Обитель Блаженных

– А вот и друзья наши припожаловали, на прогулку выбрались! – уже без особого балагурства, а даже с оттенком раздражительности выдавил из себя Викентий Палыч. – Сыграй им, Васильич, таких песен, чтоб коллективный разум застрял на фиксации личностного роста.

– Могём и таких. – послушно оборвал вялую прыгучесть вальса Васильич и вернулся к прежнему репертуару:

«Поздно вечером, за баней,

шевелились лопухи.

Там Алёха нашей Тане

наизусть читал стихи!..»

Но вот из теремка выскочила старушка – весьма скромного роста, но очень бойкого и занозистого характера. Старушка была одета в драповое пальто молочно-кофейного цвета, в маленькие войлочные сапожки, заметно истоптанные, но про которые принято говорить, что им износу нет, а на голове имела странноватую шапочку каракулевого образца, именуемую таблеткой и напоминающую те винтажные головные уборы, что носили дамы сто лет тому назад.

– Куда вы опять собрались, убогонькие?.. что вам опять на месте не сидится?.. – запричитала старушка, выказывая выражением лица не слишком суетливое любопытство и заботу, но норовя как можно скорей схватить самого первого нарисованного человечка за руку, чтоб увести его и всю компанию в теремок, но вдруг увидела чопорно восседающего на троне Льва Моисеевича и остановилась как вкопанная.

– Варвара Мстиславовна! – ошеломлённо произнёс Лев Моисеевич, едва присмотревшись к старушке.

– Лёва!! – воскликнула старушка, узнав своего обожаемого супруга. – Лёвушка, ведь это ты!!

ВОСКРЕСЕНИЕ 00:07

На поляну падали вкусные хлопья снега, так легко угадывающие поветрие романтического волшебства и стремящиеся к нему. Человечки прекратили галдеть и дёргаться, а с мягкой виноватой послушностью столпились на краю поляны. Гармошка с балалайкой лежали на сугробе, уютно прильнув друг-к-другу и отдыхая от настырных, но не слишком умелых человеческих рук. Евпсихий Алексеевич и Катенька, не сразу смекнув, какой диковинной встрече им приходится быть свидетелями, выказывали пассивное добродушие, а девочка Улинька и вовсе не стремилась что-либо понять, поскольку знала, что со временем, как-нибудь, во всём и разберётся. Крыса предпочла вежливо помалкивать, не имея собственных воспоминаний о сердечных делах Льва Моисеевича и Варвары Мстиславовны.

Никогда, при жизни, эти двое влюблённых стариков не смотрели друг на друга с той восторженно-сиротливой печалью, когда имеешь неизъяснимое утешение от одной мысли, что встретился с дорогим тебе человеком, когда забываешь про все расстояния во времени и пространстве, а всякая чувственная мелочь, типа слёз, кажется ненужной и даже фальшивой.

– Что ты тут делаешь, Варвара Мстиславовна? – стряхнув оцепенение, засопел носом Лев Моисеевич.

– У меня и к тебе, Лёва, тот же самый вопрос. Уж не помер ли ты вдруг?..

– Да вот, представь себе, что ничего определённого про это сказать не могу, но пока вот такой, какой есть. Ты что тут делаешь?.. Как тебя угораздило попасть на перевал Дятлова?..

– Лёва, это всё-таки райское местечко, тут и перевалы райские. – кротким размеренным голосом выговаривала Варвара Мстиславовна. – Куда бы ты здесь не попал, ты повсюду будешь счастлив в меру отпущенного свыше, и уж точно, что не найдёшь повода для жалоб. Вот и я счастлива; мне лишь бы без дела не сидеть. Ты ведь должен помнить, что я привыкла жить в непрестанных заботах и не покладая рук.

– О, ты была неугомонная женщина. За что тебя и любил всем сердцем.

– Разве только за это и любил? – шутливо прищурилась старушка.

