Очередь

Лариса тоже говорила тихо. Может, устала?

– Конечно, покупать или не покупать – вот выбор. – Они оба приглушенно рассмеялись. – И Соломоново решение – покупать.

– И выбор возникает, и решение может состояться только в том случае, если у тебя есть деньги.

Им было хорошо вместе и покойно. Их никуда не гнала никакая необходимость. Сиди и жди, есть желание – разговаривай. После нервотрепки, суеты последних дней и часов в душе Ларисы наступило приятное умиротворение от этой неспешной беседы.

– И все-таки хочется выбора. Все время хочется самой выбирать пути своей судьбы. И страшно: не готова.

– А чего вам выбирать? Режьте себе да сшивайте, остальное само сложится.

– Оно, конечно, так. Но когда сам выберешь, потом, говорят, нести легче. Вроде бы приближение к гармонии.

Лариса расслабилась, она почувствовала себя так, словно со Стасом в молодые годы или в иные утренние часы. Пустая болтовня для отдохновения. И вот этот рядом, и он ничего не хочет, говорит просто из любви к беседе, к технике плетения словес, из желания разговаривать при встрече с любезным ему человеком. Ей было приятно, что она сама по себе может быть для кого-то любезным собеседником. Хорошо осознавать, что годишься для спокойного, никуда не ведущего разговора. Все это, казалось ей, уже было когда-то.

– Гармонии захотели… А думающим людям нельзя жить без коллизий. Иначе нет горючего для мышления.

Всегда должна быть коллизия. Например, между законом и личностью. Закон основан на морали, очерчивает границы поведения личности, ограничивает ее. Поступки личности определяются ее нравственностью. Закон – это приказ: так надо, иначе нельзя. Личность – это своеволие: так хочу, но можно ли? И поиск гармонии между «надо – хочу», «можно – нельзя» и есть прогресс. Не правда ли, эта беседа очень уместна и по месту и по времени?

– По-моему, вполне. Отвлекает от здешних приземленных проблем. Как бы улетаем в эмпиреи до следующей переклички.

Посмеялись.

Они говорили банальности, но это и было приятно. Банальность – то, что давно продумано и утверждено жизнью: просто выскакивают связные слова, с которыми все собеседники согласны.

– Что-то мне стало холодно. Пойдемте, посидим у меня в машине.

Они устроились на заднем сиденье, включили печку, стало тепло, почти уютно. Лариса быстро раскурила сигарету, а Дмитрий Матвеевич еще долго возился с трубкой: полез в один карман, вытащил трубку, затем из другого достал пачку табака, долго, маленькими порциями заталкивал его в трубку, потом неизвестно откуда, как в руках у фокусника, появился какой-то инструмент, и он стал придавливать им табак. Вынул из очередного кармана зажигалку, перевернул ее вниз огнем над трубкой, стал пыхтеть, дымить, пока табак не затлел и чуть приподнялся над краем чубука. Несколько шумных выдохов – и он почти исчез в дыму, как джинн, вылетающий из сосуда. Разбежались по карманам и все атрибуты этого представления. Дмитрий Матвеевич удовлетворенно вздохнул и дальше попыхивал дымком уже в спокойном, размеренном ритме.

Лариса не выдержала и рассмеялась.

– Больно долгая, нудная процедура. Это ж целое мероприятие, а не получение быстрого удовольствия. Но запах, ничего не скажу, приятный.

– Вот запах-то – только для вас, для окружающих. Сам я его не ощущаю. Что же касается удовольствия, быстрого удовольствия, то уж, прошу пардону, нет интереса в удовольствии быстром. Его хочется и должно протянуть. В этом и есть смысл сибаритства: получение медленного удовольствия, постепенно тебя забирающего.

И когда ты его уже получил и не знаешь, остановиться или продолжить, – трубка кончается. К тому же я убежден, что курение в значительной степени не физиологическая наша потребность, а просто одно из средств человеческого общения. Чаще ведь курят не один на один с собой, а один на один с тобой, с другой, с телефонной трубкой, в застолье, то есть в разговорах… А чтобы показать процесс мышления и задумчивость – в кино да книгах.

Лариса посмотрела на собеседника с интересом: «Забавный дед. Наверное, за пятьдесят ему все же есть».

– Выходит, плохо, что мы, женщины, не можем трубку курить?

– Почему не можете? Это условность. Начнете курить – и тут же трубочки появятся вычурные, специально для женщин, и новые ароматные трубочные табаки.

– Решиться страшно. Страшно быть пионером. Подожду пока.

– Ну, подождите. Если решитесь, к вашим услугам. Как наставник, тренер, просто опытный учитель. Я как-никак профессиональный преподаватель, обучаю молодежь старшего возраста, студентов.

– Я вроде уже вышла из этого возраста.

– Сделаем исключение.

Несмотря на изощренную трубочную аппаратуру, Дмитрий Матвеевич все же испачкал руки. Он педантично осмотрел свои грязные пальцы – аккуратист, по-видимому. Потом так же педантично вытер их о брюки. Лариса посмотрела на него с еще большим любопытством. Этот жест не вязался с медленным курением, старомодным ведением беседы и манерами. «Вся эта старомодная, не жовиальная манера, наверное, наигрыш, а на самом деле мужик как мужик, вполне справный». Лариса еще раз искоса оглядела его. Дмитрий Матвеевич откинулся назад, вальяжно раскинул руки по спинке сиденья, насколько мог, вытянул ноги. Трубка торчала в правом углу рта, дым он выпускал из левого угла, посредине губы были сомкнуты. «Мужик. Кондиционный мужик. Валера опровергает идею, что все впереди, – все только сейчас… Не знаю… Не знаю… Он постарше Валерия будет…»

Едва Лариса подумала о Валерии, как увидела его приближающимся к машине. Он шел легко, словно танцуя, с проказливой усмешкой.

Стекло было опущено, и он, не открывая дверцу, наклонился к окну.

– Борисовна, Валерий Семенович. Борисовна, а не Нарциссовна, – сказала Лариса.

Валерий рассмеялся: добил все-таки.

– Опередила! Ну ладно. А я думал – Назаровна. Да какая разница?

– Борьба за личность, за человека.

– Думаешь?

– Именно. Познакомьтесь. Наш сосед из соседней сотни, мой старый знакомый Дмитрий Матвеевич. Наш сотник, Валерий. Садись, Валерий. Что стоишь у дверей? Ты сейчас в очереди не требуешься. Не хотите кофейку, коллеги?

Лариса откинула назад спинку правого сиденья, для чего ей понадобилось чуть придвинуться к Дмитрию Матвеевичу: они вдвоем вынуждены были сесть на левой половине заднего сиденья. Валерий примостился на месте водителя. На откинутой спинке Лариса постелила салфетку, поставила термос, стаканы, пакет с бутербродами.

– Валерий, а где Тамара, почему ее давно нет?

– Ее подменяют. Сегодня десятилетие окончания института. Торжественная часть днем, художественная – позже, в ресторане.

– Да! Она же мне говорила. Забыла совсем. А с утра отоспаться, принять душ и марафет навести. В ресторан не пойдет, наверное.

– Тебе виднее.

– Прекрасный пикник, Лариса Борисовна. Что-то из моей молодости. Я вижу траву, кусты, берег, и полно здоровья, бьющего через край.

– И я вижу. – Озорство опять замелькало в Валериных глазах. – Снег этот грязный, подтаявший и растоптанный – трава. Сама очередь – река. Машины – кусты.

– И мы в кустах, – охотно откликнулся Дмитрий Матвеевич.