Обреченные на гибель (Преображение России - 1)

Иван Васильич разместил их в трех небольших комнатах по двое: священника с инженером, Иртышова с Синеоковым, студента с чехом. В четвертой большой комнате была их общая столовая, и тут же стояло пианино, взятое напрокат.

Иван Васильич нашел в помощницы себе старую уже, но еще крепкую и очень спокойную привычную сестру милосердия Прасковью Павловну, и та поместилась с прислугой Дарьей, женщиной старательной, но тоже пожилой и с небольшими странностями, через коридор, в отдельной пристройке, рядом с ванной комнатой; и обед приносили из соседней недорогой столовой, а самовар Дарья ставила сама.

Когда, два дня пробывши в новом для них месте, шестеро полубольных-полуздоровых несколько освоились и с обстановкой и друг с другом, Иван Васильич решил познакомить с ними Ваню и Эмму.

В это время сидели все шестеро за вечерним чаем, и Прасковья Павловна с белыми буклями под белой наколкой и сама вся в белом была за хозяйку.

Когда, в сопровождении Худолея, огромный Ваня в черной бархатной куртке и рядом с ним Эмма, невысокая, но на редкость свежая, веселая и упругая, со взбитыми светлыми волосами, очень густыми, вошли в столовую, даже Иртышов на минуту почувствовал себя больным и очень усталым, и за это сразу возненавидел обоих гостей.

Пианино было открыто, хотя никто здесь играть на нем не мог, и только о. Леонид пробовал подбирать двумя пальцами церковные мотивы. На подоконниках, на столиках для шахмат и домино стояли букеты осенних цветов, на столе чайном высились двумя горками фрукты и пирожные, а вверху под потолком матово светился электрический шар, о чем в первую голову позаботился Худолей; хотя в этой части города, на Новом Плане, электричество было еще редкостью в частных домах, но невдали находился пивоваренный завод Карасека со своей динамой. В чуть голубоватом свете столовая полулечебницы похожа была на гостиную, где у любезной хозяйки в белом и с белыми буклями собралось милое общество, случайно почему-то исключительно мужское, однако разнообразное, с несколько неожиданным батюшкой, но зато с неизбежным студентом в серой тужурке и с мыслящим бледным лицом.

Иван Васильич был весело возбужден, даже торжествен. Его христоподобное лицо как будто струилось (так показалось о. Леониду), когда он сказал, обращаясь ко всему столу:

– Хозяин этого дома и прелестная хозяйка!.. Знакомьтесь, господа!

И задвигались стулья, и Ваня, широко улыбаясь, но не выпуская из левой ладони локоть правой руки Эммы, топчась обошел весь стол и, наконец, уселся поближе к самовару и рядом с Худолеем.

Даже и не в лечебнице тягостны первые минуты знакомства людей с людьми, и, конечно, Иван Васильич понимал, что ему самому надо найти и указать какую-нибудь общую тему, поэтому он заговорил об электричестве, обращаясь к Ване:

– Простите, не понимаю я вас, Иван Алексеич, почему вы отказались провести к себе наверх свет?.. Посмотрите, какая прелесть!.. Свет ровный, его не замечаешь, - верхний, не беспокоит нервов...

– Почему? Это просто!
– улыбнулся Ваня.
– Я соскучился за границей по лампе... Там даже в коровниках электричество!

– Вам это не нравится?
– ядовито спросил его Иртышов и в ожидании ответа привычно разинул рот и бросил в него какую-то крошку.

– Электричество вводится теперь даже в церквах, - кротко заметил о. Леонид.
– Всякий свет от бога.

– Когда я рисую по вечерам, я могу поставить лампу как мне угодно, ответил Худолею Ваня.
– Вот почему...

– Вздор! Вздор!.. Зачем настояще говорить вздор!..
– горячо перебила Эмма.
– Я не люблю вздор!.. После зафт - мы езжали на Рига! Ну?.. Зачем нам электрич свет?

– Ах, вот как!.. Уезжаете?.. Решено?
– обрадованно заволновался Иван Васильич.

Но Ваня только пожал широкими плечами и ответил неопределенно:

– Гм...

– В Риге очень узкие улицы, - вставил Синеоков.
– Я там был года три назад.

– О-о-о!.. О-о!.. Узки улиц!
– живо откликнулась Эмма.
– Вы были Старый Рига!.. Ну?.. Вы не был Новый Рига!..

– Как в Праге, - поддержал Карасек.
– Вы не были в Праге? Нет?.. Это есть необыкновенный город - Прага!.. В старой части там тоже есть узкие улицы.

– Наслоение культур, - определил студент очень важно и несколько скучающе.

Один только инженер смотрел исподлобья, имел очень необщительный вид и никак не отозвался на приход Вани с Эммой. У него была длинная голова, длинное лицо, подстриженные ежиком, но мягкие на вид волосы, редкие, темные; робкий подбородок, впалые щеки, висячие усы.

Он сосредоточенно чистил большое красивое яблоко перочинным ножом, и Худолей сказал ему:

– Яблоки вымыты, эпидемий в городе нет, а вы счищаете самый питательный слой!

Инженер посмотрел на него исподлобья, посмотрел на Эмму, покраснел густо и ответил:

– Очень жесткая кожица.

И на худых зябких руках его отчетливо забелели суставы пальцев.

– Это синап, - объяснила ему Прасковья Павловна, ласково прикачнув буклями: - Возьмите другое... Вот - канадский ранет, кожица мягкая...

– Крымские яблоки, они... вообще почему-то хуже северных, - сказал о. Леонид.
– Там есть такие, например, - грушовка, анис, белый налив... Изу-ми-тельные!.. Или даже антоновка...

– А вы из какой же это яблочной губернии, отец?
– полюбопытствовал Иртышов.

– Отец... Леонид, - вы хотели добавить?
– поправил его Иван Васильич.

Иртышов метнул на него игривый косой взгляд и сказал, ни к кому не обращаясь:

– Есть хорошие сады в Орловской губернии, в Карачевском уезде... Есть в Курской, в Воронежской... У иных помещиков под садом до сотни десятин...

И бросил в раскрытый рот одну за другой кряду три крошки.

О. Леонид нервно провел прозрачной рукой по бледно-русой бессильной бороде, вздохнул и спросил Ваню скороговоркой:

– Читал я, что "Тайная вечеря" знаменитая - Леонардо да Винчи попортилась сильно... Вы не видали?

Ваня смутился немного.

– Это в Милане, кажется... Фреска на стене... Разумеется, должна была пострадать... Но я не был в Милане и не видел...

– Не ви-да-ли?.. "Тайной вечери"?.. Как же это вы?
– О. Леонид удивился совсем по-детски.
– А мне Иван Васильич говорил, что вы были в Италии!..

Эмма расхохоталась весело.

– Милан!.. Ха-ха-ха!.. Там Scala... там о-перный певец, - ну...

Так и осталось непонятным о. Леониду, чем он рассмешил Эмму, потому что ее перебил Ваня, забасив громко:

– "Тайная вечеря" теперь, кажется, реставрирована сплошь... Да, впрочем, зачем и оригинал, когда он всем уже известен по снимкам?.. Не читаете же вы Пушкина в рукописях!..

– Или псалмов Давида по-древнееврейски!
– подсказал Иртышов.

– Особенно в наш век фабричного производства!
– вставил весело Синеоков.