– Ну, и не только за это, а за всё… – пытался и не мог подобрать желаемых слов Лев Моисеевич, не справляясь с волнением. – Только вот мне трудно представить, что и в раю заставляют выполнять какие-либо работы.

– Нет, не заставляют. – с улыбкой, оглядываясь по сторонам, отмахнулась старушка. – Всё исходит от влечений собственного сердца, нужно лишь поддаваться ему и следовать безоговорочно, иначе будешь долгонько метаться в предоставленном райском разнообразии, не находя достойного для себя счастья. Да и не каждый день я тут бываю, а раз в неделю, по воскресеньям. Прибраться в домике надо, за чудаками этими проследить. – добавила старушка, не уточнив, кого именно она считала за здешних чудаков: нарисованных человечков или малахольно музицирующую парочку. – По сути говоря, я ангелом стала, Лёвушка. Только не таким ангелом, про которых мы привыкли воображать, созерцая сияющие небесные дали, а таким, которому и название не придумать.

– Варенька!.. Я и не сомневался никогда, что ты будешь ангелом! – приложил ладони к груди Лев Моисеевич. –Ты ведь и при жизни была зачастую сущим ангелом!..

– Спасибо, Лёвушка!.. Как же я рада тебя видеть, поскольку несказанно соскучилась! – столь же умилённо и растроганно сложила руки на груди Варвара Мстиславовна, вглядываясь в супруга. – Нет, я вовсе не хочу, чтоб ты тоже помер прямо сейчас, и мы бы снова оказались вместе – и теперь уже очень надолго, если не навсегда. Я могу и потерпеть ещё сколько-нибудь, но единственная печаль, которая посещала меня после смерти и омрачала блаженство счастливого бытия, это печаль о тебе, Лёвушка. Мне ведь и позаботиться о тебе отсюда никак нельзя, я и узнать толком про твою жизнь не могу: говорят, что нет полномочий!..

– Варенька… Я очень хорошо живу, и ни в чём не нуждаюсь!.. Если только в тебе одной нуждаюсь, но ты должна знать, что я всегда думаю о тебе, и чуть ли не каждый шаг согласовываю с тобой; то есть, представляю себе, как бы ты могла отнестись к тому, что я решаю сделать. И мне это здорово помогает в жизни!.. Варенька, я всегда верил, что мы каким-нибудь образом где-нибудь встретимся, только не мог умом постичь, как такое может случиться. Но однако же оно случилось!.. Варенька!..

Старики с грустным обожанием смотрели друг на друга, пытаясь запомнить каждое движение морщинки лица, каждый лучик любимого взгляда, словно угадывая, что эта встреча не будет долгой.

– Мы правильно понимаем, Варвара Мстиславовна, – наконец-то дерзнул вступить в разговор Евпсихий Алексеевич. – что вы являетесь, в некотором смысле, ответственным работником на этом месте?.. А поскольку мы все видим, что на табличке написано «ПЕРЕВАЛ ДЯТЛОВА», так стало быть это он и есть?..

– Собственно, это не тот перевал Дятлова, который в данную минуту наличествует на земле, но, в некоторой степени, это тоже он. – ответила старушка, неохотно отрываясь от созерцания супруга и присматриваясь к Евпсихию Алексеевичу, словно бы вычисляя, сколько в нём содержится нетривиального ума.

– Метафизическая копия? – блеснул умом Евпсихий Алексеевич.

– Можете называть это так, поскольку так будет понятней. – согласилась старушка.

Евпсихий Алексеевич не без гордости вздёрнул нос.

– Варвара Мстиславовна, матушка!.. вы меня помните?.. – нетерпеливо обратилась к старушке Катенька.

– Как же, Катенька, я очень хорошо тебя помню!.. Здравствуй, родная!

– Здравствуйте, Варвара Мстиславовна. Разрешите нам наши недоумения, и сообщите хоть что-то про тайну этого самого перевала. Ведь именно вы и должны всё знать, раз постоянно пребываете и ухаживаете за этим местом.