Общество гурманов (сборник)

Элис отшатнулась назад, мельком увидев дорогу, по которой во весь опор неслась запряженная двумя лошадьми коляска. На козлах сидел констебль Брук, рядом с ним — Лэнгдон, одной рукой держась за сиденье, другой за шляпу, а позади — Билл Кракен со свирепым выражением на лице.

С ликующим воплем Элис, укрываясь за остатками стены, подобралась поближе к пролому, занесла ножку от умывальника над головой и крепко приложила ею лезущего в камеру негодяя. Тот отшатнулся, а затем Элис пришлось уворачиваться от летящих камней. Тут за ее спиной раздался ломающийся голос подростка, и она узнала Финна:

— Миссис Элис!

Парнишка широко распахнул дверь камеры, и Элис, огрев одного из негодяев дубинкой по шее, вылетела в коридор, мигом развернулась и всем телом навалилась на нее. Прозвучал щелчок, а затем Финн повернул ключ в замке. Пара громил колотилась в дверь, изрыгая проклятья, а Элис и Финн быстро одолели короткий коридор и выбежали на вольный воздух — в узкий переулок, где парнишка, схватив бывшую узницу за руку, потянул ее к реке. Их обогнали двое мужчин и женщина из наемной толпы: они явно спешили улизнуть, пока оставалась возможность.

Элис поняла, что все еще держит в другой руке ножку от умывальника, хотя желание огреть кого-нибудь уже пропало. У нее мелькнула мысль сохранить деревяшку в качестве трофея, но при свете дня стало видно, что конец дубинки запачкан кровью, и Элис отшвырнула ее прочь. Матушка Ласвелл молча стояла в толпе девушек на причале паромной переправы; на реке все затихло, слышался лишь стук паровой машины парома, направлявшегося к противоположному берегу. На палубе, опустив голову, одиноко сидел на своей лошади Чарлз Тауновер.

ГЛАВА 24 ДВЕ БУТЫЛКИ ХИМИКАТОВ

Стояло раннее утро, солнце только взошло; Кловер и Хенли не спали всю ночь. Хенли в вылезшей из брюк рубашке сидел за конторским столом, а полуодетая Кловер в расстегнутом корсете пристроилась у него на коленях. На столе оставалась полупустая бутылка вина, две пустые валялись на ковре.

Чарлз Тауновер вошел в контору без шляпы, в испачканном пальто, стуча тростью по полу, и встал как вкопанный, уставившись на веселую парочку. Оба невозмутимо смотрели на него. Окинув взглядом царивший в конторе беспорядок и пустые бутылки, Тауновер-старший медленно кивнул.

— Вижу, вы тут празднуете, — произнес он прерывающимся голосом. — Позвольте узнать, в честь чего торжество, принимая во внимание, что «бумажные куклы» объявили забастовку?

Кловер медленно подтянула корсет, но сидела молча, сложив руки на коленях, предоставив Хенли нарушить мертвую тишину.

— Мы празднуем уязвимость, — он нагло ухмылялся отцу. — А именно твою уязвимость.

Тауновер впился в сына взглядом, его лицо окаменело от гнева. Вдруг, в припадке ярости, он повернулся к Кловер и, выкрикнув: «Потаскуха!» — шагнул вперед, замахнувшись тростью, словно собираясь ударить ее, и пнул стол ногой.

Кловер вскочила на ноги и попятилась, когда Тауновер со свистом опустил трость, но Хенли схватил отца за руку, вырвал его оружие и бросил на пол через плечо. Старик чуть не упал, но устоял, схватившись за стол. Его трясло, он содрогался всем телом, словно в приступе лихорадки.

Кловер изумленно смотрела на того, кто некогда распоряжался ее судьбой, а потом расхохоталась, выпячивая грудь, как голубка, и сказала:

— Вам же нравится такая картина, старый вы греховодник.

Хенли, оправив рубашку, молча сидел в кресле. Взгляд его, однако, метался по комнате, словно он что-то обдумывал.

— Возмутительно, — прохрипел Тауновер. И добавил, повернувшись к Кловер: — Убирайся вон, наглая шлюха! Вон, я сказал! — и он топнул ногой, но жест вышел жалким.

— Останься! — приказал Хенли, и Кловер осталась стоять, бросая на Тауновера театрально игривые взгляды.

— И что же толстяк? — спросил Хенли.

— Если ты о Гилберте Фробишере, — Тауновер безуспешно пытался придать голосу громовую мощь, — то он сделал солидное вложение в фабрику, и я дал ему довольно важную должность. С этого момента ты в его подчинении, если ты вообще будешь в чьем-либо подчинении.

— Предпочитаю подчиняться себе, и никому другому, сэр.

Кловер зашла за спину Хенли, прячась от Тауновера за письменный стол. Старик справился с припадком гнева, но грудь его тяжело вздымалась, лицо стало пунцовым, налилось кровью, а дыхание с хрипом вырывалось из горла. Подмигнув ему, Кловер взяла бутылку вина и отпила из нее, а потом, поставив ее обратно на стол, громко рыгнула.

Тауновер хрипло ахнул, словно подавившись; отшатнувшись, старик потерял равновесие и упал на одно колено. Он потянулся в карман пальто, трясущейся рукой извлек пузырек с нитроглицериновым эликсиром и попытался открыть пробку. Эта задача, очевидно, оказалась ему не по силам.

— Позволь помочь тебе, отец, — сказал Хенли с деланной озабоченностью, встал, подошел к отцу в одних носках и, взяв пузырек у него из рук, открыл пробку и демонстративно вылил содержимое на его брючину. — О, небо! — глумливо воскликнул он. — Какой же я неловкий.

Тауновер, на лице которого изобразился ужас, наклонился и начал обсасывать свою штанину. Он схватился за грудь, из его горла послышался хрип.

— Достань бутылку с химикатом из нижнего ящика, Кловер, и сложенную тряпку тоже, — резко приказал Хенли. — Это его успокоит, — он опустился на колени на пол, поддерживая отца за спину.

Кловер передала Хенли тяжелую бутыль и сложенную тряпицу, а тот открыл большим пальцем притертую пробку и наклонил бутыль, откуда полилась жидкость, окутав их сладким запахом хлороформа, напоминавшим аромат вина, смешанный со смрадом тления. Хенли прижал пропитанную жидкостью тряпку к лицу отца, свободной рукой крепко обхватив его вокруг груди. Чарлз Тауновер беспомощно махал руками и мычал, будто пытаясь что-то сказать. Вскоре, однако, он перестал сопротивляться и затих. Хенли так и стоял на коленях, опустив голову, все еще прижимая тряпку к лицу отца.

До Кловер внезапно дошло, что старик мертв и ее собственная участь теперь висит на волоске. У нее перехватило дыхание. Теперь ее повесят. Нет, она даже не доживет до виселицы… Она осторожно сунула руку в открытый ящик, схватила кошелек с деньгами, спрятанный под бутылью и тряпицей, и засунула его за корсет, наблюдая за склонившимся над отцом Хенли и отчаянно надеясь, что ему пока не до нее. Она глянула на дверь, чувствуя, как к горлу подступает желчь. Попытайся она бежать, Хенли ее непременно поймает.