Обещание

После сытного перекуса, который нам принесли двое строителей, мы вернулись к работе, и только к концу дня достигли задуманной высоты опор. Руководя процессом и одновременно складывая камни на свои места, я точно так же напрягал мышцы рук, спины и ног, но такая смена деятельности всё равно радовала.

Поздравив ялов с отличным началом, я сказал «до свидания», а после улада всех вопросов с Халуном снова отправился в лес, минуя тренировочную площадку. Там я дорабатывал уже своё творение, но делал это не так расторопно, как получалось с домом на стройке. Мой шалаш медленно становился всё более уютным и свободным, а так же и невидимым снизу. Ветер, какой бы сильный ни дул, уже не проникал сквозь ветки, соединённые вверху, и там в тёплую погоду можно было даже жить.

Во второй день мы уже начали выкладывать стены и я, к счастью, не опоздал. Не то, чтобы мне было бы стыдно за себя и неловко перед ялами — нет, просто, чем раньше я приходил, тем больше успевал сделать.

Ялы брались за камни ровно в тот момент, когда я давал отмашку. Кроме всего прочего, во время работы я затягивал песню про монтажников-высотников и работа шла гораздо легче, нежели под приятный, но больше убаюкивающий стук зубила. Остальным она тоже понравилась — я спрашивал.

Сроки, к счастью, не горели, но мы старались не медлить. Халуну я на время предложил свои «покои» на площадке, потому что сам всё равно сбегал в лес и там после какой-нибудь пустяковой доделки засыпал. Он не отказался и поблагодарил в своей привычной манере. Лечить его «недословие» я не собирался, да и ни к чему, поэтому попрощался и снова отправился в свой рай в шалаше.

К счастью, температура ещё позволяла спать на открытом воздухе, тем более я был разогретый, а утренняя свежесть отлично будила ото сна. Первый день не в счёт.

***

Стена дома для Халуна стала готова уже к четвёртому дню, и тогда же мы начали заморачиваться с крышей. Снова я взялся за чертежи и, наверное, исписал четвёртый уголёк, длиной в три сантиметра. Но разве ж я виноват, что он частенько падал на пол и крошился?

После долгого обдумывания, которое заняло оставшуюся часть очередного рабочего дня, я пришёл к выводу, как лучше сделать крышу. Оставалось понять, чем Халун собирается покрыть её и какие в итоге получатся выступы. Впрочем, работа по готовому плану прошла незаметно, и мне запомнился лишь последний день, когда мы с ней закончили. К тому моменту дом выглядел внушительно, хотя вместо окон и дверей красовались лишь технологические дыры под них, а пол — лишь несколько каменных оснований, на которые ещё будут ложиться доски или что там у ялов вместо них.

У Халуна на лице кто-то написал, что он хочет задать вопрос, но почему-то молчит. Вскоре я догадался, что дело в его немногословности, поэтому решил помочь сохранить ему репутацию молчуна и влез в мысли. Почему-то сразу же меня от туда попёрли, но я был настойчив и всё-таки смог отправить ему:

«Что тебя тревожит?»

Видимо, ял сдался, и спросил:

«Не знаю, как сказать, но ведь, когда придёт время расширять дом, тебя рядом может и не быть».

«Неужели я не смог тебя ничему научить?»

«Нет, всё кажется таким простым, когда ты объясняешь, — с грустью в мыслях ответил он, — но это обманчивое чувство, тут столько деталей…»

***

Мы ещё долго общались с ялом. Преимущественно рисунками: я предлагал, а ему либо нравилось, либо нет. На разные вариации у меня ушло три больших листа, которые я экономно делил на несколько частей поменьше для каждой новой идеи.

Использовав ещё пару листов, я даже нарисовал примерную обстановку комнаты внутри и снаружи, и подсказал, что остатками камушков, например, можно выложить клумбы, да и на дорожку останется. Придумать всё это оказалось не тяжело, и не то, чтобы я перенапряг мозги — мысли сами порой приходили, но почему-то я чувствовал, что объясняю элементарные вещи. С другой стороны, я ему науку — он мне науку, и все довольны. А когда слов и рисунков не хватало, я прибегал к мысленному общению, явно представляя задуманное. Без понятия, понимал Халун или нет, но так я хотя бы успокаивал совесть.

