Ода абсолютной жестокости

Мужчина садится напротив.

– Меня зовут Лимон.

Смешное имя.

– Нет, – он чувствует мой взгляд. – Правда, Лимон. Это не кличка, это имя.

Он похож на лимон. Кругленький, желтокожий.

– Риггер, – говорю я.

Никакой реакции. Он просто кивает, принимая моё имя к сведению.

Он ест вместе со мной. Просто ест, спокойно и размеренно. В Санлоне только Лосось мог позволить себе подсесть за мой стол.

И я чувствую, как во мне закипает ненависть. Мне казалось уже, что я научился контролировать себя. Ко всему прочему, моя злость в последнее время получила массу каналов для выброса: позавчера я дрался с пограничниками, а два дня назад вырезал целое племя.

Сдержаться, Риггер. Нужно сдержаться.

– Лимон, – говорю я. – А ты бывал в империи Оменескорн?

В его глазах интерес.

– Нет, а это возможно?

– Ну, – я делаю хитрый вид. – Через границу иногда проходят и без документов.

– Правда?

– Я вижу, ты бы хотел побывать там.

Он мнётся, а потом кивает.

– Ага. Хотел бы. Я Фаолан на самом-то деле вдоль и поперёк объездил. А границу никогда не переходил… Боязно нелегально-то.

– Я могу устроить.

Мне нужны друзья здесь. Помимо Марфы.

Лимон стесняется.

– Ну…если….

– Когда мы вернёмся, я тебе обеспечу проезд и документы, – я вру без зазрения совести, – только ты мне сейчас немного расскажи, хорошо?

Он кивает.

– Как в деревне появилась Марфа?

– Не знаю. Я тогда как раз в отъезде был. Вернулся, а она уже здесь.

– В ней есть что-нибудь необычное?

Прямее некуда.

– Ну, – он снова мнётся.

– Давай-давай.

– Она передаёт письма. За границу. Через Стирру, почтаря.

– И всё?

– Ну, всё, в общем. Живёт как живёт. Иногда мужиков меняет. Сейчас одна, но это ты и сам догадался, стражник, – он подмигивает.

Ем кашу, запиваю каким-то сладким напитком с небольшим хмельком.

– Стражник, можно спросить?..

– Давай.

– А что тебе до Марфы? Или это потому что ты с ней…

В его речи слишком много несказанных слов.

– Ничего, Лимон. Это просто не твоё дело.

Как трудно сдержать себя. Ещё несколько минут, а потом я достану нож и перережу ему горло.

Встаю, не доев.

– Невкусно? – в его голосе обида.

– Очень вкусно. Но я не люблю много есть с утра.

– Ну ладно… – он разочарован.

Выхожу на улицу. И нахожу выход из положения.

Встаю по центру дороги. Достаю клинок.

– Эй! – кричу громко. – Кто хочет поучиться обращаться с мечом, – ко мне!

И после этого медленно иду к дому Лиука.

Практически тут же подбегает невысокий крепкий парень.

– Меня, меня научи, стражник!

– И меня!

– И меня!

Через две минуты желающих набирается пятнадцать человек. У десяти находятся клинки. Я осматриваю оружие. Все клинки – одной работы. Простые, но качественные. Никаких филигранных изысков на рукоятях, но сталь добротная, слоёв достаточно, точно клинки делали для профессиональных воинов.

– А кто клинки делал? – спрашиваю я.

– Виркас-кузнец, – говорит кто-то.

– Местный?

– Да наш, тутошний.

Надо будет навестить этого деревенского мастера.

– Кто с мечами – со мной. Остальные могут посмотреть.

На заднем дворе встаю по центру.

– Посмотрим, кто чего стоит. Бить буду насмерть. Кто пройдёт экзамен, того чему-то да научу, остальные будут просто смотреть.

Если я никого не убью сейчас, я буду убивать потом.

Они набрасываются сразу, скопом. Десять человек с клинками. Первые двое не успевают остановить мой удар снизу. Одному ноги отсекает начисто, в ноге второго клинок застревает. Всё-таки непросто сражаться пилой. Увёртываюсь от двух ударов, выдёргиваю клинок и распарываю чей-то живот. Застываю с поднятым оружием.

Они кружат вокруг, но подойти не решаются. Двое корчатся на земле. Удар в живот был смертельным.

– Что ж… – опускаю клинок. – Достаточно.

Добиваю обоих раненых. Меня отпускает. Жажда крови чуть-чуть успокоилась.

– Первый! – говорю я. – Насмерть не буду, не боись.

Выходит тот, кто подходил ко мне первым, невысокий и коренастый.

Держит меч умело, будто и не работал никогда у сохи.

– Учился драться?

– Да, немного. Виркас учил чуток.

– Он всех учил, – добавляет кто-то.

Ничего себе деревенька. Кузнец-мечник. Крестьяне с мечами. Что-то тут не так.

– Как зовут?

– Микта.

– Бей, – говорю я.

Он бьёт, не раздумывая. Сбоку, стремясь попасть по почкам. Я легко парирую удар и двумя пальцами тыкаю его в глаза. Удар останавливаю за полсантиметра.

Микта отшатывается.

– Так не дерутся! – возмущается он.

Я приближаю своё лицо к его.

– Дерутся как угодно, запомни, Микта. Как угодно.

Продолжаю громко.

– Если у вас есть возможность ударить соперника по дых – бейте. Если можно ткнуть его в глаз – ткните. Можете откусить ухо – кусайте. Запрещённых ударов нет и не может быть. Кодекса чести в бою – нет. Я не знаю, чему вас учил этот кузнец. Благородных сражений не бывает. Микта!

Он снова нападает. Точно так же, сбоку. Я проделываю тот же финт.

– Ты видел, что я сделал?

– Да.

– Почему ты повторил тот же удар?

Он мнётся.

– Когда ты бьёшь таким образом, твоя левая рука должна быть готова к отражению атаки. Она не задействована в ударе. Она – для обороны.

Я говорю что-то ещё, говорю медленно, продумывая слова. Говорю так, как мне говорили мои учителя. Как говорил Киронага. Как говорил Файлант. Мертвец и смертный.

Впрочем, я такой же.

Я обучаю их почти до вечера. Мы пропускаем даже обед. Только когда солнце начинает клониться к западу, а вокруг меня столпилась уже вся деревня, я завершаю урок.

* * *

Я ужинаю в доме Марфы. Лиук посмотрел на неё хитрыми глазами, но разрешил накрыть для меня стол. Слово Лиука имеет вес в этой деревне, хоть он и не староста. По-моему, тут вовсе нет старосты.

Марфа сидит напротив и смотрит на меня.

– Она всё такая же? – спрашивает Марфа.

– Какая?