Обрученная с врагом

— Вы очень хорошо о нем заботитесь, — сказала Эльза, когда после полудня стал накрапывать мелкий дождик, и Мартин вернулся в дом. Дворецкий отдал Эльзе уважительный поклон и произнес:

— Из милорда получился бы отличный бокор, если б его не изувечили.

— Вот как! — удивилась Эльза. Мганга улыбнулся.

— Конечно. В вашей стране маги почему-то разделены, — он неопределенно пожал плечами и не стал развивать тему.

Эльза со вздохом подумала, что его величество Андреас уравнял всех. Все — и ведьмы, и бывшие инквизиторы боятся его одинаково. А ведь мог бы получиться вполне привлекательный мир, о котором когда-то мечтал Лютер, мир, в котором возможность совершать чудеса не отталкивает людей друг от друга, а наоборот — приглашает обняться в единой радости.

Не получилось.

Вечером, когда Эльза и Мартин пришли на уже знакомую скамейку на берегу, Эльзе подумалось, что океан в эти часы совсем другой. На волнах плескались розовые и золотые отблески уходящего солнца, и тихий мир так и дышал готовностью ко сну и покою. Волны размеренно набегали на берег, уходили и возвращались снова и снова; Эльза вдруг поняла, что Мартину нравится этот спокойный шум.

— Я вижу четыре лодки, — сказала она. Мартин ободряюще улыбнулся, и Эльза заговорила уже спокойнее: — На них треугольные красные паруса.

— Какого цвета небо? — спросил Мартин, нашарив руку Эльзы на скамье рядом с собой.

Небо было изумительного бледно-лилового оттенка, постепенно переходящего в насыщенную синеву за их головами. Эльза подумала, что это удивительно красиво. Как акварель.

— Светлое, — промолвила Эльза. — Лиловое, и розовое, и золотое. А потом потихоньку синеет.

Мартин кивнул. Эльза боялась подумать, что он сейчас чувствует. Находиться в таком чудесном уголке мира, где каждый поворот, каждый изгиб, каждая волна похожи на маленькое чудо — и не иметь возможности увидеть, почувствовать, понять.

Жалость стиснула сердце так, что Эльза не сразу смогла заговорить снова.

— Я вижу маленькую белую лодку. И парус на ней белый. Наверно, там кто-то из детей.

Крошечная фигурка встала в белой лодке, и Эльза вскрикнула от неожиданности: из протянутых к небу рук ребенка посыпались желтые брызги света, взмыли от воды и закружились над океаном. С других лодок слаженно закричали:

— Гуфан! Гуфан эретэ!

— Что там? — с нетерпением спросил Мартин. Он мог бы стоять, обнимая Эльзу, мог бы смотреть на океан и видеть, как бесчисленные желтые огни плывут над водой — и был вынужден сидеть и беспомощно ждать, когда Эльза, на мгновение забывшая обо всем от восторга, расскажет ему, что происходит.

Это было невыносимо.

— Там, в белой лодке ребенок, — сказала Эльза. — Он поднял руки, и теперь над океаном плавают желтые огни. Кружат, будто рой насекомых. То вверх поднимутся, то почти по воде скользят.

На губах Мартина появилась тихая смущенная улыбка.

— Красиво, — произнес он. Кто знает, что он представлял сейчас, блуждая во тьме? Какими там были огни?

Сквозь желтизну стали проступать тонкие алые полосы, и бесформенные сгустки пламени постепенно обрели форму огромных бабочек. Бабочки взмахнули крылышками и взмыли к темнеющему небу, рассыпая вниз оранжевые искры.

— Они летят… — прошептала Эльза и, забывшись, воскликнула: — Мартин, они летят! Они стали бабочками и поднимаются к небу…

Огненные бабочки были уже высоко-высоко. Через несколько мгновений они вспыхнули невыносимо ярким свечением и растаяли. С лодок донесся согласный возглас:

— Гуфан! Гуфан эретэ! Гуфан!

— Все, — промолвила Эльза. На мгновение ей стало невыносимо грустно от того, что праздник закончился, последние искры развеялись над водой, и лодки, помедлив, неторопливо двинулись к своим причалам.

Мартин по-прежнему сидел спокойно, и по его невозмутимому лицу ничего нельзя было понять. Эльзе казалось, что он испытывает невыносимую боль — но не позволяет ей вырваться на свободу.

— На тебе синее платье, — вдруг сказал Мартин. — Синее с алыми цветами. Тебе очень идет.

От удивления Эльза ахнула. Откуда он узнал? Сказал дворецкий, кто-то из слуг?

— Мганга рассказал после обеда, — ответил Мартин на незаданный вопрос и добавил: — Эльза, мне не надо тебя видеть. Ты у меня здесь, — он дотронулся до виска, а затем до груди, — и здесь.

Он хотел добавить еще что-то, но лишь устало махнул рукой и коротко сказал:

— Спасибо.

И чтобы поцеловать Эльзу, Мартину не надо было видеть.

***

Андреас пришел на рассвете.

Эльза смотрела, как он входит в спальню через распахнутую балконную дверь, и понимала, что этого не может быть. Она спит. В конце концов, она хозяйка своего сна и…

— Сгинь, — прошептала Эльза. — Сгинь, пропади!

С Андреасом ничего не случилось. Он ухмыльнулся, плавно провел рукой по воздуху, и сон изменился. Эльза стояла в знакомой библиотеке, жесткий ворс ковра колол босые ступни, и сквозняк, гулявший среди стеллажей, заставлял ежиться от холода. Ощущения были реальными. Невероятно реальными.

— Я ведь сплю, — сказала Эльза, но в голосе больше не было ни твердости, ни уверенности. — Этого нет. Я дома.

Андреас приблизился и сжал ее запястье так, что кости хрустнули. Эльза сдавленно зашипела от боли и тотчас же умолкла — незачем показывать ему свои чувства даже во сне.

— Связь ведущего и ведомого очень крепка, — произнес Андреас скучным лекторским тоном. — Можно спрятаться. Можно убежать. Но связь все равно остается.

Он выпустил руку Эльзы и принялся расстегивать ее пижамную рубашку.

— Можно уверять себя, что этого не существует, — продолжал Андреас. Эльза смотрела, как круглые жемчужинки пуговиц выскальзывают из прорезей, и чувствовала вязкую парализующую слабость. Она самой себе казалась мухой, угодившей в жидкий мед.

— Этого не существует… — прошептала Эльза. Она попыталась поднять руку, оттолкнуть Андреаса, но не смогла пошевелиться. Король одарил ее доброжелательной улыбкой, которая почему-то выглядела жутко, и сказал:

— Все это происходит на самом деле. Ты принадлежишь мне, хочется тебе или нет. И я буду делать то, что сочту нужным, нравится тебе это или не нравится.

Пижамная рубашка белым полупрозрачным облаком скользнула на ковер. Ладони Андреаса легли на спину Эльзы, привлекая ее к королю — вроде бы мягко, но при всем желании не вырвешься. Это было настоящим до жути, до обморока: дыхание Андреаса щекотало шею, ткань его рубашки была плотной и грубой, и Эльза слышала, как совсем рядом, чуть ли не в ней самой, размеренно стучит его сердце.

— Для всех будет лучше, если ты вернешься, — произнес Андреас. — Меня очень убедительно просили не искать тебя и этот увечный кусок мяса. Я пока и не ищу. Но будет лучше, если ты вернешься сама. Тогда я обещаю, что ничего плохого не произойдет.