Обратный Отсчет 2
Шрифт:
– Если бы ты больше весила, то дерево не выдержало бы тебя, – сказал дедушка. – В одну секунду я даже подумал, что ты мертва – повесилась. Твое лицо и сейчас по бледности может запросто сравниться с заиндевелым зимним окошком.
– Не беспокойтесь, я просто замерзла. Холодновато здесь утром.
– Ты хотела покончить жизнь самоубийством?
– Да, – просто ответила она, словно он задал вопрос: “Ты купила хлеб и молоко в бумажном пакете?”
Старик смотрел на нее с тем же выражением на лице, что и десять секунд тому назад, будто она еще ничего не сказала, потом спросил:
– А долго здесь висела? Почему не позвонила кому-то? В спасательную службу, в
– У меня нет телефона. К тому же я все время спала, а вы подошли и я проснулась.
– Мой совет тебе…
– Габриэль, – кивнула она.
– А я – Рашпиль, – ответил дедушка. – Так вот, мой совет тебе Габриэль – ты меня о нем не просила, но я все равно тебе его дам – делай, что надумала, но думай, что делаешь! – он постучал пальцем по глубокому, испещренному венами виску, чтобы до нее наверняка дошло, о чем идет речь.
– Хорошо…
– Я-то думал, теперь, чтобы снять с себя вину и как-то оправдать свой поступок, ты скажешь что угодно, даже что луна сделана из старых труселей твоего папаши. Видать, ты таки думала, что делала, – кисло ухмыльнулся он.
Габриэль взяла Рашпиля за руку и попросила его не волноваться.
– О чем?
– Обо всем. В частности обо мне!
– Ладно, – согласился он. – Не буду, коль уж просишь.
Так они и познакомились. После обмена именами пришло время спускаться вниз, к машине, на которой старик предложил подвести свою новую знакомую к ее дому. Дедушка и девушка, годящаяся ему быть внучкой, шли молча. Он был рад, что повстречал ее. По его мнению, Габриэль была хорошим человеком. Он же оказался для нее энергичным пожилым мужчиной высокого роста. На обеих руках у него недоставало пальцев, и от этого вид его трясущихся рук приводил ее в замешательство, но только не его самого. Особенно она напугалась, когда он подал ей руку, чтобы помочь спрыгнуть с ветки дерева…
– Во многих случаях молчание порождает несчастье, а нужно лишь открыто и честно поговорить друг с другом, но не слишком сильно, чтобы не дошло до трагедии.
– Что вы хотите этим сказать? – удивилась она.
– Ничего пошлого. Просто хочу завязать с тобой разговор и одновременно поучаю тебя.
– Я не против, – был ее ответ.
– Скажи, у тебя есть родители?
– Да, конечно…
Недалеко от Бориссрала, в Ланкастер-Кляйн Габриэль оставила сердитого, вечно что-то подозревающего отца, молчаливую мать и их помешанность, основанную на религиозной почве. Ей вспомнился их ветхий дом – он казался еще древнее, нежели сам Ноев ковчег. Окна там были не окна, а просто дыры в стене. Летом их затягивали грязной марлей от мух.
– А у вас кто-то есть? – поинтересовалась девушка.
– Есть. Два сына и дочь. Они в Голландии живут и приезжают крайне редко.
Он вечно жаловался, что у него в доме слишком тихо и слишком много места для него одного; он всегда был рад приезду детей.
– Но самый близкий мне человек умер – моя жена Надежда.
– Вы серьезно?
Но это был один из тех вопросов, которые задают просто от удивления или растерянности. Она видела, что серьезно. К тому же дедушка утвердительно кивнул головой. Да и зачем ему врать?
– От нее осталась лишь надежда, живущая в моем сердце, что мы еще когда-то встретимся – в загробном мире я имел в виду. Хоть я и не верю во всю эту чепуху.
– Соболезную вам, – произнесла Габриэль.
Эти ее слова были не просто словами. В них действительно слышалось соболезнование и понимание, ведь кто как не она знал, что такое безвозвратно и навсегда потерять любимого человека. Габриэль выпала печальная участь
познать ту глубину страданий и пройти тот длинный и тягостный путь по стезе разногласий между самим собой.– А как это произошло? – поинтересовалась она.
– Два года тому назад ее сбила машина…
Рашпиль рассказал, где произошел этот инцидент и когда именно. А Габриэль кивнула головой и запомнила сказанное.
* * *
Синее небо, белые облака, пожолклая, покрытая инеем трава, зеленые елки – подобные контрасты живой природы не сумела бы передать никакая камера. Высокие деревья ограничивали обзор. По мере продвижения к городу лесистая местность становилась менее густой. Дорога то расширялась, то становилась уже, петляла между небольших гор, ныряла в ущелья и выныривала, следуя рельефу местности.
К дому, в котором жила Габриэль подъехала красная Волга. Девушка поблагодарила Рашпиля и взяла его визитку экскурсовода с номером телефона. Когда он отъезжал, она помахала ему рукой, но ответного взмаха так и не увидела – старик ничего не заметил, он смотрел вперед, на дорогу. Все было вроде хорошо. Один из соседей поздоровался с ней. Его рот в рамке из черной бороды уже многие годы оставался все таким же – строго горизонтальным и без единой эмоции, и это не могло не рассмешить ее. Но когда она пришла домой, сняла ботинки один о другой – то вдруг ощутила себя одинокой и несчастной, какой на самом деле и являлась.
Габриэль вспомнился добрый пожилой человек, который снял ее с ветки и довез домой. По дороге он рассказал ей, что иногда слышал, как давным-давно жена говорила детям, что даже если умрет – то все равно останется с ними рядом: бродячей кошкой или просто звуком ветра. Но всегда рядом.
– Да вот только все это чушь и ее здесь нет… ее нигде нет, – дополнил сказанное Рашпиль. – Никогда больше мне не разговаривать с ней, не любить ее. Многие годы неповторимого счастья закончились в узкой яме, в которую ее опустили в день похорон. Правду говорят – любите нас, пока мы живы, слезами мертвых не поднять.
– Вы сильный, – проговорила она. – Вы справитесь. Поначалу кажется, что боль останется навсегда, но она постепенно начнет проходить. Вы справитесь. Только не надо спешить. День за днем, понемножку… так что не говорите так, – попросила девушка. – Со временем все наладится.
– А что говорить? – спросил он. – Уже наладилось. Поверь, было хуже. С глаз долой, из сердца вон. А когда дело сделано и назад ничего не повернешь, люди волей-неволей свыкаются…
Габриэль и Рашпиля связывало взаимопонимание, рожденное на почве горького опыта. Всегда ли стоит прошлое того, чтобы помнить его? Со временем страх и тошнота перестали для них быть морем, в котором тонут, превратившись всего лишь в лужу, криво отражающую тяжелое прошлое. Настоящее же начало состоять из ежедневной планомерной рутины, и не было у них больше ни вершин счастья, ни долин разочарования. Хотя, не было только первого.
– Вот и я свыкся, – закончил мужчина.
В замкнутом пространстве пустующей жилплощади от давящей тишины закладывало уши. Девушка взглянула на свое кусочно-осколочное отражение в зеркале, висящем в прихожей, которое относительно недавно разбила костяной рукояткой кинжала “Долга”. Еще несколько дней – и эти посеребренные стекляшки начнут выпадать, если их самих не убрать.
“И пусть падают”, – подумала она.
В комнате Габриэль на полу лежала книга “Астрономия”, почему-то вывалившаяся со шкафа. Книга о небесах. Она подняла ее и положила на место. Небеса – это не то, что сейчас интересовало ее.