Общество гурманов (сборник)

— Значит, Мейдстоун?

Брук покачал головой.

— Снодленд, сэр, там пусто после Билла Генри и… и там немного удобнее, мэм, попросторнее. Оттуда вид на причал парома, люди ходят туда-сюда, что, несомненно… — он замолчал, скрестил руки на груди и уставился на свои ботинки.

— Я дал констеблю деньги, чтобы он позаботился об удобстве Элис, — шепнул Сент-Иву Фробишер, но прежде чем Лэнгдон успел ответить, они увидели миссис Лэнгли и детей: Финна Конрада, Ларкин, Клео и Эдди, идущих к ним от амбара. Миссис Лэнгли, видимо, что-то сказала детям, потому что они вели себя необычно тихо и серьезно. Когда они приблизились, Ларкин смерила Брука свирепым взглядом, а Клео расплакалась.

— Я сказала детям, что вас не будет день или два, мэм, — объяснила миссис Лэнгли.

Элис поцеловала каждого в щеку, включая Финна.

— Я скоро вернусь домой, — сказала она с убедительной улыбкой и отвернулась. Несложно было догадаться, что она плачет, и Клео разрыдалась еще громче. Сент-Ив и миссис Лэнгли держали детей за руки, когда Элис и констебль Брук пошли к коляске по аллее вистерий.

— Мы еще поквитаемся с легавым, вот увидишь, — тихо сказала Ларкин Эдди.

— Чтобы я больше не слышал ни о каких квитаниях, Ларкин, — Гилберт Фробишер сурово посмотрел на воспитанницу. — Констебль Брук исполняет свой долг. Скоро мы посмеемся над всем этим, как сказал мой папаша, устанавливая капкан на ворюгу-лисицу, — он коротко хохотнул, но осекся, видимо, поняв, что шутка не вполне уместна.

Сент-Ив смотрел Элис вслед, пока она не скрылась из вида. Смеяться сейчас казалось ему диким. Они молча побрели обратно к дому, и он задумался, что же ему теперь сказать детям.

ГЛАВА 17 ЗА ЗАВТРАКОМ

— В Виндховере, да, — рассказывал Гилберт Фробишер за завтраком на следующее утро, — Тауновер владеет большими угодьями, но они оставлены под охоту. Он не хочет ничего выращивать, хотя у него, видимо, огромные стада овец. Когда мне показывали владения, егерь жаловался на браконьеров, а Чарлз рассуждал о пользе публичных повешений. Никогда не любил повешения.

Фробишер, Сент-Ив и Хасбро сидели за столом с остатками завтрака. Лэнгдон почти ничего не ел, зато Гилберт ни в чем себе не отказывал и продолжал накладывать в тарелку бекон и тосты.

— Чарлз — черствый человек, да, хотя весь ужин у его ног сидела дряхлая собака, в которой он явно души не чает. В смысле, он не чужд сентиментальности. Я по-прежнему уверен, что он ничего не знает об этих трусливых махинациях, а если хоть что-то знает, то он не только безумец, но и превосходный актер.

— Не знал, что у него есть сын, — попытался поддержать беседу Сент-Ив. — Жаль, что молодой человек не присутствовал и тебе не удалось его рассмотреть.

— Сын, Хенли — его наследник, — сказал Фробишер, — но пока он ничем не владеет. Чарлз полностью все контролирует, если прибегать к юридической терминологии. Он только недавно решился продать доли с прямым участием, видимо, из-за состояния здоровья. Остальных пайщиков он отверг, потому что они хотели получить контрольный пакет, а не просто вложить деньги, и чрезмерно переживали по поводу дивидендов. Им хотелось гарантий. Чарлз не сразу принял мое предложение только из-за его условий. Наш договор передает мне ограниченный контроль в строго определенных вопросах. Я четко изложил все на листе бумаги, с учетом опасений Матушки Ласвелл, конечно, и подписался. Дал ему понять, что это полное и окончательное предложение и что я не намерен инвестировать просто так, однако не требую дивидендов или гарантий, а напротив, хочу направить собственные средства на решение проблем фабрики, какие бы они ни были.

— Странно, почему сын не присутствовал на переговорах, ведь дело-то серьезное, — вставил Хасбро. — Мне кажется, здесь у него прямой интерес, учитывая, что фабрика когда-нибудь перейдет к нему. Сколько лет Чарлзу Тауноверу?

