Обо мне ни слова

— Но ведь надо и меру знать. Зачем дались ему эти стрелки? Он и так знаменит по всей махалле. Как белое пятно на лбу черной лошади. Каждый год задает праздники, гуляет свадьбы.

— Умеет жить, молодец! А кто не умеет, пусть помалкивает!

— Да разве в этом дело?..

Х и д о я т. Хватит языки чесать! Среди нас кое-кто должен пойти и на этот той, верно?

Г о л о с а. Верно!.. Пойдем!.. Ну, пошли! (Детям, которые еще дремлют, сидя на земле.) Эй, мои верблюжата, пошли на новый праздник! Спать будете после плова.

Группа людей удаляется. За ней, на ходу надевая рубашку, спешит ч е л о в е к среднего возраста.

Ч е л о в е к. Хидоят-ака вечно спешит. Уводит всех, не дождавшись меня. А потом будет шутить, что у меня молодая жена.

Появляется другая г р у п п а л ю д е й во главе с А л и м о м. Они тоже замечают объявление и фанерный указатель.

Г о л о с а. Ну просто удивительно, как размахнулся!

— Ты разве не слушал радио? По радио еще громче было сказано.

— Наверное, журналист, вроде тебя, сочиняет для них. А может, это ты и написал?

— Ну, не обижай!.. А все же Зия-ака умеет устраивать той!

— Но какие бы он той ни устраивал, Зия-ака не «столп» нашей махалли. У нас есть куда более мудрые люди. Сами скажите, Алим-ака, разве не так?

А л и м. Самое худое колесо — это то, которое больше всего слышно.

О д и н и з г р у п п ы. Нет, я все удивляюсь, Зия-ака — продавец, получает меньше, чем я — аспирант, а каждый год задает такие пиры! А я до сих пор не могу жениться. Никак не скоплю денег на свадьбу!

А л и м. В чужих руках ломоть велик. А как нам достанется — мал кажется.

А с п и р а н т. Да я не завидую, Алим-ака!..

А л и м. Я понимаю… Я в общем. Не было бы зла, да зависть нанесла. Ну ладно, пошли.

Уходят. На сцене появляется Х а т и р а с г р у п п о й ж е н щ и н.

Х а т и р а (бросив горсть монет над объявлением). Да сохранит сам аллах от дурного глаза!

Ж е н щ и н ы (быстро собирая деньги). Деньги Хатиры-апа — для нас реликвия.

— Дай бог, чтобы и мы такие свадьбы справляли.

— И я возьму от дурного глаза.

— Ногу, ногу подвинь, наступила! (Толкает.)

— Ой! Не подвину. Это мое! Мое!

Х а т и р а (достав из кармана еще горсть монет). Да не спорьте. Вот вам еще. Ну, пошли.

Женщины в испуге отступают назад.

Х а с и я т. Но утренний плов всегда для мужчин! Это традиция! Даже закон!

Х а т и р а. Те традиции все устарели, Хасият-апа. И носить паранджу было традицией. А теперь — новое время. С мужчинами мы уравнялись, и права одни. И деньги зарабатываем одинаково. Значит, и удовольствия должны делить поровну.

Х а с и я т (испуганно). Ты не трогай традиции, Хатира! Дорога мужчины всегда будет шире. И не гневи аллаха.

Х а т и р а. Если вас слушать, вы нас опять оденете в паранджу. (Другим женщинам.) Не бойтесь, пойдемте. Вперед!

Ж е н щ и н ы (пятясь). Я оставила чайник на плитке.

— А у меня дети остались одни.

— Ой, я забыла совсем, я поставила тесто.

Х а т и р а. Вот так всегда! Трусихи! Вы однажды умрете от дел! Так и не испытав радостей жизни.

Ж е н щ и н ы. А я бы пошла. Но меня не приглашали.

— И я бы пошла.

— И я.

Х а т и р а (задумалась). Послушайте, тогда вот что. Я сама приглашаю вас! И сама поведу. Я сама сделаю это традицией. Ведь кто-то был первым, когда сбросили паранджу. Завтра все вы пожалуйте ко мне на утренний плов.

Х а с и я т. Ты очень-то не задавайся! Лучше посмотри на это объявление и указатель. И посмотри хорошенько. Там твоего имени даже в помине нет. Хотя ты мать жениха и жена Зия-Кары.

Х а т и р а (удивляясь). Ах, нет? (Разглядывая текст.) Верно, нет. Ничего, будут вывешивать новые объявления.

Женщины уходят.

Появляется г р у п п а ж е н щ и н, возвращаясь с праздника Султанджана. Во главе — Х и д о я т, он одет в новый халат.

Х и д о я т. Вот и сегодня пришли первыми и заняли первое место.

Г о л о с а. Плов их удался на славу!

— Сразу видно, что поваром был сам Худайберды.

— Меня вот что удивляет, человек, вернувшийся из тюрьмы всего три дня назад…

— Молчи, молчи…

— Верно. Виноград ешь, а про виноградник не спрашивай. Как бы там ни было, а спасибо — угостил он народ, уважил.

— Да, вам бы лишь угощение повкуснее.

— А ты и сама его ела за обе щеки!

— И если не нравится — не ходи.

— Э-э, как это можно, идти наперекор другим? Я делаю то, что делают все.

Х и д о я т. Вот правильно. Знай одно, ешь да смейся, а в остальное не лезь. Теперь пойдемте на поминки бабушки Мурувват. Помянем покойную, прочтем молитву. А после поминок… Ну, пошли, пошли…

Входит Ю л ч и с сумкой почтальона на плече.

Ю л ч и. Эй, Хидой-ака, постойте, вам много пригласительных билетов.

Х и д о я т. На сегодня, Юлчибай?

Ю л ч и. На сегодня и на завтра. Очень много. Я просто не успеваю вручать. (Берет из сумки кипу писем, открыток и телеграмм и раздает людям.)

Х и д о я т (разглядывая письма). «…двадцать человек просят пожаловать на утренний плов в дом Саримсака из тринадцатого квартала…» Но вроде в прошлом году мы ходили к тому Саримсаку?

Г о л о с. А он развелся и снова женится.

Х и д о я т. А-а… Ну, хорошо. С поминок бабушки Мурувват мы тут же поедем туда. А на завтра приглашают на угощение в пятнадцатый квартал.

Т е, к т о п о л у ч и л п и с ь м а, о т к р ы т к и и т е л е г р а м м ы. Той-тепе… Поминки…

— Янгиюль… Обрезание…

— Самарканд… Юбилей…

— Бухара… Золотая свадьба…

— Андижан… Диссертация…

— Коканд… Женят сына…

— Наманган… Выдают замуж дочь…

Х и д о я т. Вот видите, как обилен наш край свадьбами и пирами! Ах, в какое чудесное время мы живем!