Очерки теории искусства

В. Серов. Одиссей и Навзикая.

Итак, всякое реалистическое искусство, правдиво отражая жизнь, обладает революционизирующей сознание силой. Находя и показывая типическое, оно выносит приговор о жизни, наглядно показывая, что в жизни является злом и что добром, или, иными словами, что безобразно, а что прекрасно.

Вот почему, как указывалось выше, неотъемлемой особенностью реализма является его тенденциозность. Всякий большой реализм прошлого включает в себя тенденциозность, причем эту тенденциозность не следует понимать просто как горячую заинтересованность художника в прокламировании, утверждении своих идеалов, — это было бы слишком примитивное понимание вопроса. Всякий крупный художник с большей или меньшей страстностью утверждает свои взгляды, но не в этом заключается идейность реалистического произведения. Тенденциозность реализма заключена в раскрытии сущности исторических тенденций развития, в том, что он наглядно обнаруживает внутренний смысл каждого явления. Эта тенденциозность может выражаться в создании образцовых, идеальных образов, как в античной пластике, в торжествующе ярком утверждении жизни и права на наслаждение, как в искусстве Возрождения, она может выразиться в решительной и последовательной критике существующего общественного уклада и прославлении борцов за демократическое переустройство жизни, как в искусстве XIX век. Но во всех случаях правдивость художника, его способность глубоко видеть мир позволяют ему обнаруживать с большей или меньшей полнотой сущность данного социального явления. Это — историческая мудрость, которой обладает реалистическое искусство, способное в той или иной мере выполнить свою историческую миссию — революционизировать сознание людей. Вот почему проблема типического, как указывал Г. М. Маленков, есть всегда проблема политическая. Толстой мечтал, чтобы искусство стало учителем жизни, чтобы оно указывало пути движения вперед. Эту роль способно выполнить только реалистическое искусство, искусство, раскрывающее типические характеры в типических обстоятельствах.

Правда, эта сторона реалистического метода могла реализоваться в прошлом лишь противоречиво. Толстой как раз в своем морализировании очень далек от реализма и дает глубоко реакционную программу, но он учит правильно разбираться в жизни тогда, когда срывает все и всяческие маски, когда со всей мощью своего реалистического гения обнажает противоречия социального строя и воплощает в своем творчестве созревающий в массах крестьянства гневный протест.

Нередко, особенно в условиях буржуазного общества, революционная сторона реализма, его боевая тенденциозность выражается с помощью смелой, прямой критики капиталистического строя. Но напрасно было бы думать, что в этой форме реализма его сила заключается в беспристрастной объективности, позволяющей мастеру «без гнева и со вниманием» просто показывать то, что существует.

Уже из изложенного выше ясно, что умение найти и показать типическое в каждом явлении само несет с собой партийное суждение об этом явлении.

Показ истинной сущности буржуазного строя сам по себе является его осуждением, объективно ведущим художника на путь борьбы с ним, разоблачения его внутренних пороков, противопоставления «героям» капиталистической наживы подлинно народных героев, борцов за человеческое достоинство, за свободу и счастье людей. Реализм по существу своему — революционный метод искусства, и недаром буржуазия, как только она пришла к господству, бросила знамя реализма и борется с ним по сей день.

Так мы вплотную подходим к важнейшему вопросу о социальном значении реализма. Если мы для примера возьмем историю русского искусства XIX века, то найдем здесь рядом с убежденными художниками-демократами таких мастеров, которые, будучи реалистами, в своих политических взглядах были достаточно далеки от демократизма, тем более от демократизма революционного. И все же эти художники были большими реалистами. Вспомним хотя бы Гончарова и Тургенева в области литературы. Вспомним, что в шестидесятых годах борьбу за реализм вели не только такие идеологически передовые художники, как Перов, но и такие умеренные люди, как Якоби. Можно ли сделать отсюда вывод о том, что реалистическое искусство в России середины прошлого века было разным по своей глубине и качеству, что был, допустим, «революционно-демократический реализм» Н. Успенского и «либеральный реализм» Тургенева? Такая схематизация на деле приводит к вульгарно-социологическому извращению историко-художественного процесса. Конечно, демократические идеи получали свое наиболее отчетливое выражение в творчестве тех художников, которые были политическими сторонниками революционно-демократических методов борьбы. Но сложность решения вопроса от этого не меняется.

Думается, уяснить эту проблему можно, задавшись вопросом о том, какую роль в идейной жизни и борьбе той эпохи играло реалистическое по своему методу искусство? Кому было оно «выгодно», каким социальным силам помогало? Революционизирующая сила реализма ясно обнаруживается как раз в этом пункте. Критико-публицистическая деятельность Чернышевского и Добролюбова была направлена всегда на то, чтобы осветить значение любого разбираемого художественного произведения для демократического движения. И они блестяще умели показать, что самое реалистическое изображение жизни, нередко вопреки политическим взглядам художника, именно потому, что художник-реалист умел обнажить сущность данного социального явления, способствует пробуждению народного сознания, помогает освободительной борьбе. Так, Островский не был, конечно, человеком «партии Чернышевского», но Добролюбов в своих гениальных статьях показал, для какой общественной силы в России был выгоден беспощадный показ «темного царства».

