Очень странные миры

– Когда мы закончим с кораблем, – вмешался Кратов, – у нас будет немного свободного времени. Совсем немного, но вы, Санти, успеете удовлетворить свое любопытство.

– Благодарю, патрон! – обрадовался Белоцветов.

– Только не называйте меня патроном, Санти, – терпеливо поправил его Кратов.

– Хорошо, босс, – немедленно парировал тот.

– Роман, – вдруг быстро и невнятно проговорил Татор, – вы сошли с ума!

– Ну уж нет, – сказал Мурашов. – Noli me tangere! [59] Я их через всю Галактику контрабандой пер! Не прощу себе, если не обкатаю сейчас эту планетку…

59

Не трогайте меня! (лат.).

– На командирском «архелоне» что-то происходит, – тревожно сообщил Мадон.

Белоцветов засмеялся.

– Док прихватил с собой лыжи, – пояснил он.

– Точно, он спятил, – убежденно сказал Мадон. – Я давно это за ним замечал. У кого-нибудь на этой калоше есть бинокль?

– У меня есть, – ответил Кратов, вытягивая из-под меховой куртки прибор.

– A, merci, – невнятно проговорил Мадон (как обнаружилось, в минуту тревоги он легко переходил на родной язык) и вперился в далекую синюю кляксу на белом снегу.

Белоцветов лукаво покосился на Кратова и опустил руки на пульт. «Архелон» слегка покачнулся и, сильно задрав корму, двинулся вниз по склону. Мадон с недовольным вскриком завалился вперед и повис на страховочных лапах, но бинокля, к счастью, не выпустил.

– Свинарник! – с чувством произнес Татор. – Бардак! Можно управлять чем угодно, но как можно управлять бардаком?! На этой планете кто-нибудь прислушивается к моим приказам?

– Угу, – отозвался Кратов. – Я прислушиваюсь. Мне это даже нравится. Но я всего лишь пассажир, и это академический интерес.

– Спасибо, – сказал Татор. – А остальных я, в крайнем случае, могу просто расстрелять… – Белоцветов хихикнул, но «архелон» не остановил. – Как там поступали в прежние времена… вздернуть на рее. Или лишить доли вознаграждения по контракту.

Платформа резко затормозила и зависла над склоном, сохраняя крутой дифферент на нос. Потом неспешно и, как показалось Кратову, без участия водителя выровнялась.

– А я так вовсе ни при чем, – быстро сказал Мадон.

– Да будет вам, мастер, – сказал Белоцветов с некоторой обидой. – Сразу уж и лишить… Сами же говорили: полная биологическая нейтральность!

– Порядок на то и порядок… – начал было Татор.

– Смотрите, что творит! – закричал Белоцветов, и все обернулись.

Черепаха накренилась, пробороздила бортом нетронутую снежную гладь холма и не без усилия избежала опрокидывания. Никто не обратил на это внимания.

Крохотная фигурка в кислотно-желтом скафандре (базовый режим мимикрии отключен по каким-то личным соображениям демонстративного свойства) стремительно летела по направлению к кораблю, выписывая петли и закладывая умопомрачительные виражи. Позади нее в воздухе висел, долго не опадая, сверкающий снежный шлейф.

– Мировой рекорд, – сказал Мадон завистливо. – Книга Гиннесса. Первый человек, вставший на лыжи в скафандре высшей защиты «галахад».

– Я тоже так хочу, – объявил Белоцветов. – Только не умею.

– И бьюсь об заклад, ничего ему за это не будет, – добавил Мадон с обычной своей сварливостью.

Мурашов был уже внизу. Завершив свой головокружительный спуск пижонским разворотом, он теперь копошился возле корабля. Кратов отнял бинокль у Мадона – тот недовольно зашипел, но смолчал. Мурашов без большой спешки катил вдоль серого, в глубоких складках, как у пожилого кита, борта «гиппогрифа», временами озираясь.

– Что уж теперь-то… – проговорил Белоцветов, и платформа прянула с места.

– Конюшня! – провозгласил Татор. – Клоака! Черт вас всех дери, я тоже спускаюсь. Грин!

– Слушаю, мастер.

– Все зонды – к месту встречи. И смотреть в оба!

– Сделано, мастер.

– Роман, – позвал Кратов. – Что там у вас происходит?

– Странное ощущение, – откликнулся Мурашов. – Как если бы… не знаю, как и выразить…

– Вы уж постарайтесь, док, – едко посоветовал Мадон.

– Такое ощущение, что меня разглядывают.

– И оно тебя не обманывает, – сказал Белоцветов. – Уж поверьте, мы с вас глаз не сводим!

– Не так, – сказал Мурашов. – Как будто меня разглядывают… э-э… без удовольствия.

– А кто же вы, девушка, чтобы вас разглядывать с удовольствием?! – фыркнул Мадон.

– Прекратить вольнотреп! – негромко, но жестко потребовал Татор. («Где он подцепил это любимое словечко покойного Пазура? – удивился про себя Кратов. – Или в командирском цехе гуляет свой собственный словарик крепких выражений?») – Феликс?

– Мастер, да все спокойно! – с некоторым раздражением сказал тот.

– Ладно, – проворчал Татор недоверчиво. – Спокойно так спокойно… Роман, прекратите метаться. Стойте на месте и ждите нас.

– Сделано, мастер, – сказал Мурашов.

– Что-то мне здесь не нравится, – проговорил Мадон. – И зря мы не захватили с собой оружие.

– Отчего ты так в этом уверен? – удивился Белоцветов.

– Консул, вы ничего от нас не утаили? – спросил Мадон. – Я имею в виду характер груза?

– Голубой контейнер массой пять тонн, – прикрыв глаза, напомнил Кратов. – Полностью герметичный и представляющий собой сложную высокотехнологичную аппаратуру… медицинского назначения. Я отвечаю за свои слова. Груз абсолютно безопасный практически во всех смыслах. Если, конечно, не уронить его на себя. Или не привести в действие.

– А что будет, если его привести в действие? – не успокаивался Мадон.

Кратов не ответил.

– Или он придет в действие самопроизвольно?

«И действительно, – вдруг поразила Кратова неприятная мысль. – Я ведь и не помню, как уходил оттуда. И чем этот голубой контейнер… „походный салон-вагон Его Императорского величества“, как назвал его Стас Ертаулов… был в тот момент занят. Возможно, я только думал, что он прекратил свою работу. А на самом деле он работал вовсю и лишь притворялся безжизненным. И работал все эти двадцать лет. И никто, кроме его создателей, не ответит мне сейчас на вопрос об источниках его энергии, о продолжительности их срока службы. А Пазур мне тогда не сказал, как его остановить. И я даже не знаю, как он должен выглядеть в отключенном состоянии…»

– Роман, – сказал он, – если вам что-то сильно не понравится в своих ощущениях, немедленно уносите ноги. Без всякого геройства!

– Ох, что-то здесь не так, – простонал Мадон.

– Заткнись! – вдруг рявкнул Белоцветов. – Что ты заладил?! Если уж тебе вовсе невмоготу, так я могу высадить тебя здесь. До «Тави» недалеко, дотрюхаешь пешком.

– Я не боюсь, – сконфуженным тоном сказал Мадон. – Просто ненавижу неопределенность. Если есть какая-то опасность, пускай мне об этом сообщат заранее, и я буду готов. А не баюкают всякими побрехушками насчет биологической нейтральности…