— Почти мой ровесник, шестьдесят шесть или шестьдесят семь.

— А что у него за болезнь?

— Видимо, что-то с сердцем, — ответил Сент-Ив. — Мы с Элис познакомились с ним на приеме, когда он только приехал в Кент, хотя он, возможно, нас и не запомнил. Он носил с собой пузырек какого-то снадобья.

— Он принимал лекарство, когда я приходил на фабрику, — вспомнил Гилберт Фробишер. — Его едва удар не хватил, когда одна из девушек не к месту разговорилась, так он разъярился. Но он знал, что нужно делать, и откупорил свой пузырек.

— А сын, Хенли, живет в Виндховере? — спросил Хасбро.

— Видимо, — ответил Фробишер. — И активно участвует в управлении фабрикой. Чарлз очень хвалил его способности. Скорее всего, именно Хенли будет руководить работами по реализации моих идей. Чарлз пожалел, что сына нет дома, хотя лично мне это не показалось особенно странным. Тауноверу-младшему не могло быть известно о моем предложении, а двух других потенциальных пайщиков Чарлз уже отослал. Такой молодой человек, как Хенли, найдет себе занятия поинтереснее, чем слушать стариковские разговоры.

Вошла миссис Лэнгли с корзиной — под салфеткой в ней лежали упакованные в газеты свертки.

— Собрала вам кое-что поесть, джентльмены. Корзина для несчастного Билла, а остальное для вас троих — сэндвичи из вчерашнего ростбифа с горчицей. День может оказаться трудным из-за всех этих невзгод.

Фробишер взглянул на карманные часы.

— И этот день уже начался. Финн Конрад обещал сегодня утром показать мне местных птиц, так что я откланяюсь. Номы не пойдем далеко. Тауновер обещал прислать ответ после обеда.

— А я собираюсь в Танбридж-Уэллс, — сказал Сент-Ив. — Передай мои наилучшие пожелания Биллу Кракену, Хасбро. Постарайся поговорить с ним без свидетелей, если удастся.

— Думаю, Брук разрешит. Возможно, у Билла есть догадки насчет того, где может прятаться Матушка Ласвелл. Если да, я попробую разыскать ее, когда вернусь.

— Тогда до встречи в четыре часа? — уточнил Сент-Ив. — Бог даст, мы найдем что-нибудь, проливающее свет на эти мрачные события.

ГЛАВА 18 РОСТБИФ С ГОРЧИЦЕЙ

На Пеннилегс, лошади Элис, имя для которой придумала Клео, когда ей было три года, Сент-Ив въехал в Танбридж-Уэллс с северо-востока, по полузаброшенной тропе, которая вела через глухой лес. В любой другой день его интересовали бы грибы и болотные низины, где из луж иногда выползают всякие любопытные твари; но сегодня все это мало его занимало, даже ранее не виденный удивительно чистый ручей, бежавший в меловых берегах. Сейчас главным было только одно — остаться незамеченным.

Он выехал на широкий луг с пасущимися овцами, куда выходили задние дворы зданий с восточной стороны Танбридж-Уэллса, один из которых принадлежал Пинку — если он действительно находился так близко к лавке Доккета, как вспоминал носильщик Джеффрис. Не испытывая желания быть узнанным или отвечать на вопросы, Лэнгдон тем не менее хотел заглянуть в лавку Пинка и захватил с собой сверток инструментов и отмычек для этой цели.

Увидев вывеску Пинка над задним входом в лавку, он спешился и привязал Пеннилегс к коновязи. Похоже, улица, на которую выходил фасад дома, не была пустынной, но отсюда никого не было видно, поэтому Сент-Ив не стал прятаться. Немного поодаль виднелась полуразвалившаяся хибарка с приоткрытой дверью. До нее еще дойдет очередь в свое время. На данный момент Сент-Ива больше интересовал дверной замок — врезной, на вид новый, хотя в итоге он не помог Пинку избежать его участи. Видимо, фотограф ввязался в рискованную игру, или же, промелькнула в голове Сент-Ива мысль, замок вставила полиция, чтобы в лавку не попали посторонние, — в таком случае следовало поторопиться. Он вытащил набор отмычек и с третьей попытки справился с механизмом. Толкнув дверь, Сент-Ив вошел в лавку и притворил за собой дверь.