Оболочка разума

Чикин вздрогнул, представив в этой сцене что-то свое.

– Римляне держали на такой случай громадного медного быка, в котором поджаривали уличенного лжесвидетеля, а его крики изнутри специальной акустикой преобразовывались в бычье мычание.

Чикин зажмурился. Туркутюков с солидарностью положил ладонь ему на руку. Он был в курсе и поддерживал. Полностью и всецело.

– Ну и греки-спартанцы не отставали. Их способ отличался спартанской решительностью. Забили в бочку с гвоздями и пустили с горы катиться…

Чикин посягнулся заткнуть уши. Очень уж он живо представлял, как с кем-то из его знакомых все это проделывают. Ему стало их жалко.

– Вы не жалейте, – сказал ему Сулейман. – Это очень полезные процедуры. Жаль, что их отменили. Вот даже доктор Рыжиков жалеет.

– Лучше не надо… – прошептал Чикин, потрясенный мучениями древних лжесвидетелей.

– И он их еще жалеет! – посмотрел вверх видит ли это аллах, Сулейман.

В дверь постучали.

Чикин пододвинулся к своей половине.

Вошла забытая ими Лариска, смесь меда с уксусной эссенцией.

– Ничего себе публика… Я дежурю, ничего не знаю, а они тут обмывают… А я паштета решила принести, поделиться. Сулейман, доктор Петрович возле больных досиделся, что от него жена сбежала. Вы что, тоже хотите? Ну-ка, подвиньтесь. Все про консультантшу небось трепетесь, облизываетесь?

37

Всем хотелось не ударить лицом в грязь перед приезжим косметологом из института красоты. Всем казалось, что она обязана, как никто, соответствовать названию своей фирмы.

Коля Козлов, например, аккуратно подстриг бородку – впервые со времени, когда начал ее отпускать.

Сулейман надел новый искристый галстук с блестящей, под золото, заколкой. Жаль, что это великолепие придется скрыть стерильным одеянием.

– Ну как? – спросили они доктора Петровича, который вел телефонные переговоры.

– Приказано начинать, – передал он. – Идет большой прием. Очередь на квартал. По ходу подойдет.

– Ну а вообще как? – вытянули свои женатые шеи Коля Козлов с Сулейманом.

– Вообще-то голос мелодичный, – неопределенно набросал образ доктор Петрович. – С глубокими грудными модуляциями. Я думаю, что-то между тридцатью и сорока…

Коля с Сулейманом переглянулись, коротко оценив каждый шансы вероятного соперника.

– А Лариса Сергеевна будет? – осторожно спросил Сулейман.

– Идет с дежурства, – пообещал доктор Рыжиков. – Сегодня комплект будет полный. Десантный батальон по полному штатному расписанию.

Машина уже закрутилась. Сильва Сидоровна сурово поставила в предбаннике три эмалированных таза для мытья рук. Кран в рукомойнике так бы и оставался один, если бы не больной Чикин. Он ловко вывел от одной трубы три крана, и это было невиданное творение рук человеческих. Правда, мыться приходилось носом к носу над маленькой раковиной.

– Вы Ларисе Сергеевне повода не давайте, – на всякий случай предупредил доктор Рыжиков. – Она женщина ревнивая, резкая. А косметолог нам нужен…

Смесь меда с уксусной эссенцией явилась тут как тут и полезла им в нос и в глаза свой рыжей проволочной щеткой. Терпеть пришлось довольно долго, так как руки им положено мыть до тех пор, пока они не перестают оставлять следы пальцев.

– Вот теперь на любое преступление можно идти, – сказал доктор Рыжиков с одобрением. – Чистота – залог удачи. Что-то Сулейман сегодня грустный, а Лариса веселая…

– Муж на соревнования уехал, – коротко объяснила рыжая кошка свой духовный подъем.

– Хозяйка плату вдвое увеличила, – вздохнул печальный Сулейман. – С сегодняшнего дня.

– Вот же клещи, – огорчился и доктор Петрович. – Это за что?

– Сезон студентов, – заработал Сулейман щеточкой по ногтям. – У каждого ведь есть соседи, Юрий Петрович. Весь вечер сидела считала, какой курдючок у соседей, и высчитала, что если пустит шестерых студентов с раскладушками, то выйдет вдвое больше. И утром объявила: пусть перс или двойную плату платит, он богатый, или выметается…

– И таких мы на войне защищали, – расстроенно взялся за свою щетку доктор Петрович.

– Если бы Сулейман был одиночкой, я бы его к себе на квартиру взяла, – высказалась Лариска в пользу бессемейных мужчин.

– А что, Сулейман, в самом деле, переходите ко мне, – обрадовался доктор Рыжиков. – Встаньте на постой, я беру недорого. Допустим, каждый вечер – по рассказу о нравах вашей родины. Я вам предоставлю свой стол для диссертации, без амортизационных отчислений… Только научите моих девок уважать старших, как это принято на вашем прекрасном Востоке…

Молчание, шуршание щеточек. Вздох Сулеймана. Чисто сулеймановский.

– Ай нет, наверное… К вам невозможно…

– Да почему это? – разволновался доктор Петрович. – Огромный пустующий дом, множество залов и комнат… Батальон слуг, охотничьи собаки и угодья… Нет, правда, Сулейман, для вас есть комната, а во дворе сад и трусливая собака. Жена и дочка будут гулять…

– Ваш дом для меня святой, – сказал Сулейман с чувством. – Только нельзя. Я хочу с вами дружить.

Доктор Рыжиков чуть не уронил тазик.

– Но где же и дружить, как…

– Извините, – мягко улыбнулся Сулейман. – Чтобы была дружба, надо каждому жить в своем доме.

– Это что, мудрость Востока? – не без ехидства осведомилась рыжая кошка.

– Это мудрость всех, – кротко сказал Сулейман.

С поднятыми руками, как под дулами автоматов, они перешли из тесного предбанника в саму баню. Правда, особым простором она не отличалась, и Коля Козлов с усилием впихивал свое скромное усыпляющее оборудование – по кусочкам и по крохам. Теснота, зато своя. Нет ничего приятнее.

– А где же эта ваша… – как можно небрежнее спросила рыжая царица бала. – Из красоты…

– Не знаю ни одной красивой женщины, – ответил доктор Рыжиков, – которая никуда бы не опоздала, а потом не пришла бы из чистого любопытства: что это они там делают…

– Я никогда не опаздываю, – обиделась рыжая кошка.

– Значит, одну знаю, – поправился доктор Рыжиков. – Так… – Он еще раз оглядел свое небольшое скученное войско, скрывшее лица за масками, свирепо блестевший инструмент, коробку с туркутюковскими запчастями на электроплитке в углу. – Начнем, братцы кролики?