Обсидиан и чёрный диорит. Книга первая. Дестан

Боссы всегда находились в твёрдой уверенности: Олдбрук – прекрасный работник, грамотный и дисциплинированный. К тому же никогда не беспокоит начальство попусту и не требует прибавки к жалованью.

Посторонний человек, случись ему побывать в обставленном добротной мебелью кабинете пожилого дипломата, не застал бы там хозяина с шансом девяносто девять из ста. Помещение напоминало рабочий офис весьма отдалённо из-за полного отсутствия следов какой-либо деятельности. Компьютер с насмерть зашифрованным доступом не содержал ничего полезного, кроме сиротливой операционной системы. В ящиках стола, в двух шкафах и корзине для бумаг – девственная чистота.

Кабинет не носил обычных отпечатков личности владельца: фотографий, картин, расклеенных напоминалок, чайной чашки, запрятанной початой бутылки бренди и обгрызенного карандаша. Уборщица буквально молилась на такого аккуратиста.

Ещё больше удивился бы непосвящённый, понаблюдай он недельку- другую рабочий график господина Олдбрука. Редкие появления обладателя немалой коллекции прекрасных деловых костюмов в стенах родного посольства заканчиваются пугающе быстро и не сопровождаются видимой на глаз целесообразностью. Если, конечно, такие визиты вообще происходят за столь короткий срок.

Среднестатистический россиянин, подивившись таким обстоятельствам, вряд ли стал бы отыскивать в них глубинный смысл, а, скорей всего, подумал бы: «Живут же люди! Палец о палец не ударяют, а получают… мне бы так!» Коллеги с британским мышлением, знающие Сэма, нисколько ему не завидовали и усердно старались вообще не замечать его странностей.

…Он благополучно подъезжал к дому. Совет Нина Николаевна дала подходящий: такси нашлось без труда. Но, чёрт возьми, добрая женщина своей медвежьей услугой чуть не довела до инфаркта.

Очевидно, вернувшись в здание, привратница хотела помочь иностранцу благополучно убраться восвояси, щёлкнула где-то рубильником и включила несколько фонарей на участке дороги, прилегающей к территории детдома. А рядом с притаившимся Сэмом было другое дерево с толстой веткой, характерно торчащей вверх.

Взбудораженный Олдбрук добрался до проспекта с рекордной скоростью. Обнаружить слежку так и не удалось.

Открыв входную дверь своего жилища, Сэм по привычке огляделся. Сюда он переехал два года назад. Тогда довелось присутствовать на торжественной церемонии открытия посольского комплекса на Смоленской набережной. Была принцесса Анна и много других гостей. Олдбрук стал счастливым обладателем уютной двухуровневой квартиры, предоставленной хозяйственной службой посольства…

Отличные преференции он получал с самого начала появления в Москве. Любой сослуживец был уверен, что вновь прибывший призван исполнять сверхсекретные задания правительства и спецслужб. Разумеется, никаких разговоров вслух, даже намёков никто не мог себе позволить. Всё-таки высшая школа дипломатии диктует очень жёсткий и специфический этикет. Олдбруку выделили отдельный кабинет и… оставили в покое.

Все годы Сэм был полностью предоставлен сам себе. Иногда для приличия ему поручали какие-нибудь несложные отчёты, на самом деле всё равно выполнявшиеся другими людьми, а Олдбрук получал очередную похвалу за «оперативность, широту кругозора и прекрасное видение решения проблемы». Он мог в любое время уехать куда угодно и вообще неделями не появляться в своём офисе – никто и ухом не вёл.

Советская контрразведка первое время активно понаблюдала за «новеньким», но, не обнаружив никаких признаков подрывной либо шпионской деятельности, тоже перестала баловать его своим вниманием.

Дружбы ни с кем из сослуживцев Олдбрук не водил. Правда, его исправно приглашали на вечеринки, званые обеды, пикники и игру в гольф – но никто не обижался, если Сэм отказывался или просто не приходил. Давно прекратились попытки познакомить его с какой-нибудь достойной дамой, чтобы он, наконец, устроил свою личную жизнь. Неотразимый дипломат так и остался холостяком.

