Обещание

— Знаете, почему у ялов такие длинные уши? Зиайна любит баланс! — марны снова засмеялись и уже как-то более живо, чем раньше.

Вот так, простая болтовня смешивалась с травлей непонятных мне анекдотов, хотя иногда даже мне случалось улыбаться.

Немного подумав, я решил вернуться в каюту чтобы просто полежать, но меня всё-таки заметили.

— Подходи, человек! — выкрикнул один из марнов, заметив меня, — в большой компании веселее! — добавил он же.

«Раз уж зовёте», — подумал я и с приветливой улыбкой на лице потопал в направлении компании. Сев на свободный раскладной стул, осмотрелся и поздоровался:

— До-оброго денька, господа, меня зовут Андро. Приятно познакомиться.

Марны тоже назвали свои имена, но я по обыкновению ни одно не запомнил. И снова продолжилась травля анекдотов, весёлых историй и просто болтовня. Когда очередь дошла до меня, я уже успел вспомнить что-то, что в своём мире читал, случайно попав на сайт с анекдотами с фантастической тематикой. Ну, как «случайно»?

— Говорят, — начал я, — ялы — это что-то между человеком и древолазом: хвоста уже нет, а с деревьев ещё не слезли.

Они несколько секунд соображали и синхронно заржали, да так громко, что мне аж уши заложило. Смех продолжался долго, шутка успела испариться из разумов, но кто-то хихикал, и за ним тут же повторяли остальные.

— Ещё давай! — сказали несколько марнов, когда все окончательно угомонились. Теперь лишь редкие тихие смешки и хрюканья издавались со стороны компании.

«— Откуда у тебя такой меч?

— Мне ялийка дала,

— Понятно. А меч-то откуда?»

Раздался новый оглушительный взрыв хохота, от которого, казалось, сотрясается корабль. Нет, я, конечно, слышал, что все хорошие анекдоты — пошлые, но чтобы это так же работало и в этом мире… нонсенс!

Марны очень хорошо приняли меня, и уже больше часа я разговаривал, пытался вставлять остроумные замечания и просто слушал. Эх, жаль у меня сборника Трахтенберга при себе не оказалось. Сейчас действительно потопили бы корабль, но утонули бы от смеха.

В такой простой и непринуждённой беседе я смог выудить, пожалуй, даже то, чего с одним только Вадисом никогда бы случайно не узнал. Марны невероятно трудолюбивы. Каждый второй говорил, что плывёт в Крислем за новым инструментом или на заработки, потому как в Коношене всю работу уже разобрали. Их лучшими чертами являлся оптимизм, потому что когда я спрашивал: — А если опять набег? Там, говорят, чуть ли не каждый день. — Они отвечали: — Так это же столько возможностей проверить качество заточки или клинка! Впрочем, в их глазах читалось и что-то другое. Что-то, похожее на печаль, а редкие, но заметные обороты вроде «сделаем лучше, чем до восхода было!», заставляли задуматься. Конечно же, спрашивать об этом я не решился и вскоре просто позабыл о своих наблюдениях.

Таких вот простых бесед катастрофически не хватало в Плаишкоре, и даже Видим своими подколами не сильно помогал разрядить моё напряжение от шока, но зато сейчас я смог почувствовать, что обретаю какую-то гармонию в душе. Может, я и не смогу принять тот факт, что оказался в этом мире, но жить я с ним смогу.

К вечеру под занавес оживлённой беседы, когда некоторые марны уже начали покидать нас, я тоже, с позволения компании, удалился, да и к тому же есть захотелось зверски. Войдя в каюту, я увидел Вадиса за каким-то занятием и подошёл ближе. Он меня будто и не заметил вовсе.

Марн угольком чертил на столе незамысловатый рисунок — круги разных диаметров без какого-нибудь порядка. Одни находились внутри других, третьи пересекались, а четвёртые, не задевающие остальные, обособленно лежали где-то вообще в сторонке. Больше походило на работу какого-нибудь хухожника-абстракциониста и смысловой или информационной нагрузки для меня не несло.

