доводилось мне видеть раньше в музеях, посвящённых средневековью — она имела очень крупное кольцо и охватывала не только торс, но и плечи с головой и, судя по длине, спускалась до самых колен этого маленького человека.

Рисковать и выпрыгивать с криками, мол, помогите, куда я попал и что всё это значит, и надеяться на то, что здесь снимают фильм, я не хотел. А если это правда какой-то псих-отшельник, мародёрствующий на выкопанных могилах? Что он сделает с живым человеком, оказавшимся незваным гостем в его доме — вообще не хотелось думать. Поэтому я терпеливо ждал.

Вопреки моим надеждам, этот, судя по взрослому лицу, карлик не собирался покидать дом, а подошёл к бочке, взял ковш и вычерпнул от туда воды, которую выпил в несколько больших глотков. Выдохнув и вежливо рыгнув, он уселся за стол, куда только что кинул свою кольчугу. Достав из-за пазухи свёрток, перевязанный тоненькой верёвочкой, человек открыл письмо, щёлкнув засохшим сургучом, и пробежался глазами по нему. Мне не было видно, что он там читает, поэтому я вздохнул неслышно и приготовился ждать.