Единственное, что оставалось темой для пересудов два-три последних года – то, что Олдбруку следовало бы серьёзно подумать об уходе на пенсию. Надо же, человек за сорок лет службы ни разу не ездил отдохнуть на родину! Правда, вроде бы там у него никого нет. Но всё равно нельзя так беззаветно посвящать себя любимой работе.

У посольской молодёжи уважение стало не то. Вечно пустующий кабинет – объект вожделения. В последний раз Сэм обнаружил вторжение на территорию: в помещение откуда-то переехал диван (малознакомый человек со следами глубокого похмелья на лице, запинаясь, объяснил, что «нужно пристроить на время ремонта у соседей»). Один дополнительный предмет – полбеды; за ним неизбежно следуют другие. В шкафу оказались пустые бутылки… потом там появятся дамские принадлежности или что-нибудь ещё. Наверное, теперь так и будет, пока не явится новый хозяин, устанавливающий собственные порядки.

Оклад Сэма был немалым для скромной должности, занимаемой его персоной, так как регулярно повышался за «выслугу лет» и никому не ведомые «особые заслуги». Поэтому (а может, и по другим причинам) Олдбрук ни в чём не знал нужды и мог разрешить себе питаться, одеваться и развлекаться без оглядки на кошелёк, но внешне в пределах разумного.

…Квартира – четыре комнаты, ванная и кухня. Последняя почти не использовалась. Да, нельзя забывать о чуланчике, где можно хранить всякий хлам и складывать вещи, предназначенные для чистки и стирки.

Сэм принял душ, переоделся в удобный махровый халат и решительно направился в кладовку.

Ничего необычного: большую часть занимает стеллаж, почти пустой, если не считать нескольких вовремя не выброшенных коробок из-под недавних приобретений. На полу – две корзины для белья. Там накопился целый ворох для отправки в прачечную.

На стене зачем-то висит небольшой шкафчик со стеклянной дверкой. Тут набор всякой всячины: упаковка соды, спиртовка со стеклянным колпачком, баллончик для ухода за обувью. Олдбрук совсем не похож на хозяйственного скопидома, так что изъятый реквизит смахивает на абсолютно случайное собрание или бутафорию.

Сэм выставил содержимое прямо на пол, поколдовал над чем-то и вытащил книзу заднюю стенку шкафчика. Открылась ниша, маленький секрет, будто дипломат и вправду занимался шпионажем, как предположил белобрысый Кэп.

Олдбрук ухмыльнулся. Крепыш не угадал. В тайнике нет секретных документов и карт.

Непосвящённый подумает, что в хранилище пусто.

Пусть думает.

Непосвящённому покажется, что человек в махровом халате исполняет бессмысленную и смешную пантомиму, будто достаёт что-то из ниши. Но дело тут вполне серьёзное.

Непосвящённый не сможет увидеть такие предметы.

Никогда.

Но Сэм держит в руках завязанный кожаный мешочек и грубо сделанные песочные часы на деревянной подставке. Сокровенные атрибуты, что дороже любых богатств.

Раскрытый мешочек выпускает из темницы мягкое, приглушённое жёлто-зелёное свечение. Его источник нетрудно обнаружить тому, кто обладает тайным зрением. Совершенно чёрный порошок, похожий на химический реактив или краситель. Чернота глубокая и жирная, как у печной сажи; но сажа пушистая и лёгкая, а порошок тяжёл, как мраморный песок. Частички сами по себе потихоньку перемещаются, сталкиваются, вызывая на доли секунды яркие искорки. Наверное, оттого над всей массой постоянно стоит сияние. Холодное, неприятное, пугающее – и в то же время завораживающее. Цвет напоминает недозрелый лимон – из-за ассоциации кисло во рту. Или горько? Логика отсутствует, поскольку у порошка нет вкуса. Какая здесь может быть логика? Тут ведь магия, волшебство! Материя не простая. Она – живая: шевелится, подчиняется собственным законам.