Начертив последнюю окружность, марн произнёс какие-то слова, да так быстро, что я ни одного не разобрал. Тут же все линии как бы наполнились светом самого разного цвета. Красным, синим, зелёным, жёлтым. Через секунду, когда марн поднял одну руку вверх, пальцами вниз, все цвета превратились в белый. Поднялась вторая рука, и кольца, оторвавшись от столешницы, взлетели. Они начали хаотично вращаться, метать в разные стороны искры, от чего я машинально пригнулся и отошёл, а потом круги просто исчезли, не оставив ни дыма, ни звука, ничего. Даже царапин на столе не осталось.

Переждав довольно короткую паузу для приличия, я всё-таки, спросил, не удержался:

— Что, колдуем?

— О, — вздрогнул он, услышав мой голос, — не заметил тебя! Хорош вечер.

— Да, хорош. — Тут мой взгляд наткнулся на аппетитное хлебобулочное на столе. Уже жуя, я спросил: — Сак, что же эсо быво?

— Я освобождал магию, — ответил он. Помотав головой, я дал понять, что вопрос остаётся прежним. — Как ты, наверное, догадался, я очень старый марн. С возрастом всё чаще приходится проводить этот эксперимент. К шестидесяти оборотам человек или марн выбирают: постоянно освобождать магию или отказаться от этого и навсегда потерять талант. Старое тело не может служить магу так, как молодое. Правда, ялы составляют исключение. Их жизнь длится больше трёхсот, — от такого заявления я аж присвистнул.

— А сколько лет тебе? — спросил я, отряхивая ладони.

— Мне семьдесят два оборота, — гордо сказал марн.

— Мне, значит пятнадцать лет осталось? — задумчиво произнёс я. — Плюс-минус.

— Про тебя сложно что-то сказать, — протянул Вадис. — Твои предшественники жили долго. Не было случая, чтобы кто-то умер от старости. Один даже больше двух сотен прожил. Может, и магия вас щадит?

— Двести лет — это долго. Какой там, даже сто лет по нашим меркам — большая удача, — вздохнул я, запив съеденное. — Но, чёрт возьми, если это так, мне здесь всё больше нравится.

— Только не забывай, ты всё же 'живой', а не бессмертный.

— Интересно, если я вернусь, эффект останется? — спросил я, не обращая на фразу марна внимание.

— Огорчу, наша история не знает случаев, когда Гнису возвращался. Всех останавливало одно и то же — смерть.

— Чтоб тебя, — подвёл я немного обиженно. — Дай хоть помечтать.

Съев свою порцию, я сел на краешек кровати и положил руки на колени. Просидел так, наверное, минут двадцать, пока совсем не стемнело. Вадис начал зажигать свечи, а я снял обувь и бухнулся на кровать. Все мысли в мгновение покинули меня, но сон пока не спешил забирать. Просто так, без грёз я лежал с открытыми глазами и пялился в потолок.

— Не думать ни о чём вредно, — сказал Вадис и вернул меня обратно, к простым смертным.

— Да, наверное, — вяло ответил я. — Но и просто, освободить голову иногда необходимо. Отдыхаешь от всего, что за день случилось.

— Отдохнуть можно и во сне.

— Тогда, bonа nocte dulcis somni... — ответил я фразу, которую говорил Роулл каждым вечером, и забылся прежде чем договорил последнее слово.

***

На утро меня разбудило вовсе не солнце, и это даже показалось мне необычным. Наоборот, за ночь на воде стало довольно пасмурно. Сквозь окна виднелись свинцовые тучи, но дождь ещё не успел атаковать водную гладь и чуть запотевшие изнутри стёкла.

Потянувшись, я размашисто зевнул и встал на ноги. Небольшая зарядка после уборной на корме разбудила окончательно. А к несколько усилившейся качке я вскоре привык.

На столе стояло жаренное мясо, терзавшее мой нос своим ароматом, и стакан с очередным не похожим ни на что, но приятным напитком. Быстро и не без удовольствия трапеза завершилась. Только после этого я решил, что можно показать себя миру.

Как и вчера, я вышел на палубу и встал, облокотившись на ограждение и глядя на беспокойное море. Ветер поднялся, и нас гнало гораздо быстрее. На корабле воцарилось нездоровое оживление. Все куда-то бегали, перекрикивались, но никого из недавно виденных мной марнов я не увидел. Попрятались, должно быть, по каютам, чтоб, значит, под дождь не угодить.