Очи чёрные

– Наташечка, - обняла ее и зашептала на ухо Татьянка, - замолви за меня словечко. Уж как мы с Пашей любим друг друга.

Андрей разделся, а не ложился. Сидел, запустив руки в волосы. Небольшой, щуплый, однако жилистый, крепкий.

– Кто этот Павел?
– спросила Наташка.

– Нездешний, - Андрей вскинул на нее глаза.
– Из погорельцев. Детей в семье мал мала меньше. Батька на заработки подался. Павел тоже, он старший. И еще один брат. Остальные все - рты.

Наташа представила себе: ни имущества, ничего. Даже у них с мамой лучше дела шли. Это ж совсем с нуля семья жить начинает после пожара. А тут еще дети.

– Он парень работящий. Плотник. На все руки мастер. Нанялся дом строить. Остался церковь возводить, - рассказывал Андрей.

– И?
– улыбнулась Наташа.

Что ж он в этом плохого находит?

– Он старший в семье. Батька помрет - ему кормить всех. А он что делает? На строительстве ему хорошо заплатили. В Кондратьевке никто больше не строится. И что Павел? На возведении церкви много не заработаешь.

– Богоугодное дело.

– Богоугодное. Но ему восемь ртов кормить надо, а он за копейки тут вкалывает.

– Он ради Татьянки остался!
– ахнула Наташка.

– А голова у него есть на плечах после этого? Ничего бы не случилось, поедь он дальше зарабатывать. Никуда бы Татьянка не делась, если у них такая любовь. И дело после этого богоугодным не выглядит! Согласись.

У Наташки сердце заныло. Счастливая Татьянка. Ее вот так никто не любил... Даже Колюня...

– Наташа, что мне делать?
– жалобно спросил Андрей.

На него и не похоже было. Такой растерянный.

– Поговори с Павлом.

– Не могу, - Андрей на ноги подскочил.
– Ты понимаешь, я его заранее не люблю. Я его не видел, а уже осуждаю. Он же Татьянку нашу от нас забрать хочет. Я не смогу сам решить, подходит он Татьяне или нет. Ох, и молодая она еще.

Они легли.

– Знаешь что, Наташа? Я бабушку твою попрошу разузнать, что за семья. И про самого Павла расспросить. Что люди про него говорят. Она у тебя наружу ругается, а сама добрая. Хороший человек.

Андрей нашел решение и успокоился. Велел уже весело:

– А Татьянку взаперти подержи пока. А то она балованная, если ей чего невтерпеж, то и до греха может дойти.

Он обнял жену и прошептал страстно:

– Наташа.

Она ему сказала о поцелуе, а он даже не спросил ничего! Он только о сестре и думает. Наташа с обидой отвернулась.

Татьяна сначала пошумела, а потом и в затворничестве нашла веселую сторону:

– Пускай Павел помучается без меня!

Однако долго не выдержала, к вечеру упросила Наташку сходить на строительство церкви, передать, что у них тут произошло.

Наташке и самой было любопытно взглянуть, кого Татьянка приворожила.

С лесов к ней спустился пригожий, кудрявый парень. Больно только молодой. Узнал, что Татьяна под замком, пожал плечами, усмехнулся, пробасил солидно:

– Так я и думал.

Остановил Наташу:

– Вот, это ей. Чтоб не скучала.

Достал из-за пазухи деревянного голубя.

– Какая работа!
– восхитилась Наташа, - Сам делал?

– Нет. Я еще так не умею.

Наташа несла голубка, а по щекам катились слезы. Он теплый был. Видать Павел его целый день за пазухой проносил. Ей никто в целой жизни таких подарков не делал.

– Тьфу, ненормальный! Я что, ребенок?
– возмутилась Татьянка, а глаза засверкали при виде голубя.

Повесила к иконам.

Бабушка рассказала, что семья хорошая. Только уж очень несчастья притягивает. Второй раз погорели. Подумать только! Второй раз! Про Павла никто ничего плохого сказать не может. Но уж такая голытьба, что и описать страшно.

И вот этот Павел сидел у них в гостях и старался есть не спеша. И рассказывал про свою жизнь.

Кем он только не работал сызмальства. Плотницкое ремесло у него лучше всего получалось. Решил в этом "совершенствоваться".

– Правильно, - кивнул Андрей.

Но с "финансами" у них в семье плохо.

Наташка улыбнулась про себя, вот оно откуда у Татьянки такие мудреные словечки появились.

Ничего, плотники в цене. Зимой, правда, сложнее работу найти. В прошлом году от нужды хотел крепильщиком на шахту устроиться. Мать не пустила. Верная смерть, говорит, в этой яме, нам таких ихних денег не надо.

Татьянка завздыхала сочувственно. Она бы обняла его, но при брате побоялась.

– Что вы, Андрей Иванович, решили?
– Павел так солидно пытался выглядеть, что Татьянка с Наташкой прыснули.

– Думаю, вам годок обождать не мешает, - сказал Андрей.

Татьянка всплеснула руками.

– Или хотя бы до Рождества. А тебе, Павел, на ноги стать, - продолжил Андрей.
– Но вы ж не выдержите. Гуляем свадьбу осенью.

"После Успения," - прошептала Татьянка Наташке на ухо.

– Может, сразу после Успения? Чего тянуть, - улыбнулась Наташа.

– Можно. Несите, мама, икону, благословим.

Татьянка заверещала и запрыгала по комнате.

Таня, будь серьезней, в жены тебя беру, - пробасил Павел.

Татьянка замерла, руки в боки и пошла на него:

– Ах, в жены берешь! А я за такого не пойду!

Павел растерялся. Даже слезы на глазах выступили.

Татьяна захохотала и давай его целовать:

– Ладно, так уж и быть, пойду. Только не плачь.

Наташа с Андреем переглянулись, Андрей головой покачал.

Готовили свадьбу. Наташа по всем углам натыкалась на милующуюся парочку. Уж совсем откровенно обнимались и целовались.

– Татьяна, - пристыдила Наташа, - подождала бы до свадьбы. Стыдно перед людьми.

– Не у всех вода течет, как у вас с Андреем. Никогда на шею ему не кинешься, не обнимитесь, - насмеялась над ней Татьяна.
– Удивляюсь я, как это вы до свадьбы поцеловаться сподобились.

Наташа ночью разрыдалась.

– Наташенька, Наташенька, - повторял над плачущей женой Андрей.

– Что?
– спросила с тоской.

– Ничего. Спи, Наташа.

Свадьба была шумная. Одним днем дело на закончилось. Праздновали неделю. Музыкантов зазывали. Плясали. Наташа смотрела на "молодых" и радовалась. Но уже устала от веселья. Андрей, похоже, тоже. Но не запретишь же Татьянке. Всего раз в жизни бывает такое "событие", как называл свадьбу Павел.