Шрифт:
Марина Эшли
Очи черные
Поцелуй еще горел на губах. Наташка впорхнула в дом и замерла, как вкопанная. Бабушка приехала. Сейчас начнет читать морали.
– Где была?
– устало улыбнулась дочке мать.
– С кем?
– сдвинула брови бабушка.
О! Она всегда подмечала больше остальных.
С кем Наташка была... Ей давно уже казалось, что Колюня затягивает "Очи черные" ради ее темных глаз. Но верить боялась. И хотелось, мочи нет, и боялась. Пошла она с гулянки домой, а Колюня догнал.
– Наташка!
– а сам в глаза смотрит.
Сердце
– Хотя, чего я спрашиваю, - гремела бабушка, - и так известно, с певуном этим. Нашла с кем! Чего глаза свои красивые таращишь, не разжалобишь.
– Мы с ним поцеловаться еще не успели, а нас уже парой заделали? Ну и люди!
– совсем не жалобно уставилась на бабушку Наташка.
– Уж люди-то про тебя саму наперед все знают, - проворчала мама.
Бабушка рукой на нее махнула и повернулась к Наташке.
– Поцеловаться, говоришь, не успели? Вовремя я приехала! Пока ты в этого охламона не втюрилась по самые уши!
– бабушка выразительно показала рукой, как глубоко могла утонуть в своей любви Наташка.
– Вот что, Наталия. Я тебе жениха нашла. Хороший парень. И зажиточный.
– Нет!
– вскрикнула Наташка.
– За бездельника этого хочешь?
– поинтересовалась бабушка.
– У него ни шиша. У тебя кот наплакал. Как жить будете?
– Как-нибудь!
– Да если б он хоть работящий был, - покачала головой бабушка.
– Только песни петь умеет. Взрослый мужик, а все еще в Колюнях ходит, - съязвила она.
Наташка стояла набычившись.
– Тебе про мать подумать надо! И про братика, - увещевала ее бабушка.
– И я обеднела, после моей смерти вам много не достанется. И сейчас тебе выделить ничего не могу.
Наташка молчала. Бабушка завелась на свою любимую тему.
– Хватит, я одну уже отпустила по любви! Так и помирала за ним. За своим пьяницей! Все приданое пропил, все по ветру пустил, вас нищими оставил! И по пьяни утонул.
– Он не по пъяни, он на работе!
– топнула ногой Наташка.
– Это мать у тебя работает не покладая рук, а батька - пьяницею был, пьяницею и помер!
Мать зарыдала.
– Зато какая любовь была! А за матерью такие женихи убивались. Сейчас бы как царица жила и горя не знала, - не могла остановиться бабушка.
– Дура я, что разрешила. Больше такой ошибки не сделаю.
Наташка знала, чем ее пронять.
– И были бы у тебя другие внуки, а не мы с Виталькой, - сверкнула она темными, как у отца, глазами.
Мать улыбнулась сквозь слезы.
– Это точно, - притихла слегка и бабушка, - За что покойнику благодарна, Царство ему Небесное, внуков мне народил. Только до ума не довел.
Наташка пошла искать на улице братика, домой уже пора. А бабушка сейчас еще поругается, мать порыдает, потом они обнимутся и вместе поплачут об ихней доле.
Утром ее встретил Колюня.
– Чего бабка приехала? Правду говорят, что тебя сватают?
Мать права, люди наперед все знают. А она уже и забыла, с какой новостью бабушка приехала.
Наташка кивнула.
– Вот
такая наша судьба, - Колюня пошел себе по улице.Наташка побежала за ним:
– Колюня, посватайся. Бабушка только ругается, а сама добрая. И мама добрая. Они меня за тебя отпустят.
Он остановился, кудри свои рукою пригладил:
– И позориться не буду, не отпустят. У меня в кармане вошь на аркане, у вас мышь с голоду повесилась. Эх, Наташка-Наташка.
Он пошел и загорланил "Очи черные". С надрывом. Как, наверно, и полагалось их петь. Второй раз его догонять Наташка не стала. И так народ на улицу высыпал, хватит с них представления. А хотелось ему сказать, что ничего, проживут как-нибудь.
– Нет, - помотала головой Наташка.
Мама испуганно смотрела на бабушку.
– Наталия, - сказала бабушка, - твой Колюня даже не посватался.
– Вы б отказали. Чего ему позориться.
– Гордый какой. А поговорить со мною? Прийти, посоветоваться? Я что, кусаюсь?
– бабушка встала и разве что кулаком по столу не стукнула.
– Все, девка, не дури. Не то у вас положение, чтоб женихами перебирать.
– И что, Колюне лучше станет, если ты ему в лицо скажешь, почему меня за другого толкаешь?
– и Наташка встала.
– А неволить будете - я под венцом "нет" скажу.
– Так не пойдет, жениха позорить я не дам.
Не стала Наташка "нет" говорить. Посидела, посмотрела в окошко. Окинула взглядом бедную их обстановку в хате, мать, вернувшуюся с заработков. Еще не старая, а выглядит замученной и поблекшей. Виталька заскочил и обедать спросил. Вот если б Колюня пришел. Но он так и не посватался.
В церкви было душно и тесно. Наташка чуть не сомлела. Она не помнила, говорила ли она "да", "нет", вообще говорила ли что-нибудь. Венец вот хорошо запомнила. Тяжелый, будто каменный. Голову он так к низу и клонил, и сжимал сильно, до боли.
Девки загалдели. А! Наташка поняла, что им с женихом полотенце под ноги постлали. Раньше, на чужих венчаниях, ей тоже любопытно было, кто первый на полотенце наступит. Смешно же: тот головой в доме и будет, примета такая. А сейчас было все равно.
Поехали гулять. За стол что-то долго не садились. Музыка, разговоры, бабы суетятся, накрывают. Наташку затормошили подружки, насилу вырвалась. Оглянулась. А который ее жених, Андрей? В церкви она его не рассмотрела. Кто-то из этих трех, разодетых, что гутарят. Один из них увидел, что она смотрит, подошел, вопросительно улыбаясь. Самый щуплый и неприметный.
– Устала, Наташа?
– дохнул бражкой.
– Сейчас за стол уже сядем.
Сам небольшой, а голос рокочущий, где только помещается.
– Проголодалась? Съешь этот пирожок. Самый здесь вкусный.
– Я знаю. Моя бабушка пекла.
– Ну конечно, - он кивнул, улыбнулся и отошел.
Наташка потихоньку выскользнула во двор и скормила пирожок собаке. Подружки ее хватились, со смехом вернули в дом.
Андрея не видно и не слышно на свадьбе. Если только не отвечал кому, тогда голосом рокотал. Но он мало говорил, все больше кивал на поздравления да улыбался шуткам. А вот сестру его Татьянку нельзя было не заметить. Росточка небольшого, но до чего ж шумная, шустрая. Веселилась так от души, что можно было подумать, что это ее свадьба.