Одержимый

— Здравствуй, Элина, — голос блеклый, безжизненный.

— Вадим, — зажима рот ладонью, чтобы не закричать. — Прости меня! Во что я тебя втянула?

Он оказывается рядом, обнимает. Зарывается пальцами в волосы, перебирая пряди. Дыхание Вадима горячее, неровное.

— Не говори ерунды, любимая моя, — утыкается носов в шею, целует, едва касаясь губами. — Мы все преодолеем, в конце концом, мы можем просто сбежать. Бросить все и уехать, на край света.

— Ты…ты правда готов на это пойти? — отстраняюсь, заглядывая Вадиму в глаза.

— Ради тебя я готов на все!

***

Мы сделали так, как он велел.

Переложили деньги в сумку и отправились на машине Вадима, вместе, до указанного адреса.

У памятника Пушкина, Вадим меня высадил, страстно поцеловав, дальше я шла пешком, вздрагивая от звука собственных шагов.

«Я справлюсь, я справлюсь, — повторяла как мантру, — я должна, ради себя и Вадима!»

Принять входящий с мобильного удалось лишь с третьей попытки.

— Алло, — номер был скрыт.

— Заходи во двор, — на глаза навернулись слезы. Мне было страшно. Так страшно, что казалось, я провонялась страхом, пропиталась им. Каждая клеточка тела, каждый волосок готовы были вопить от страха. — Иди прямо, за детской площадкой сворачивай направо. Иди вдоль забора, только дыру не проворонь, — замираю перед зияющей чернотой дырой в заборе. — Смелее, — чувствую по голосу, что он улыбается. Делаю глубокий вдох, будто собираюсь погрузиться под воду, и ныряю в дыру. Ничего ужасного: передо мной школьный двор. — Вперед, через поле. На той стороне такая же дыра, — оставив за собой забор, замираю. — Во двор, затем направо в арку, — выполняю, но вывернув из арки снова замираю, как вкопанная. В центре двора огромная клумба и новенькая детская площадка, что в прошлый визит, показались мне чем-то инородным. — Дальше ты знаешь, — смешок. Он сбросил вызов.

24.2

Я стояла возле двери, не в силах пошевелиться.

В прошлый раз, когда я была здесь с Вадимом, квартира была пуста. Какова вероятность, что и сегодня в ней никакого не окажется?

Хотя кого я обманываю? Я знаю, что он там за дверью. Я это чувствую. Я его чувствую.

Кладу руку на ручку. Сейчас мои пальцы холоднее металла.

В приоткрытую щель вижу приглушенный свет, а следом слышу голос:

— Смелее. Не забудь закрыть дверь.

Щелчок английского замка громче выстрела.

— Проходи, — в комнате на полу тот же ковер. Бра на полу, едва освещает пространство. Он сидит в кресле. На нем костюм, начищенные до блеска туфли, и широкополая шляпа, полностью скрывающая лицо. — Встань воооот здесь, — небрежным взмахом руки он указал в центр комнаты. — Хочу тебя рассмотреть.

— Я…я принесла деньги, — с трудом размыкаю губы.

— Разумеется, ты их принесла.

Не знаю сколько прошло времени. Я стояла, боясь пошевелиться, сжимаясь под его взглядом. Я его чувствовала, будто он касался меня руками. По щекам текли слезы.

— Расстегни молнию, высыпь деньги на пол. Хочу посмотреть, — расстёгиваю молнию, она поддается не сразу. Банкноты, перевязанные резинками, падают на ковер. — Не так феерично. Может стоило запросить больше? Как думаешь?

— Не знаю. Но деньги здесь, столько сколько вы хотели.

Он меняет позу, медленно, но я вздрагиваю, будто его движения были молниеносными. Отшатываюсь.

— Здесь все деньги.

— Я тебе верю, — делаю шаг назад, поворачиваюсь, с намерением покинуть квартиру, как можно скорее. — Но это не все.

— Не все? — оборачиваюсь.

— На колени, — подчиняюсь. От страха забываю, как дышать. Крик срывается, едва удается заглянуть под полы шляпы. На нем маска. Уродливая. Дыхание спирает. Страшно. Неизвестность страшит. Мужчина, что вальяжно сидит в кресле, широко расставив длинные ноги, тоже страшит. Его маска пугает больше всего. Детская, резиновая. — Не нравлюсь? Ползи, — и я ползу. Тихо поскуливая, глотая соленые слезы. Слышу звук: бряцает пряжка ремня. Сдерживать всхлипы уже не получается. — Заткнись. Заорешь — останешься без языка, — ладонью, в кожаной перчатке, он поднимает мое лицо, крепко, на грани боли, сжав подбородок. — Хочешь снять ее? — качаю головой. — Умная девочка, потому что мое лицо — будет последним, что ты увидишь. Папочка выколет тебе глазки.

Возня. Он расстегивает брюки, приспускает белье. А я не могу отвести глаз от его, светлых, горящих в прорезях маски.

— Поработай, шлюха, — перед лицом оказывается большой, вздыбленный член, увитый крупными венами.

25

— Не… не надо, — всхлипываю. Упираюсь ладонями в его колени, чувствуя давление на свой затылок. Но силы в нем немерено. Лицом касаюсь головки, от чего его член дергается. Он шипит, как от ожога. В тоже мгновение волосы стягивает до боли, запрокидывая мое лицо.

Его глаза холодные и горящие одновременно, сложно определить их цвет.

— Мы можем сделать это по-другому, — низкий, с хрипотцой голос переворачивает душу. — Тебе не понравится. Будет больно, — он обхватывает член рукой и проводит головкой по моему лицу, оставляя мокрый, от смазки, след на коже, размазывая по щекам слезы. — Что скажешь?

А я смотрю в его глаза, боясь даже представить, что он может со мной сделать.

— Я не хочу боли, — всхлипываю, зажмуриваясь.

— Умная девочка. Пососи, — он отпускает волосы, с губ срывается вздох.

Размыкаю губы, а заодно и челюсть.

Касаюсь бархатной кожи, со вкусом моих слез. Робко касаюсь языком, не разрывая зрительного контакта. Жду, когда в глазах блеснут злость, раздражение, отторжение. Но этого не происходит, наоборот, на дне колодцев-зрачков разгорается пламя. Подползаю ближе, наверное, колени красные, от ворса ковра.

Обхватываю губами головку, член снова дергается. Обвожу языком по кругу, его вкус не отталкивает, мгновенно разливаясь на языке, терпкостью.

Скольжу ртом вниз, по крупному стволу. По волосам пробегает волна его дыхания.

— Ледяные, — он дергается, когда я ладонью обхватываю ствол, и тут же слышу стон. Не хватает длинны пальцев, чтобы обхватить член. Я перестала чувствовать страх, все мысли и чувства атрофировались. Кроме одного, пожалуй, стыда.

Ритмично насаживаюсь на его член. В свете бра он блестит от слюны, как леденец. Мужчина часто дышит, все чаще я слышу его стоны, такие будто он делает это, сквозь стиснутые зубы, шипящие, надсадные.

— Что? — через захват волос он прерывает, отстраняет, запрокидывает голову. Из уголков глаз стекают слезинки. Глаза в прорезях злые, горящие.