В этом плане можно сказать, что по самой своей глубокой сущности, по исторической тенденции реализм в России XIX века носил демократический характер. Он был демократическим потому, что правдивое отражение жизни было выгодно в первую очередь делу демократии, потому, что реалистическое искусство «работало» на демократическое освободительное движение, ему помогало, воспитывало людей в надлежащем направлении. В этом плане можно объяснить прогрессивный характер творчества того или иного художника, субъективно стоявшего на консервативных идейных позициях. Если эти позиции не подрывали основ реалистического метода, то сам этот метод, помимо, быть может, воли художника, получал значение революционного, демократического метода воспроизведения и оценки жизни. В. Васнецов, как известно, не отличался во второй половине жизни передовыми общественно-политическими взглядами. Именно поэтому в его творчестве мы не найдем, например, прославления революционера, как у Репина, но поскольку реалист Васнецов смог создать «Трех богатырей», поэму о силе и мощи народа, его картина служила и продолжает служить делу народа.

Иными словами, самое реалистическое изображение несет в себе (ибо оно правдиво и в меру этой правдивости) передовую тенденциозность.

Таким образом, можно было бы сказать, что реализм в искусстве всегда способствует прогрессу, является в тенденции демократическим, народным. Недаром подлинно реалистическое искусство всегда просто и доступно, понятно самым широким массам. Самая художественная форма в реалистическом произведении демократична.

Так, в самой сущности реализма как метода, в его содержании и в его форме заложена его близость интересам народа, делу прогресса. Именно поэтому тенденциозность реалистического воспроизведения действительности никогда не бывает навязанной ему извне, она коренится в правде жизни, причем само раскрытие этой правды, то есть смысла вещей, заключает и справедливый о ней приговор. Тенденция в реалистическом произведении заключена в самой его ткани, в типическом образе, и как таковая она является действенной стороной объективного показа действительности в ее исторической перспективе, в исторической тенденции ее прогрессивного развития.

VI.

Но здесь мы соприкасаемся с очень любопытным и очень важным кругом явлений реалистического искусства.

Для раскрытия сущности данного социального явления реалист вправе прибегать к преувеличению, заострению образа. Это — один из важнейших и интереснейших аспектов теории реалистического искусства. Мы знаем практически, из истории искусств, как часто корифеи реализма нарушали внешнее соответствие облика явления в произведении его «натуральному виду» во имя более наглядного, яркого выражения его сущности.

Реалистическое искусство всегда пользуется различными формами преувеличения, заострения образа, ибо эти приемы помогают выявлять сущность данного социально-исторического явления. При этом следует отметить, что исторически сложились самые разнообразные и сложные виды художественного преувеличения, к сожалению, еще далеко недостаточно нами изученные. Попытаемся проанализировать эту проблему на одной из самых «крайних» форм реалистического преувеличения образа — на гротеске. Гротеск не является наиболее широко распространенной формой заострения образа в реалистическом искусстве, некоторые ошибочно даже считают гротеск приемом, чуждым реализму. Между тем реалистическое искусство во многих случаях прибегает к различным формам фантастики и гротеска, как средству преувеличения, заострения образа, в целях наиболее полного выявления его типичности. Мы встречаем его уже среди рисунков Леонардо да Винчи, он составляет существеннейшую сторону искусства Гоголя и Салтыкова-Щедрина, Гойи и Домье. Немалое место занимает гротеск в работах советских мастеров сатиры. Вопрос о гротеске — один из важных вопросов развития реалистического искусства, так как с проблемой гротеска связаны многие и многие попытки буржуазного искусствоведения разделаться с реализмом. Именно в наличии гротеска реакционная критика хочет видеть аргумент против реалистичности того или иного художника. Искусству Брейгеля часто из-за его гротесковости отказывают в реализме, в гротеске Домье видят не особенность его реализма, а «непреодоленные» остатки романтизма. То же говорят и о гротеске у Федотова и Перова. Между тем, появление гротеска само по себе совсем не означает отхода от реализма, если это гротеск реалистический и направлен не на уродование действительности, не есть результат субъективного формалистического произвола. В истории искусства реалистический гротеск является одним из существенных способов раскрытия сущности, разоблачения определенных сторон социальной действительности.

В искусстве гротеска деформируется внешне чувственный облик тех или иных вещей или явлений. Если это гротеск реалистический, такая деформация осуществляется в целях наиболее наглядного обнаруживания скрытой сущности уродливого в самой жизни. Гротеск должен сделать безобразное, безнравственное, преступное, социально уродливое доступным непосредственному чувственному наблюдению в соответствии с общими принципами искусства. Гротескны изображения Гойи — все эти уродливые чудовища, в которых великий реалист с помощью образов фантазии представил нам зловещую нелепость средневековых социальных сил, терзавших Испанию. Для Гойи гротескность его образов — способ наглядно, чувственно изобразить уродливую суть обветшалого старого уклада жизни в самых разных его проявлениях.

Но в любом классовом обществе с его антагонизмами, с его основным пороком — существованием эксплуатации человека человеком — самое социальное устройство, выражаясь в эстетических понятиях, «гротескно», то есть дает картины неизбежно возникающего уродства. Поэтому гротеск оказывается закономерной формой изображения различных сторон действительности в реалистическом искусстве на ряде этапов исторического развития, когда особенно остро и наглядно обнаруживаются мучительные общественные противоречия. Поэтому в истории реализма гротеск не может не оказаться неизбежной и притом очень важной формой правдивого изображения действительности. Он существует не только как просто преувеличение. Гротеск — не парадокс, как утверждали некоторые буржуазные эстетики, в частности Бергсон, не выражение субъективного произвола человеческого «я», играющего с действительностью. Нет, реалистический гротеск никогда не является произволом. Он лишен всякого элемента субъективизма в смысле нежелания художника считаться с действительностью. Наоборот, это — попытка художественного осмысления того реально, закономерно существующего в мире безобразия, с которым художнику приходится сталкиваться. И в определенные эпохи истории искусства гротеск приобретает особенно острый характер.