Очерки теории искусства
Шрифт:
Художник, полагающий, что он изображает типическое уже тем самым, что он изображает широко распространенное, вольно или невольно уходит от самого главного. Конечно, типические явления жизни могут быть и нередко бывают широко распространенными. Было бы столь же неверно утверждать, что типическое обязательно встречается не часто. Неверно потому, что это вообще не вопрос количества.
У нас немало фальшивых людей, и хотя они не господствуют численно в нашей жизни, тем не менее они мешают нам, и яркое, гневное, разоблачающее изображение фальшивого человека будет глубоко типическим изображением, ибо оно вскроет сущность данной социальной силы вне зависимости от меры ее арифметической распространенности, но в соответствии с ее общественной значимостью.
У
Следовательно, суть вопроса не в статистике, а в том, что сумел раскрыть художник в изображаемом, удалось ли ему раскрыть сущность данной социальной силы.
Вот почему вопрос о типическом есть вопрос не количества, а качества, не только вопрос о том, чему посвящает художник свое произведение, но и о том, какое содержание он умеет раскрыть в изображаемом. Можно было бы, нам кажется, эту мысль выразить и иначе: типическое — специфическая для искусства форма раскрытия сущности явления. То, что наука формулирует как общее понятие, вскрывающее существенное в данной совокупности явлений, художник показывает как тип, единичное явление, в котором наиболее полно и ясно обнаруживается сущность.
При этом прежде всего важно следующее: в общем понятии отсекаются все случайные, частные особенности индивидуальных явлений, в типическом, в соответствии с указанным выше характером художественного образа, они необходимо сохраняются.
Типическое — это сущность явления, которую можно непосредственно наблюдать в самих явлениях. В этой связи следует вспомнить замечательные по глубине указания В. И. Ленина, адресованные А. М. Горькому. Разъясняя Горькому, почему, находясь в 1919 году в Петрограде, он как художник не сумел понять сущность происходящего процесса — борьбы нового, революционного, со старым, контрреволюционным, Ленин писал: «Тут жить надо либо активным политиком, а если не лежит к политике душа, то как художнику наблюдать, как строят жизнь по-новому...». Ленин разъясняет, что значит для художника наблюдение: «Если наблюдать, надо наблюдать внизу, где можно обозреть работу нового строения жизни, в рабочем поселке провинции или в деревне, — там не надо политически охватывать сумму сложнейших данных, там можно только наблюдать» и далее: «Там легко простым наблюдением отделить разложение старого от ростков нового».
Из этих замечательных слов Ленина, разумеется, ни в коем случае нельзя было бы сделать вывода, что художник не может и не должен итти чисто научным путем изучения жизни.
Ведь и в самом письме Владимира Ильича заключено стремление великого ученого-мыслителя помочь великому художнику охватить, уяснить суть вещей силой научного анализа. Но при всем том в словах В. И. Ленина содержится важнейшее указание на различие между научным «охватом» сложной действительности и художественным «обозрением» с помощью наблюдения. Если таков один из существеннейших путей художественного освоения мира, то таков и один из источников специфики типического, как непосредственного обнаружения глубокой сущности данной социальной силы в определенном единичном явлении.
Эта непосредственная, единичная форма обнаружения сущности в художественно типическом обязательно предполагает неповторимую индивидуализацию. Общее вскрывается при художественном воспроизведении данного случая. В. И. Ленин считал, что обработка определенной общей проблемы средствами искусства требует иной методики, чем обработка ее научным способом. В. И. Ленин указывал, что раскрытие общего в единичном факте предполагает понимание того, что «... тут весь гвоздь в индивидуальной обстановке, в анализе характеров и психики данных типов». В искусстве общее улавливается, раскрывается именно потому,
что перед нами именно такая индивидуальная обстановка, такой характер, такой социальный тип.Как по-разному раскрывается общее чувство веселого задора и свободолюбивой независимости в каждом из репинских запорожцев! Разные люди ведут себя по-разному, и только потому, что Репин с полной и исчерпывающей ясностью определил каждый характер, раскрылось надлежащим образом и общее, существенное, типическое.
Общее и в самой жизни существует лишь в отдельном и через отдельное. Сохраняя чувственно наблюдаемую форму бытия действительности, художник через нее, в ней видит сущность вещей. Это и есть типическое. Но именно поэтому общая идея, суть раскроются в искусстве лишь при сохранении всего богатства и многообразия индивидуального. Это индивидуальное в типическом образе нельзя свести к простому «олицетворению» общей идеи.
Было бы неверно истолковывать образ Ларьки в «Бурлаках» аллегорически, как это делалось некоторыми искусствоведами. Образ этого молодого, нетерпеливого парня нельзя трактовать чисто иллюстративно: в образе Ларьки, «как бы» скидывающего бремя лямки, Репин стремился, дескать, отобразить протест против угнетения. Если бы это действительно было так и великий мастер видел бы в каждом из своих героев фигурантов, аллегорически изображающих какую-то общую мысль, какой-то общий тезис, то все они превратились бы просто в безжизненные марионетки. На самом деле связь общего и частного в типическом образе гораздо сложнее.
Ларька потому так вскинулся, что ему трет плечи лямка, что он нетерпелив, так как непривычен. И через это сугубо конкретное восприятие данной личности при данных обстоятельствах мы воспринимаем и гневный протест и многое другое. Таким образом, общее раскрывается через данный характер.
И. Репин. Бурлаки на Волге.
Вот почему изображение характеров вполне ясных, индивидуальностей, выражающих себя ярко и отчетливо, является одним из главных условий успеха реалистического произведения. Вся русская живопись XIX века от Кипренского до Серова, от Федотова и Иванова до Сурикова неустанно трудилась над изучением и воспроизведением больших, содержательных, определенных человеческих характеров, в которых наиболее полно выразилось свое время.
Требуя «типичности» характера, некоторые искусствоведы нередко видели эту типичность в некотором приведении изображения к «среднему уровню». Человек изображался нарочито «обыкновенным», и самую эту ничем не примечательную «обыкновенность» выдавали за типичность.
Отсюда прямо открывался путь к натурализму. Именно натурализм, борясь против глубоко реалистического раскрытия действительности, приводил к тому, что в его произведениях совершались какие-то малозначительные происшествия с невзрачными, серыми, «средними» персонажами.
В таком «среднем» персонаже натуралистических картин не получает своего раскрытия подлинно типическое. Да и может ли быть иначе, если этот персонаж неспособен ни на какое настоящее, требующее большой страсти дело, ни на какое высокое, захватывающее всю натуру чувство, ни на смелый полет напряженной мысли.
Крамской писал в свое время: «Теперь другое: так называемый жанр. Для нас прежде всего (в идеале, по крайней мере) — характер, личность, ставшая в силу необходимости в положение, при котором все стороны внутренние наиболее всплывают наружу». Эта мысль кажется исключительно плодотворной для уяснения задачи изображения характера. В умении выразить сущность через непосредственно конкретное изображение жизни — источник многих успехов советских художников: и «На старом уральском заводе» Иогансона, и «Председательницы» Ряжского, и «Ходоков у Ленина» Серова, и «О далеких и близких» Неменского, и «Утра на Куликовом поле» Бубнова, и «Приема в комсомол» Григорьева, и многих, многих других.