Образ жизни
Шрифт:
Утром Каролина пошла к синагоге. Полистала книги у лотка, спросила, нет ли чего-нибудь на английском, и купила из-под полы изданный в Лондоне «мировой бестселлер» — «Эксодус» [8] . Начала читать, увлеклась, под утро закрыла книгу и сказала вслух по-русски: — Не буду пересказывать. Пусть учит английский. — В том, что он прислушается к её совету, она почти не сомневалась.
После пробуждения она обычно переживала свои сны и улыбалась. В утренние часы, до выхода из дома, её мысли кружили вокруг Петра. Она вспоминала, как деликатно он вёл себя в минуты близости, и выводила эту присущую ему тактичность из ветхозаветного понятия познать женщину, в отличие от бытующего — обладать. Дар многих поколений. Иначе, откуда же? Странно, что он не пытается разыскать родителей. Приобщая его к чтению, она
8
«Эксодус» — Автор Лион Юрис.
При встрече отдала книгу со словами: — Рассказывать не буду. Выучишь английский — прочтёшь. Она того стоит. Ну и натерпелась я страху, пока границу пересекала. Специально для маскировки везла несколько книжек на английском. Пронесло, не обратили внимания.
Она прильнула к нему. — Боже, как я устала от тебя.
— Самое время дать задний ход.
Она не приняла шутливый тон. — Как говорила твоя подруга детства? Во дурак? Устала я от снов.
Пётр проводил Каролину, вышел на улицу, побрёл без цели. От упоминания о подруге детства потянулась цепочка ассоциаций. Вспомнил, как носил под рубашкой свою первую книгу, как просил Варвару Кирилловну принести «про войну и чтоб мягкая». Лондонские издатели учли его просьбу — книга в мягком, приятном на ощупь переплёте. Только в общежитии ей не место. Не под матрасом же её хранить. Он расстегнул рубашку, втянул живот и устроил книгу за ремнём. «Рассказывать не буду, выучишь английский — прочтёшь». В какую ещё авантюру она его втянет? Может, действительно не так страшен чёрт… взять и выучить.
Вечером следующего дня Пётр ждал Дору Исаковну у входа в библиотеку. Когда она вышла, спросил: — Можно вас проводить? — она кивнула, посмотрела на него, заметила смущение, спросила:
— Вы чем-то озабочены? Говорите, я живу рядом.
— Мне подарили книгу о времени образования государства Израиль и войны за независимость. Книга издана в Лондоне, на английском. Пока я смогу прочитать её, пройдёт много времени. Если можно, пусть она у вас полежит.
Дора Исаковна ответила не сразу. — Зайдите ко мне. Там и решим.
Пётр сел к столу. Дора Исаковна напротив. — Ваше беспокойство мне понятно. Поймите и вы. Сейчас вроде бы другие времена, но это только так кажется. Семья над нами. Мальчик их вырос у нас на глазах, поступил в университет. Недавно его забрали. Дали пять лет лагерей за какой-то анекдот в студенческой столовой. Я вам симпатизирую, но всё это несколько странно. Где эта книга?
Пётр похлопал себя по животу.
— Конспирация? — Дора Исаковна улыбнулась.
— Скорее привычка. В детдоме я так книги носил, чтоб не отобрали. Честному слову там не верили, зато достаточно было побожиться. Щелкнуть ногтем от зуба и сказать «век батимати не видать». Нелепо. Правда? Сироты клялись родителями. А вы чему поверите? Давайте я на книге напишу, что она моя.
— Не надо. Вы же поклялись. Да и не даст это ничего — за хранение тоже не похвалят.
Пётр достал книгу, Дора Исаковна перелистала её. — Интересно бы почитать. До войны предпочтение отдавали немецкому. Еврейским детям он легко давался — тот же идиш. Как долго вы собираетесь учить английский?
— Я дал себе год, чтобы выучиться читать без словаря.
— Это вы напрасно. Переводчики постоянно пользуются словарями. Слова имеют много значений, смысловые оттенки не всегда видны из контекста. Я могу вам помочь. Хотите? Подождите, поставлю чайник.
Пётр немного освоился, почувствовал себя свободней, осмотрел комнату. Вытертые временем стены, пожелтевший потолок, старый дубовый паркет, который просто мыли, посеревший, местами облупившийся оконный переплёт. Поблекшее осиротевшее жильё.