Жалеть о том, что взялся помогать — да какой там! — принимать непосредственное участие в возведении дома, я даже не думал. Работа отвлекала от всяких мыслей, а ожидание продолжения обучения подливало масла в и без того сильный огонь. Между тем, трудясь под солнцем, иногда выглядывающим из-за туч, я здорово загорел. Ну, точнее, верхняя часть, ведь я всегда был в штанах.

Глава 16 Один мастер

Погода на улице всё меньше радовала тёплыми моментами. Спать даже в отсутствие ветра в шалаше становилось холоднее, да и бегать до города перед тренировками оказалось довольно утомительным занятием. В какой-то момент я даже начал всерьёз рассуждать, как бы так ненавязчиво намекнуть Халуну, что ему пора бы уже в собственном доме обживаться. К счастью, он сообразил раньше, чем я перешёл к активным действиям. В очередной раз вернувшись на площадку, я увидел, собравшую вещи Чууну, которая уже шла к выходу. Она и впрямь очень походила на брата, но выглядела несколько более жизнерадостной и беззаботной, нежели мастер Халун.

— Вы очень похожи, — сказал я, провожая её и детей взглядом до выхода.

— К счастью для Илибеза, она не акаст, — сказал Халун и встрепенулся. — Подожди, чего это ты на неё заглядываешься?

— Нравится. — Язык сработал быстрее головы, и, заметив испепеляющий взгляд мастера, чуть от него отстранился — Что?

Он вздохнул, но за искренность решил помиловать меня и вышел вслед за сестрой. Должно быть, мне и впрямь не следует рассматривать её, раз Халун так бурно реагирует на мой, казалось бы, безобидный взгляд.

***

К сожалению, как мне рассказал Роулл, когда я поёжился от промозглого ветерка, в Давурионе существует не только лишь лето, в начале которого я как раз и появился. Остальные времена года он, к сожалению, не назвал, но сказал, что есть тёплый период — аналог вышеназванного, два сырых периода — осень и весна, и, конечно же, холодный — зима. Но что меня больше всего поразило, длились они совсем не поровну. Осень и весна занимали лишь по месяцу, зато примерно одинаковые лето и зима делили между собой оставшиеся десять. Самое смешное, что Роуллу показались дикими уже мои рассказы про примерно одинаковые времена года.

— Когда же, — причитал он, — растениям вызревать?

Пришлось снова напоминать ему, что есть мир, живущий по несколько иным законам, правда я всё равно не мог поверить, что впереди нас ждёт длительная зима. Скорее, даже боялся этого.

— Надеюсь, этот оборот порадует урожаем. — Сказал он. — Будет много снега и много работы.

С чего он взял такой прогноз, я, честно говоря, не представлял, но решил довериться. А кто его знает, в самом деле?

Отзанимавшись с Роуллом, я, довольный жизнью, снова сходил в душ, посетил столовую, после чего решил немного прилечь в гамаке. Однако, вернувшись в дом, я обнаружил кое-что новое: висящие на лямках гамака какие-то ни то тканные, ни то лиственные вещи. Кроме них прямо на ветке дерева с фонарями висел чёрный ковёр, состоящий из множества плотно расположенных листочков, формой похожих на те, из чего сделан гамак. В принципе, пока я тренировался с Роуллом, кто угодно мог зайти сюда, и я бы об этом не узнал.

В первую очередь я подошёл к чёрному полотну и, взяв его в руки, понял, что это вовсе не ковёр, а самый настоящий длинный плащ с капюшоном. Такой не имеет рукавов и вешается на плечи. Внутреннюю сторону украшало переплетение множественных тоненьких черешков бордового и белого цветов. Неожиданно для себя я почувствовал, что на ощупь они ничем не отличаются от обычной ткани, разве что чуть-чуть прохладной. Наружные же листики практически не отражали свет, и мне подумалось, что у этого есть практическое значение, правда, какое — загадка.

«Приодеть меня решили?» — подумал я, примеряя плащ.

Несмотря на внушительные размеры, он весил совсем немного и почти не давил на плечи, а застёгивался сверху двумя завязками и действительно доставал до пола. В голову даже пришла мысль, что веник мне в доме больше не понадобится, но я откинул её и посмотрел на вещи, висящие на канатах гамака.

Первыми я взял в руки перчатки, покрытые с тыльной стороны ладони такими же листиками в чешуйчатом порядке, а с внутренней — переплетением тончайших нитей того же свойства, что и у плаща. Они оказались неожиданно удобными, и, взяв в руки следующий объект одежды, я почти явственно почувствовал мельчайшие неровности его материала, как если бы брал голыми руками.