Обретение Энкиду
Шрифт:
– Я же помню...
– всхлипывала Цира.
– Мои прошлые жизни... Учитель Бэлшуну показывал мне, как я была владычицей Адурра... На колеснице, в золоте...
– Ну да, ну да, - утешающе кивал Мурзик.
– Конечно, в золоте. А теперь ты еще и Энкиду. Здорово же, Цирка!.. Все вместе мы теперь...
Цира метнулась ко мне взглядом. Я увидел, что ей страшновато, и спросил не без ехидства:
– Что, Цира, умирать не хочется? Как других за слабость презирать так мы в первых рядах, а как самой пожертвовать...
Она отерла слезы и гордо ответила:
– Я знаю, ради чего отказываюсь
– Во как, - подтвердил Мурзик и вытащил из кармана джинсов мятую бумажку.
– Да, вот... Проверь-ка еще вот это.
– Что это?
– А, завалялось... "Ниппурская правда".
Цира брезгливо взяла газетку, расстелила ее на полу. Поводила по ней рамкой.
– Шевелится...
– сказал Мурзик.
– Не шевелится.
Мне тоже не хотелось, чтобы кривоногая коммунистка оказалась Энкиду, как и мы. Честно говоря, я считал, что она рылом не вышла. Луринду хоть и страхолюдина, каких поискать, а все же хорошего происхождения и вообще нашего круга девушка. Эта же... Да и просто, не люблю я комми.
– Не, - уверенно повторил Мурзик, - шевелится.
Я подошел ближе, пригляделся. Поднесенная к статье "КРОВОСОСЫ МАСКИРУЮТСЯ" рамка еле заметно покачивалась в воздухе.
– Значит, эта... Ну да, она больше всех на нас злилась. Сильная эмоциональная реакция на имя "Энкиду". Вот здесь - "взявшие себе для отвода глаз имя национального героя Энкиду" и дальше: "беспардонная спекуляция на национальной гордости вавилонского народа в целях обогащения кровососов и эксплоататоров и привлечения к ним доверчивых заказчиков..." - сказал я.
Цира посмотрела на нас с Мурзиком мрачно.
– И как нам теперь быть? Комми ни за что не согласятся с нами сотрудничать. Или еще хуже - вызнают побольше, а потом раззвонят в своей газетенке. Обзовут как-нибудь типа "НОВАЯ ЗАТЕЯ КРОВОСОСОВ" или "КРОВОСОСЫ ОБЪЕДИНЯЮТСЯ"...
– А мы подошлем к ним представителя эксплоатируемого большинства, сказал я.
– Мурзик, ты как - готов поработать во славу Энкиду?
Мурзик сказал, что готов.
– Пойдешь к комми и вступишь в их партию. Твоя задача - вымостить дорожку к этой бабе, которая статью написала. Скажешь ей, что раскрыл новый заговор кровососов и что только она с ее партийным сознанием и метким пером может его развалить. Понял?
Мурзик сказал, что понял. Некоторое время обдумывал задание. Мы с Цирой пока перечитывали заметку в "Ниппурской правде".
Потом Мурзик неожиданно спросил:
– Господин, а где те справки из экзекутария?
Я почувствовал, что краснею.
– Не помню.
– Вы их не выбросили, а?
– Да не помню я. Буду я всякую гадость помнить... На что тебе?
– Я бы их с собой взял, для верности. Показал бы, как меня тут эксплоатировали.
Я согнал Мурзика с Цирой с дивана, открыл крышку и покопался в разнообразном жизненном хламе, который сваливал в диван. Раз в полгода я выгребал все из дивана и нес на помойку.
Справки сохранились. Одна на пять ударов березовой розгой, другая на семь. Я выдал их Мурзику и закрыл крышку дивана.
Цира
плюхнулась сверху. Обхватила меня за шею и повалила на себя. Мурзик потоптался, держа справки в руке.– Мне выйти?
– спросил он вполголоса.
– Останься, - сказала Цира, барахтаясь подо мной.
– Ну вот еще, - возмутился я.
– Выйди, Мурзик, и подожди на кухне. Я не могу, когда ты тут маячишь.
Ицхак с его образом великого героя, яростно дрочащего под зеленым кустом, показался мне в этот миг полным болваном.
Мурзик вступил в компартию. Теперь его почти никогда не было дома он то оформлял документы на освобождение, то бегал по партийным заданиям. Я снова перешел на бутерброды с сыром и мокрой вареной колбасой, если только Цира, сжалившись, не заходила с домашней стряпней в термосе.
На вопросы о том, как продвигается работа по обихаживанию кривоногой энкидуносной стервы, Мурзик отвечал невнятно. Отговаривался подпиской о неразглашении, которую дал при вступлении в партию.
Наконец мне это надоело, и я прибег к последнему средству авторитету сотника. По моей просьбе, Цира отправила нас с Мурзиком прямиком в мурзиково любимое прошлое. Обоих.
...Я едва успел коснуться ногами земли, как меня окатило грязью. Большая боевая колесница промчалась мимо, едва не располосовав мне бок острыми ножами, вращающимися в осях колес. Вокруг кипела битва. Тяжелый, как танк, мудила в доспехах мчался в мою сторону, замахиваясь бревном.
Я уставился на него, вытаращив глаза. Мудила яростно орал на бегу. В этот самый миг меня сбили с ног, и я повалился лицом в сырую растоптанную землю. Мгновением спустя на меня сверху рухнул мудила. Все во мне кракнуло и оборвалось, когда он всей своей тяжестью вдавил меня в землю. Лежа на мне, мудила конвульсивно сотрясался, потом затих. Мне стало сыро. Я кое-как вывернулся, и увидел, что в спине мудилы торчит секира.
Коренастый дядька в кожаном доспехе, крякнув, изъял из мудилиной спины секиру и усмешливо сказал, глядя, как я извиваюсь под мудилой в попытках высвободиться:
– Другой раз не зевай.
Я вылез на волю и встал. С меня потоками текли грязь и вода. Дядька вырвал у мертвого мудилы копье и всучил мне, обругав на прощание.
Я поднял копье, проорал боевой клич Энкиду и бросился в битву.
Мне было упоительно. Я убивал врагов без счета. То есть, я думаю, что убил их на самом деле не очень много, просто я их не считал. И еще я знал, что в этой жизни во мне куда больше от Энкиду, чем в жизни ведущего специалиста Даяна. И что нас, Энкиду, в этом мире меньше. И еще я знал, что коренастый дядька - не Энкиду, но тоже очень хороший человек.
А вечером мы собрались в лагере за возведенным наспех палисадом. Начальство разбиралось, кто выиграл сражение, а мы просто отдыхали. Несколько человек разложили костер. Постепенно к костру собралось десятка три воинов, и я увидел среди них Мурзика.
Он был младше, чем тот, кого в будущем купят для меня родители, но не узнать его было трудно: все те же толстые губы, темные глуповатые глаза, тяжеловесное сложение - когда Мурзик наберет возраст, вместе с годами придут к нему крепкое брюхо и бычья шея с тремя складками на затылке.