Дора Исаковна поставила на стол банки с вареньем. — Варю каждый год всего понемногу, чтобы не забыть бабушкины рецепты, а есть некому. —
Она разлила чай, наполнила розетки. — Прошу. Не стесняйтесь. Да, так в чём моя помощь. Я подберу книги, адаптированные для разных уровней знаний, начиная с пятого класса. Всего десять уровней: шесть школьных классов, два курса неязыковых вузов и два — языковых. А дальше уже оригинальные тексты. Вам придётся читать и учить слова каждого уровня до тех пор пока будут попадаться незнакомые. Это не долго — всего несколько книжек. Как только втянетесь, получите море удовольствия. Я подберу интересных авторов: Конан — Дойль, О.Генри… Не читали? Вот и хорошо. Дойдёт очередь и до вашей книги. Прочтёте и мне переведёте прямо с листа. Это будет ваш выпускной экзамен. А насчёт года лучше не строить иллюзий — это удовольствие можно растянуть на всю жизнь. Согласны?— Попробую. Лиха беда начало.
— Верно. Хотя мне больше нравится — дорогу осилит идущий. Вам понравилось варенье? Попробуйте абрикосовое с миндалём вместо косточек.
— Спасибо. Очень вкусно. Мне ещё не приходилось пить чай с домашним вареньем.
— Возьмёте с собой. Сделайте одолжение. О книге не беспокойтесь. Я вам верю.
Много времени отнял пятый класс. Пётр не торопил себя. Терпеливо выписывал слова на карточки, нарезанные по размеру спичечного коробка, с одной стороны слово и транскрипция, на обороте — перевод. Коробок носил в кармане и перебирал карточки по нескольку раз на дню. «Не старайся заучивать, просто читай. Включи зрительную память — научишься сразу читать и писать, — советовала Каролина. — Мне помогали зрительные образы, запахи, звуки. Произносила «rain» и возникали: свежесть, шум и пузыри». Первые месяцы не принесли больших успехов. Через полгода читать стало интересно, и Пётр понял, что идущий осилит дорогу. Дошла очередь и до «Пигмалиона» Бернарда Шоу. Усечённый вариант так понравился Петру, что он на одном дыхании прочитал пьесу в переводе и решил подарить свою книгу Каролине, снабдив её многозначительной надписью: «Пигмалионе от Галатея».
Пётр редко читал газеты и пропустил начало Карибского кризиса. Уже в двадцатых числах заметил, что Каролина сама не своя. Спросил:
— Неприятности?
— Нервный срыв, — коротко ответила она.
Они шли смотреть новый фильм и вернулись с полдороги.
— Давай лучше поговорим, — предложила Каролина, — я не выдержу темноту и духоту полного зала. Ты хоть знаешь, что происходит? Мы опять во власти безумцев. Перед сном я молюсь, прошу Бога, что если суждено этому случиться, пусть случится ночью, чтобы я ничего не видела и не знала. Подумай, представь на минуту абсурд, в котором мы живём. Отнять тридцать миллионов жизней, чтобы выжившие придумали водородную бомбу и уничтожили оставшихся. Одни только мысли об этом способны убить инстинкт продолжения рода раньше, чем это сделает радиация.
Пётр слушал и думал, как избавить её от ужаса, поселившегося в душе. Он знал только одно верное средство. Поднял её со скамьи, взял под руку и заговорил, чтобы говорить.
— Ничего не будет. Попугают друг друга и договорятся. Если бы готовились к войне, меня бы уже призвали. Я первый на очереди.
— Ты думаешь? — спросила она с надеждой. — Куда ты меня ведёшь?
— Здесь рядом пункт скорой помощи — портвейн три семёрки продают на разлив. Зал небольшой, чистый — не забегаловка. Тебе понравится.
Он оставил её у высокого столика с круглой мраморной столешницей, принёс вино в гранёных стаканах и несколько конфет. Она пила маленькими глотками, не отрывая глаз от Петра. Он остановил её: — Не всё сразу. Съешь конфетку.
Она развернула обёртку. — Дома я усаживалась перед свечой и облегчала душу. Здесь мне негде зажечь свечу, негде остаться наедине с собой и выговориться… Знаешь, мне уже лучше.
— Допивай и пойдём.
— Я не опьянею?
— Пей. Донесу.
Прощаясь, Каролина протянула ему руку.
— Спасибо, Петрик. Ин вина веритас, алкоголь — лекарство от всех болезней, ты настоящий друг.
Петр пожелал ей спокойной ночи. Отошёл на несколько шагов и услышал: «Не став ещё людьми, хотели стать богами.»
— Что?
— Не сейчас. Потом.
27 октября они прочитали заявление правительства о готовности убрать ракеты, а ещё позже выяснилось, что Каролина была права — мир действительно «стоял на грани термоядерной войны». Каролина сложила газету, сказала задумчиво: — В отличие от животных, принадлежать к биологическому виду ещё не означает быть человеком. Так мне объяснили слова святого Иринея Лионского. Всё дело в этом — стать людьми.